– Где она, эта модель? В каком космосе ее найдешь?… – сказал Янка.

– Думать надо, – ответил Васька с ноткой самодовольства.

– Ты думал? – быстро спросил Гелька.

– Думал. Поезд, который идет на станцию Мост.

Сначала все молчали. Потом Листик удивленно спросил:

– Какой мост?

– Подожди, Огонек, – сказал Гелька.

Они стояли на крыше тесной кучкой, Васька – посередине. Он был теплый, как походная печка.

– Этот поезд идет через три пространства, – медленно проговорил Янка. – А может быть, и больше… И всегда в одну сторону… Да, это кольцо.

– Разве он не идет обратно, когда приходит на станцию Мост? – спросил Гелька.

Янка помотал головой.

– Нет станции Мост. Никто ее не видел.

– Есть, – важно сказал Васька. – Только она растянута по всему кольцу. Вся рельсовая дорога – это станция Мост. Дело не в поезде, а в самом рельсовом пути. Он и есть кольцо.

– Значит, что? – Янка-Денек выпрямился по-боевому. И Гельке показалось, что где-то заиграла музыка «Восстание». – Будем рвать рельсы?

– Где? – спросил Гелька.

Васька сказал:

– Станция растянута, но Мост все-таки есть.

– Ой… – прошептал Листик-Огонек. – Это, значит, тот, где свалка?

Первый раз они увидели Мост в августе. Был вечер с яркой круглой луной. Пришло уже время отправляться домой – до этого они долго лазили среди старых автомашин, сломанных холодильников, стереовизоров, ржавых труб и батарей отопления. Нашли много интересных непонятных штук и разных деталей для Васьки, который еще не был готов. Листик сильно расцарапал руку, и Гелька сказал, что надо зайти к старухам: промыть и перевязать. Они, конечно, будут ворчать, но ничего не поделаешь.

Старухи жили в жестяных кибитках на краю свалки. Жили тесно, в пыли и ржавчине, поэтому их, наверно, и звали ржавыми ведьмами. А может, и потому, что они вправду были немного колдуньи.

Высокая седая ведьма с замотанным горлом – Эльвира Галактионовна – в самом деле заворчала на ребят. Но ворчала недолго. Смазала чем-то холодным и шипучим царапины Листика, и они тут же затянулись. Потом она сердито сунула Листику, Янке и Гельке по горсти слипшихся леденцов и прохрипела:

– Теперь, молодые люди, гуляйте-ка домой. У нас тута свои дела, неча на наши старушечьи забавы глядеть. Полнолуние нонче, бабки танцевать будут, так что оревуар…

– Спасибо, до свиданья, – по очереди сказали все трое. Но когда вышли из ведьминого жилища, Гелька прошептал:

– Посмотрим?

Они еще никогда не видели, как танцуют ржавые ведьмы, только слышали об этом от робота Еремы, Васькиного отца.

Прячась за грудами лома, они пробрались к «танцевальной площадке». Это был пустырь на южном краю свалки. Он зарос татарником и белоцветом. Там и тут среди сорняков торчали бочки из-под смазки и бензина.

Ребята притаились. Ведьмы ковыляли к бочкам. Подолы широких цыганских юбок цеплялись за татарник и белоцвет. Под луной тускло искрились пластмассовые бусы. Ведьм было шестеро. Каждая, подойдя к бочке, замирала, странно вытягивалась, потом, будто ее подбрасывали снизу, подлетала и вскакивала на круглое железное дно. Бочка отвечала гулким ударом.

– Что это они? – прошептал маленький Листик. Он был на свалке первый раз и немного боялся.

Гелька тихо ответил:

– Не бойся… Ничего такого, они же ведьмы.

