Ньевес села на тот же самый диван, с другого края. И посмотрела на меня самым невинным взглядом.

– Итак, Сандра, насколько я понимаю, это не визит вежливости?

– Нет. Отец сказал мне, что ты беременна?

– Тебе? Почему – тебе? – сощурилась она. – Тебе не кажется, что уместнее было бы прийти твоему брату? Вообще-то, мне кажется, или ваша привязанность друг к другу не совсем здоровая?

– Тебе кажется. Ньевес, мы мало знакомы и вряд ли сойдёмся ближе. Но скажу, как думаю – ты никогда не будешь счастлива с Энджелом. Ты молода и красива. Что является большим бонусом – ты богата. Найти парня, которого можешь окрутить вокруг своего хорошенького пальчика, и все будут счастливы.

– Мне стоит притворяться, будто я верю в то, что ты обо мне беспокоишься?

– Не обязательно, – мотнула я головой.

– Отлично. Видишь ли, Сандра, всё дело в том, что я не хочу другого парня. И беременна я не от кого-то другого, а от твоего брата. Так что… полагаю, мы всё сказали друг другу и разговор можно считать завершённым?

Да! Маленькая испаночка – девочка с характером. Избалованна и привыкла получать, что хочет: плюшевых мишек, куколок Барби с Кеном, бриллианты, машины класса-люкс. Понравившегося парня.

– Мною движет вовсе не забота о тебе, и всё же я говорю тебе вполне искренне – нельзя заставить мужчину чувствовать к тебе что-то, если он тебя не хочет.

– С чего ты взяла, что знаешь, что ко мне испытывает твой брат?

– Потому что я его знаю, Ньевес. В данный момент Энджел увлечён другой и увлечён серьёзно.

– Он всегда кем-то увлечён. Мальчики, девочки. Твой драгоценный брат просто шлюха.

– Значит, ты готова от него отступится?

– Я этого не говорила. Да и с чего бы мне это делать? Энджел мне нравится, я хочу его. Этот союз одинаково выгоден нашим кланам. А ему всё равно, с кем спать.

– Неужели тебя устроит подобный брак? Где ты заранее уверена в том, что муж тебя не любит?

– Многие живут без любви.

– Да. Только замуж они выходят не за проклятых отпрысков Элленджайтов! Я хочу, чтобы ты знала – по доброй воле брат на тебе не женится. А если его припрут к стенке, он сделает и твою жизнь невыносимой.

– Возможно. Но, если ты не возражаешь, мы сами разберёмся со своей жизнью. А сейчас, прости, но у меня дела. Была рада поболтать.

Вот стерва!

Хотя, будь я на её месте, наверное, встретила бы посланника вроде меня не лучше. Впрочем, я бы никогда не оказалась на её месте. Какой бы я не была, но навязываться людям против их воли мне не свойственно. Я человек гордый.

– Что ж? Я хотя бы попыталась. Ты пожалеешь, что не услышала меня сегодня. Пока есть время – просто обдумай всё ещё раз.

Я делала эта для Энджела. Стояла перед глупой самовлюблённой девчонкой и едва ли не умоляла её не рушить брату жизнь.

Хотя у меня и самой-то не было уверенности в собственной правоте? При других обстоятельствах я бы никогда не полезла в чужую жизнь. Но единственное, что могло остановить Рэя это отказ Ньевес выйти за моего брата. А она этого делать не собиралась.

И круг замкнулся. И счастливого финала ни для кого не оставалось.

– Спасибо за совет.

Меня поблагодарили тоном, которым обычно и награждают всех непрошенных советчиков.

Я покинула дом испанки с тяжёлым сердцем. Как ни старалась, не могла придумать ничего, чтобы могло бы изменить ситуацию к лучшему. Единственное, что придумала – это предупредить Энджела. Видеться с братом мне не хотелось. Я чувствовала себя вымотанной бесконечными разговорами по душам на серьёзные темы. Всё, на что меня хватило, это СМС: «Ньевес беременна. Её отец настаивает на свадьбе. Рэй сопротивляться не склонен».

Отправив сообщение, я какое-то время просто сидела на лавочке в парке. То ли дышала свежим воздухом, то ли ждала ответа. Которого так и не пришло.

Я сделала всё, что могла? Так почему не оставляет мысль о том, что этого недостаточно?

