Волк прыгнул, сбив человека с ног. Тот заорал. Ему на помощь, видно, бросились товарищи — раздался топот ног, крики, хлопки выстрелов. Волк метнулся в сторону, и Хитринка уже не видела, что он делает. Первый стражник лежал на дороге, прикрывая руками голову, но крови на нём вроде не было.

— Парнишка! — крикнул Карл. — Поднимай шлагбаум, живее!

Дверца хлопнула. Хитринка, в тревоге приникнув к решётке, глядела, как Прохвост снаружи крутит ручку, как поднимается в жёлтом пятне фонаря толстая полосатая труба, преграждавшая путь. Когда она встала вертикально, Прохвост бросился назад, а Карл рванул с места, даже дверь захлопнуться не успела. Хитринке с Мартой повезло, что они уже держались за решётку.

Вольфрам поднял крик, хлопая крыльями.

Обернувшись назад, Хитринка успела увидеть побоище, учинённое волком. Двое или трое лежали на земле, они больше не стреляли, ещё один убегал к дому, стоявшему неподалёку от поста. Волк не гнался за убегающим, он просто стоял и глядел ему вслед.

— Верный! — крикнула Хитринка. — Иди сюда!

— Верный, догоняй! — завопила и Марта.

И зверь услышал. Развернувшись, он помчал вдогонку. Вот только болтающиеся дверцы, почти смыкающиеся порой, мешали ему запрыгнуть.

Наконец, улучив момент, он влетел внутрь, с ужасным скрежетом проехавшись боком по дверце. Фургон даже присел от такого прыжка.

— Что творите! — завопил Карл. — Сидите тихо и не дышите там!

— Ой! — негромко сказала Марта, глядя на дорогу сквозь решётку.

Хитринка повернулась и увидела тоже.

Прежде это от неё прятала ночная мгла, все тайны которой не мог раскрыть короткий свет фонарей. Земля в этом месте была совсем исковеркана — по правую сторону она задиралась вверх, а по левую резко уходила вниз. И между правой и левой половинами дрожала тонкая лента дороги, спускаясь ниже и правее. Между машиной и бездной было лишь хлипкое, ненадёжное ограждение.

— Я тут, может, всего раз и проезжал прежде, — процедил сквозь зубы Карл, крутя руль. — Мерзкое местечко, не зря зовётся Пастью Зверя. Права на ошибку нет, внизу нас сразу пережуют зубья скал. Помню, здесь есть два или три внезапных поворота. И ход не сбросить, проклятье! У нас уже скоро все Лёгкие земли будут на хвосте. Молитесь, в общем, Хранительнице…

Заскрежетали тормоза, фургон припал, как зверь, к земле, накренился вправо — слышно даже было, как задел скалу — и миновал поворот. Дальше путь пошёл в гору.

— Ещё бы сообразить, как Каверзу найти, — продолжил Карл. — Шахтами весь север изрыт, и он не мал. Придётся расспрашивать местных, кабы ещё… Держись!

Машина, завизжав колёсами, вильнула вправо, а дальше Хитринке показалось, что они всё-таки сорвались и падают. Ноги оторвались от пола. Одной рукой держась за решётку, второй она крепко обняла Марту, а что делать дальше, совсем не знала. Ворон взлетел, задев её крыльями, и даже волка подбросило вверх, но затем он с грохотом приземлился.

Наконец Хитринка сообразила, что это не падение, а очень крутой спуск. К тому моменту она вся взмокла от страха. Чудо ещё, что не орала, не пришлось краснеть от стыда. Хотя самое плохое, кажется, ещё не кончилось: судя по скрежету, Карл не отпускал тормоза, только вот фургон всё несло вперёд. За решёткой мелькнуло бледное встревоженное лицо Прохвоста.

— Держитесь? — крикнул он.

— Да, кажется, — ответила Хитринка.

— Карл, поворот, поворот!

— Да вижу, болван, чего в ухо вопишь!

Их закрутило, и Хитринка отчётливо слышала треск ограждения и видела, как повисло над бездной заднее колесо. В этой бездне под тусклым лунным светом, пробивающимся сквозь туманные облака, ворочалось что-то живое. Но оно не получило добычу, не сегодня! Ход выровнялся, Карл захохотал победно, и дальше они поехали спокойно.

— Вот здорово! — засмеялась Марта. — Я как будто летала!

— Чему радуешься, дурёха, мы же чуть не погибли, — проворчала Хитринка.