…Никто не знал, откуда ржавые ведьмы взялись и зачем живут на свете. Ходили слухи, что давным-давно на месте свалки был цыганский табор и старухи остались здесь с тех незапамятных времен. Была также сказка, что когда-то свалкой правил, как король, тощий ржавый старик – то ли колдун, то ли сумасшедший. Он говорил, что со временем весь мир превратится в свалку ржавого железа и ему, старику, придет пора править этим миром. А ведьмы станут ржавыми придворными дамами… Рассказы эти, скорее всего, были сплошные фантазии…

«А может быть, старик был из тех?» – подумал Гелька, прячась за мятой автомобильной дверцей. Ему тоже стало жутковато. Но тут же он вспомнил, что старухи никогда не делали зла мальчишкам (если не считать ворчанья)…

Старухи замерли на бочках. На фоне лунного неба они казались статуями из заброшенного парка. Вдруг одна ударила каблуком. Ей ответила другая. За ними топнули сразу несколько. Еще, еще… Удары каблуков по гудящему железу перешли в рассыпчатый грохот, но тут же в грохоте пробился четкий ритм. Рубленая мелодия какого-то быстрого и дерзкого танца. Ведьмы запрокидывали разлохмаченные головы, угловато выбрасывали руки, ломались в талии, юбки метались вокруг них, а железный ритм гремел над пустырем…

– Во рубят, – прошептал Янка. – На три четверти…

Танец ржавых ведьм гулко стучал, рокотал и рассыпался под зеленым лунным небом. Постепенно он стал казаться не таким громким. Зато узор его ритма сделался сложнее, красивее. Сквозь гулкие удары пробивалась россыпь мелких тактов, они переплетались, обгоняя друг друга… Потом в танец проник посторонний, пришедший издалека гул.

Это был нарастающий шум поезда. Старого поезда, какие до сих пор бегают на дачных линиях. Они мчатся по рельсам с деревянными шпалами и гремят колесами на стыках. Откуда он мог взяться? Поблизости не было рельсовых путей.

Гелька, Янка и Листик запереглядывались. В это время за пустырем, в сотне метров от пляшущих ведьм, возник в светлом от луны воздухе черный мост. Громадный, похожий на великанские ворота. Это был мост без начала и без конца. Его края терялись, таяли в воздухе – неясные и размытые. И вот на одном таком краю возникла голова поезда – допотопный локомотив с прожектором впереди и клочкастым шлейфом дыма над топкой. Паровоз выскочил на мост из ничего и потянул из этого ничего черные вагоны – с площадками сзади и спереди, с неяркой цепочкой оконных огоньков…

Это был не мираж. В земле отдался дробный гул колес, прилетел запах угольной гари.

А танец ржавых ведьм гудел и рокотал, будто ничего не случилось.

…Взрослые, когда сталкиваются с непонятным, порою пугаются и делают вид, что ничего не произошло. Ничего, мол, такого нет. Нет – вот и все. Гелька, Янка и Листик так не могли. На следующий вечер они устроили засаду на южном краю пустыря, в зарослях бурьяна и «бабкиных бус». И опять плясали ржавые ведьмы, и опять возник мост. На этот раз совсем рядом с ребятами.

– Бежим! – скомандовал Гелька, хотя было страшно. И они помчались к мосту, и, как всегда, сухие ягоды «бабкиных бус» хлестко лупили их по ногам.

Опоры моста были сложены из бугристых глыб – чешуйки слюды в граните искрились от луны. Гелька потрогал камень. Гранит был влажный и холодный. В щели между глыбами были вбиты ржавые скобы – они лесенкой уходили вверх, к огороженному тонкими перилами полотну. Высота была большущая – метров тридцать. И на этой высоте с нарастающим и угасающим гулом снова прошел поезд.

– Еще одна загадка Старогорска, – сумрачно сказал Гелька. – Что-то они мне уже надоели.

А ведьмы плясали.

Прошло полминуты, и мост исчез – мгновенно, без колыхания воздуха, без единого звука. Прямо тут, рядом, только что был и сгинул. И казалось невероятным, что он сию минуту поднимался над головами – громадный, прочный…

…На следующий день Гелька спросил Эльвиру Галактионовну. Небрежно так спросил, будто о пустяке.

– А что это за мост появляется по вечерам? Да еще с поездом…

– Подглядывали небось за нами? – неласково отозвалась Эльвира.

– Да нет. Просто когда шли со свалки, посмотрели назад, а там мост…

– Подглядывали, подглядывали! – сказала другая ведьма – толстая и довольно добродушная Таисья. – Все им знать охота… Да и пущай. Мост как мост, мы и сами не поймем зачем… Как большая луна да как мы пляшем, он и выскакивает не поймешь откудова. Ну и ладно, нам-то что…

– Может, какое-то явление резонанса? – прошептал Гельке Янка.

– Чего-чего? – подозрительно спросила Эльвира. – А ну, брысь отсюда…