Сообщение от сестры пришло как раз вовремя. Аккурат перед тем, как Энджел вошёл в ресторан, где Рэй пожелал встретиться. Если бы знать об этом чуть-чуть заранее, может быть, он вообще-бы не поехал? Хотя что бы это изменило? Современной истории не известны случаи, когда кому-то удалось бы избежать нежеланной встречи с Кингом, если тому пришла фантазия подцепить вас на крючок.

Это должно было случиться. Счастья на земле не бывает. По крайней мере, Энджел в него точно не верил. Вот удовольствие, запретное или посильное, острое или едва уловимое, болезненное или приятное – удовольствий в мире было много, всех цветов и оттенков. Игры, пороки, победы и манипуляции. И бесконечная похоть – вот то, из чего состоит жизнь. А счастье – спокойное, тихое и размеренное, как течение воды в реке, – разве такое счастье возможно?

Ирис… его ангел с мечом, призванный в его жизнь, чтобы заставить расплатиться за многочисленные грехи.

Нет, Энджел на самом деле не считал Ирис ангелом. Она была слишком вздорной и амбициозной, иногда даже стервозной. С другими он мог это наблюдать. А ещё она была сильной. И чистой. За всё то время, что они провели рядом, ни один её поступок не вызывал у него презрения или отвращения, и даже её недостатки казались милыми.

Было ли дело в том, что Ирис была лучше других? Или всё дело в том, что у неё были самые необыкновенные, красивые глаза цвета фиалок, глядя в которые он готов был стать лучшей версией самого себя.

Готов был? Или хотел поверить? Но так или иначе за месяц, что они прожили рядом, бок о бок, он впервые не спал со всеми подряд. И это не было жертвой. Ему просто не был нужен никто другой – в одной женщине вдруг оказалось возможным найти всё то, что раньше разлеталось, как мозаика, на части.

Впервые не нужны были манипуляторные или ролевые игры, стимуляторы, афродозиаки. Впервые ему достаточно было того, что человек, женщина, просто был рядом. И это не раздражало. Ему не хотелось поставить между ними стену. Не приедались её прикосновения, улыбки, взгляды.

Энджел боялся накосячить и всё испортить. Он знал себя и… боялся своих демонов. Но те спали. Тело терзала боль, потому что с каждым днём он сводил наркотическую дозу при приёмах, и ломка была довольно сильной. Но это было единственным дискомфортом.

Демоны спали.

Ему хотелось возвращаться в домашний уют, который вдруг обрела его прежде холостяцкая берлога. Хотелось заботиться о ней. Хотелось, чтобы Ирис была счастливой. От этого он сам получал радость. И радость эта была чистой, ничем не замутнённой – как небо в майские дни, как вода в ключе, как первовыпавший снег.

Энджел был счастлив. И знал, что счастье скоро закончится. Потому что счастья на свете не бывает. По крайней мере – с ним.

Он боялся, что сделает что-то такое, что всё испортит. Заставит Ирис презирать или ненавидеть его, потому что, на самом деле, он это понимал и отдавал себе в этом отчёт – он нехороший человек. Даже сильным и смелым его назвать можно было вряд ли. Его пороки слишком укоренились, рано или поздно соблазн возникнет, он не сможет ему противостоять, она его не простит и всё рассыплется, как карточный домик с порывом сквозняка.

Именно так Энджел представлял конец своего счастья. Именно этого боялся. Именно этого старался избежать любой ценой.

Он не хотел причинять своей Фиалке боль. Даже больше, чем быть счастливым самому, он хотел, чтобы счастлива была она. Иногда, реже, чем о себе или о своей девушке, он думал о ребёнке, который должен был родиться.

Энджел ни во что не верил. Бог? Аллах или Иисус? Смешно! Но лёжа рядом с Ирис на кровати, прислушиваясь к её дыханию, он молился, сам не зная, кому, чтобы была девочка. Дочь. Похожая на свою красавицу мать, вскружившую ему голову, а не на их проклятое племя – чтобы ничего в будущем младенце не напоминало бы его, его братьев-любовников, или ненавистного отца, в которого, в глубине души, он всегда быть чуточку влюблён и которого не уставал ненавидеть. Мечтать стать похожим на него. Бояться походить – так много чувств, как лавы в жерле вулкана. Так сложно контролировать свои эмоции.