За один этот день Ковару не жаль было и расстаться с жизнью. Он уходил в вечерних сумерках, со смехом выскользнув в заднее окно, как ночной вор, и напоследок получив ещё горячий поцелуй. Он шёл задворками, где сроду не было фонарей, а под боком шумел канал, и был совершенно пьян от счастья.

Его уносило куда-то высоко, в синие облачные небеса, над светом фонарей, над похрустывающим снегом, над встречными прохожими. Все горящие витрины, хлопающие двери лавок, из которых вырывался пар, голоса людей, гудки экипажей и шум колёс — всё это было лишь обрамлением той бескрайней радости, в которой он купался.

Он пришёл в себя только в мастерской, наткнувшись на тревожный взгляд Эдгарда.

— Где тебя носит, мальчишка? — прошипел тот. — Я не могу столько ждать, не вызывая подозрений! Дело есть.

И хвостатый ощутил, как его стремительно тянет вниз, вниз со сверкающих небес. Будто и не было этой чистоты, этого хрупкого короткого счастья, этого зимнего дня.

— Что за дело? — спросил он, сдвигая брови.

Хитринка опомнилась, лишь когда зазвучали выстрелы. После первого на землю с коротким стоном осел один из людей правителя. Двое других почти одновременно выдали залп, но, видимо, промахнулись. Сорвавшись с места, они кинулись вдогонку за тем, кто стрелял в них первым.

Не помня себя от страха, Хитринка пробралась к запертой двери и потянула, раскачивая, тяжеленный тугой засов. Он не спешил поддаваться. Над головой сиял фонарь, усиливая тревогу. Хитринка всей кожей ощущала, что она как на ладони, что погляди кто сюда, он тут же уложит её одним метким выстрелом, а проклятый засов не шевелился!

Осмелившись, Хитринка потянула к себе ружьё упавшего стражника. Оно лежало у человека под грудью, всё ещё зажатое в мёртвой руке, и пришлось наклоняться близко, так близко, что отчётливо стал ясен металлический запах крови, что колено опустилось в тёмное пятно, расползающееся по земле. Потащила — ружьё поддалось легче, чем засов.

А затем она встала на носки и с трёх ударов разбила фонарь.

Отбросив ненужное теперь ружьё, дёрнула засов. Он шёл медленно, с мерзким скрипом, и наконец вырвался весь. И только когда изнутри выстрелили, Хитринка запоздало сообразила, что не дала Карлу понять, кто выпускает его на свободу.

— Не надо! — только и пискнула она, вся сжимаясь в комок.

Её тут же подхватили крепкие руки. Они ощупывали и вертели, стремясь убедиться, что всё в порядке.

— Девочка, да как же так!.. — бормотал Карл. — Я и не подумал! Ты цела? Цела? Ответь мне!

Волк вился рядом, Хитринка ощущала, как он тычется ей в ноги, тепло дышит. Затем развернулся и махнул в темноту, лишь шлепки тяжёлых лап, падающих на землю, указали, в какую сторону.

— В-всё хорошо, кажется, — ответила Хитринка. — А у других — не знаю. Мы помогли Каверзе, но она сейчас уводит стражников. С ней был человек, раненый, Прохвост повёл его к машине, и больше я их не видела. И Марта должна была ждать на холме, надеюсь, послушалась.

Руки Карла дрожали на её плечах.

— Повезло, что ты коротышка такая, — всё ещё взволнованным голосом сказал он. — Я в голову метил, любого другого бы точно уложил. Так…

Отпустив её, он наклонился, обыскивая лежащее на земле тело.

— Ружьё ищешь? — догадалась Хитринка. — Вот оно, в стороне. Я фонарь им разбила.

— Возьми, — приказал Карл. — Держи вот так. Чтобы выстрелить, нажми сюда. Стреляй только в крайнем случае, в самом крайнем, поняла?

Хитринка кивнула, надеясь, что самый крайний случай не настанет никогда.

— За мной, — коротко бросил Карл.

Они шли вперёд между домишек. Похоже, все дома были брошены, и в этом посёлке оставались только стражники. Ведь никого, кроме людей с оружием, здесь не встречалось. Наверное, раз шахты перестали работать, держать лишних стало ни к чему.

— Осторожно, — сказал Карл, а затем перешагнул через что-то, лежащее на земле. Это оказалось ещё одно тело. К счастью, не Каверзы и не Прохвоста.

Издалека донеслись крики, звуки выстрелов, опять крики. Карл перешёл на бег, и Хитринка заспешила за ним.

Она долго ещё жалела, что так торопилась.