Она села на бочку. Руки так тряслись, что от этого даже делалось смешно, и одновременно хотелось плакать. Хитринка подумала, что вовсе ей не по душе эти приключения, и она не из тех, кто станет гордиться подобным. Страшный сон — вот что всё это такое, и раз так, она хотела бы проснуться.

Мастер Джереон допытывался, о чём хвостатый говорил с правителем, но тот не проронил ни слова.

На этот день о них будто забыли, даже не приносили обед и ужин, но то, что случилось потом, было хуже кошмарного сна.

Утром следующего дня дверь распахнулась, но вопреки ожиданию, пришли не разносчики завтрака.

Первым в помещение вошёл человек, которого хвостатому прежде видеть не доводилось. Судя по виду мастера, и тому гость не был знаком. Следом зашли стражи и сам господин Ульфгар.

Одного из сегодняшних спутников правителя Ковар знал в лицо: тот бывал у них в мастерской. Оба раза заказывал портсигар с обнажённой танцующей дамой. Мастер тогда говорил — не при заказчике, конечно, — что это пошлость, но если за такое хорошо платят, то не ему осуждать вкусы людей.

— Помилуйте, господин Ульфгар! — выпалил мастер Джереон, вскакивая со стула. — Неужто наша работа плоха? Молю, отпустите хотя бы мою дочь!

— Плоха, хороша — предстоит ещё разобраться. Прежде чем я сам лягу на этот стол, — указал правитель на тот самый стол с ремнями, смутивший Ковара, — работу должен испытать кто-то другой. Мне мало знать, что сердце долго бьётся без ключа. Я хочу видеть, что оно не хуже моего собственного. Хочу знать его силу.

Мастер отшатнулся.

— Я больше не могу в таком участвовать, — прохрипел он, — и того раза хватило… Позвольте больше не смотреть!

— А ты и не будешь, — кровожадно усмехнулся господин Ульфгар. — Мне ни к чему два мастера, хватит одного. На стол его!

Хвостатый замер, ноги его словно приросли к полу. Будто во сне, он смотрел, как кричит и бьётся его наставник в руках стражей, как обмякает он, когда лицо его накрывают смоченной чем-то тканью. Впоследствии он не раз себя упрекнёт, что ничего не сделал, хотя и будет каждый раз понимать, что сделать было ничего нельзя.

Не сразу Ковар расслышал, что правитель обращается к нему.

— Твой мастер ещё поживёт, как ты и просил, — усмехнулся господин Ульфгар. — А теперь помоги затянуть ремни. Заодно посмотрим, хорошо ли ты умеешь исполнять приказы.

Всё закончилось к вечеру. Мастер Джереон пришёл в себя, и его увели. Правителю хотелось посмотреть, какие нагрузки способно выдержать новое сердце.

Хвостатый выбежал наружу, не в силах ни минутой дольше оставаться в мастерской, где пахло кровью и смертью, упал на колени у стены, и его долго и бесплодно выворачивало.

Только к середине ночи, продрогнув, он осмелился войти внутрь. Взяв тряпку и зачерпнув воды из бочки, долго оттирал поверхность стола, пол, брошенные в беспорядке инструменты. В этот момент он был сам себе противен, и казалось хвостатому, что при взгляде на него любой теперь распознает труса и предателя. Не хотелось жить, не хотелось видеть Грету — как после такого глядеть ей в глаза? То, что он совершил, хуже убийства. Хотя ему и делать-то почти ничего не пришлось, но он был там, был и не вмешался, ничего не изменил, не предложил себя вместо мастера. До чего же он был мерзок сам себе!

Утром о нём вспомнили. Двое приволокли волка, поставили неподвижного зверя у печи. Третий опустил на стол тарелку с жидкой кашей.

— Господин Ульфгар сказал, ты знаешь, что делать, — впервые за всё время проронил стражник.

Затем трое вышли, а хвостатый долго ещё сидел, не шевелясь, с ненавистью глядя на механического зверя. Но вот наступил момент, когда он вздохнул, поднялся и шагнул к столу.

Ковар не знал ещё, что будет делать. Беседуя с правителем, он хотел лишь выгадать время. Надеялся, если их отпустят, Эдгард поможет спрятаться. А там, как знать, вдруг да и получилось бы вытащить из дворца пернатого или его дочь, бежать в третий мир или добыть древесину лозы. Но сейчас уже ничего не выйдет, всё пропало. Он никогда не сумеет спасти мастера.