Четверо пытались остановить волка, а он — он вёл холодную, отточенную пляску смерти. Выстрелы были ему нипочём. Прыжок — и падает один из четверых, пытаясь зажать растерзанное горло, и слышится бульканье. Удар, сминающий рёбра — и второй складывается пополам, хрипя, не в силах вдохнуть. Поворот — и третий медленно опускается, как ватная кукла, а за мордой волка тянется, тянется чёрная лента крови.

— Не гляди! — поздно спохватился Карл, прижимая Хитринку к груди. Но даже так, тесно прижатая, она видела, продолжала видеть всё.

— Всё кончено, — прозвучало над головой.

И что-то твёрдое ткнулось под колени, что-то тёплое и влажное. Это зверь, выполнивший работу, желал, чтобы его похвалили, ластился, как пёс.

— Верный! Ах, пресвятая Хранительница, Верный! — раздался вскрик Каверзы. — Так вот с каким волком! Дурёха, что же ты мне не сказала! Я думала…

Но это было уже слишком для Хитринки. Утомлённая тревогами последних дней, голодная, невыспавшаяся, эти последние удары она уже не могла снести, а потому позволила себе, наконец, погрузиться в блаженную тьму.

Когда она очнулась, вокруг по-прежнему была тьма. Впрочем, маленький огонёк в этом мраке всё же мерцал: горела свеча.

Тёплый свет озарял лица сидящих за столом. Там были Карл, и Каверза, и Марта, и даже тот незнакомец, который болезненно морщился. Не хватало только одного.

— Прохвост! — вскричала Хитринка, пытаясь подняться, но её тут же кто-то придержал.

— Тут я, тут, — произнёс знакомый голос.

Над ней склонилось родное лицо, и она, наконец, сообразила, что лежит у Прохвоста на коленях.

— Ну и напугала же ты меня, сестрёнка! — сказал он без улыбки. — Ты как?

— Не знаю, — честно ответила Хитринка, прислушиваясь к своим ощущениям.

— Пусть сядет за стол и поест, — окликнула их Каверза. — Давай, тащи её сюда!

Сама Каверза, несмотря на потрёпанный вид, так и сияла. Она поглаживала Вольфрама, льнущего к её щеке, а рядом с её ногой угадывался силуэт Верного.

— Ах ты, мой старый дружочек, — нежно сказала она, протягивая ворону что-то из своей тарелки. Тот с удовольствием взял.

Хитринка подошла к столу. Прохвост вёл её, будто стеклянную. Карл придвинул стул, Каверза толкнула к ней тарелку с хлебом и рыбой.

Хлеб пах так, как пахнет только свежая выпечка, и от рыбы тянуло ещё печным дымком. Хитринка прислушалась к себе, воскресила в памяти недавние воспоминания. Но они, похоже, притупились и не помешали аппетиту проснуться. Так что она решительно отломила кусок хлеба и сунула в рот.

— Не могу поверить, — покачала головой Каверза, — что Эдгард таил это от меня. От меня! Он врал, будто волка переплавили при нём. О чём ещё мог врать этот скользкий тип?

— Ты же не думаешь, что… — осторожно начал Карл.

— А что, если так? — стукнула кулаком по столу Каверза, и глаза её вспыхнули. — Что, если так? Если бы он был жив, как ты думаешь, где бы он мог оказаться? Где его могут держать?

Хитринка поглядела, нет ли чем запить хлеб. Она встретилась глазами с незнакомцем. У него был хороший, открытый серый взгляд.

— Арно, — улыбнулся человек, придвигая ближе к ней кружку. При этом поморщился — видно, даже небольшое усилие причинило боль.

— Хитринка, — представилась и она, как следует прожевав еду и запив водой.

Между тем Карл вышел из себя.

— Где, где! — заорал он и стукнул кулаком ещё сильнее. — На том свете, вот где! Ты чокнулась, совершенно свихнулась, обезумела! Я и не думал, что всё настолько плохо! Посмотри, в кого ты превратилась! Что ты делаешь? Ты думаешь, этого бы он хотел? Чтобы ты стала такой?

Губы Каверзы задрожали.

— Да, он был бы рад, — твёрдо, тем не менее, сказала она. — Ему не нравился существующий порядок. Не нравилось, что наш народ живёт, как помойные крысы, а ещё больше не нравилось, что они смирились с этим! И он бы боролся, если бы мог. Он бы боролся! Это ты, трус, сидишь в своей норе, ты умер уже давно, и потому тебе плевать, что за участь ждёт других. А я если и умру, выполняя своё дело, то хоть буду знать, что не зря!