– Откуда они все-таки взялись?… – вздохнула Данка.

– А я знаю, – сказал Алька. – То есть… Ну, мне так представилось… Вот стоит город, живут в нем люди, все нормально, и вдруг взрыв! Тот большой взрыв, бомба, которая расколола планету…

– Знаешь, Алька, если планета раскололась, то гораздо раньше этого взрыва, – перебил Яр. – Еще в очень давние времена…

– Ну, может быть. Я не про то… Вот взрыв! И люди все погибли, а вот эти… они были просто манекены в магазинах… они ожили от атомных лучей. И решили, что теперь наступила их пора хозяйничать. Наверно, подумали: раз люди такие бестолковые, что сами себя сжигают…

– Как же эти манекены сделались такие сильные и ничего не боятся? – возразила Данка.

– Они боятся, – сказал Чита. – Цифры пять почему-то боятся. Яра боятся, Игнатика… боялись… И еще многого, только мы не знаем.

– Боятся заходить в Город, – вспомнил Яр.

– Говорят, после большой войны была еще одна: между левым и правым берегом, – сказала Данка. – Вот с той поры люди и не любят переходить реку, хотя давно никаких войн…

– А при чем здесь Город? – не понял Яр.

– Город тогда очень долго сопротивлялся осаде. Все люди в нем погибли, но взять его чужие солдаты так и не смогли. Не знаю почему… Но опустел он не тогда, а позже.

– Не совсем опустел, – сказал Яр. – Все-таки он живой.

– А не уйти ли нам всем туда? – спросила Данка вполне серьезно.

– А мама? – сказал Алька. Покраснел и испуганно посмотрел на Данку. Она слабо улыбнулась.

– Про Город есть сказка, – заговорил Чита. – Будто в него ушли барабанщики. Мальчишки вроде нас. Когда лицей горел и повстанцы отступали, барабанщики остались их прикрывать…

– Кто же оставил их, самых маленьких? – спросил Яр.

– А кого они спрашивали?… Они стояли шеренгой и барабанили все марши, которые знали. И враг этих маршей боялся и не мог подойти…

– Какой враг?

– Не знаю… Но он боялся. А когда марши у ребят кончились, налетел сильный ветер, просто ураган, и все окутал пылью. И барабанщики исчезли в этом вихре. Говорят, они сами превратились в ветерки и живут теперь в Городе… Яр, ты их не встречал?

– Встречал, пожалуй, – сказал Яр.

Алька вздохнул, закутался в куртку по уши и тихо проговорил:

– А может, Игнатик тоже стал ветерком? Улетел от тех и стал…

– Ну и что хорошего? – печально спросила Данка. А Чита сказал:

– Ветерки, они хорошие. Только что они могут?

– Многое могут, – как бы заступаясь за Игнатика, сказал Яр. – Корабли гонять, пожар раздуть. А если вместе, они – ураган.

– Раздуть пожар могут, – тихо проговорил Чита. – А маленькую свечку зажечь не смогут. Это может только живой Игнатик… Яр, ты уверен, что Тик умер?

Яр вздохнул. Он знал, что ребята не верят. Точнее, не совсем верят. Но надо было отвечать честно.

Яр сказал:

– Я был на его могиле.

И снова тоской сдавило сердце: «Игнатик Яр…»

За окнами темнело и шелестел ветер. Снег не кончался.

Данка поднялась и сказала, что надо думать об ужине. Как народ отнесется к макаронам с консервами?

Народ отнесся положительно.

– Вот и отлично. Потому что все равно больше ничего нет. Даже хлеба… Вадик, ты сходишь в булочную?

– Мы сходим с Яром, – сказал Чита.

– И я! – подскочил Алька.

– А ты разденешься и залезешь под одеяло. И никуда не сунешься до завтра. Смотри, все еще трясешься…

– А мама что скажет?

– Я зайду, предупрежу ее, – пообещал Чита.

– Сговорились… – пробурчал Алька. Но послушно отдал Яру куртку.

Чита сказал Данке:

– В ближней булочной хлеба наверняка нет. Мы пойдем на Тополиный спуск, но там, конечно, очередь. Не волнуйтесь, если мы задержимся.

– Лучше идите на Южную. Это дальше, зато там народу меньше.

– Пожалуй, – согласился Чита и глазами показал Яру на блик.

Яр понял. Приладил тяжелый излучатель под курткой.

– Зачем это? – забеспокоилась Данка.

– На всякий случай, – беспечно разъяснил Чита. – И для того, чтобы здесь к этой штуке никто не лез и ничего не нажимал.

– Я что, ненормальный? – обиделся Алька.

– Пошли, Яр, – сказал Чита.

Вечер был серый, и полосы летящего снега тоже были серые. Теперь ветер гнал не снежинки, а хлопья.

Чита поднял воротник у курточки и сказал:

– Яр, у меня к вам важный вопрос.

– Я чувствую…

– Вы ведь разбираетесь в радиоаппаратуре?

– Думаю, что да…

– У меня родители одно время работали на городском почтамте. Я часто приходил к ним, меня везде пускали… Яр, там на верхнем этаже есть аварийная радиостанция. Сейчас почтамт пустой и электричества, конечно, нет. Но у станции автономное питание, аккумуляторы. Может быть, они сохранились…

– Ну… допустим, сохранились, – осторожно сказал Яр и ощутил тяжесть блика. – И зачем же нам станция, Вадик?

Он поморщился и жалобно попросил:

– Не называйте меня Вадиком. Чита я и есть Чита…

– Данка же называет, – улыбнулся Яр.

– Это Данка…

– Ладно. А ты перестань говорить мне «вы». Сколько можно?

– Хорошо… Яр, вы… ты как видел Игнатика в тот раз… когда хоронили? Близко?

«Опять», – подумал Яр и неохотно сказал:

– Издалека.

– Ты его узнал?

– Я же говорю: было далеко… Неужели ты думаешь, что тысяча людей устроила для меня спектакль? Зачем?

– Не люди, а те… Люди не знали, а тем не трудно устроить обман. Они обманывают всю Планету.

– Но зачем бы они стали обманывать меня?

– Как зачем? Чтобы вы… чтобы ты убрался с Планеты.

– Ты надеешься, – горько сказал Яр, – что Игнатика они где-нибудь спрятали, а похоронили куклу?

– Почему бы и нет? – сердито отозвался Чита. – Они сами куклы. Что им стоит?

Чтобы задавить в себе бесполезную надежду, Яр проговорил беспощадно:

– Нет. Им проще было сделать, чтобы он погиб. Раз и навсегда.

– Яр… Ты же сам говорил, что они не могут это сделать, если нас пятеро.

– Но Игнатик не знал, что вы живы…

– Зато те знали. К тому же Игнатик догадывался…

– Кроме того, это был несчастный случай.

– Подстроенный случай – тоже убийство… Яр…

– Что?

– Яр, а вдруг Тик живой и они держат его где-нибудь взаперти? А он и не старается вырваться, потому что они сказали, будто ты ушел с Планеты… Совсем ушел…

– Он доверчивый, – сказал Яр. – Но этому он бы не поверил.

– Яр, ты не обижайся… но ты же по правде ушел.

– Это получилось, потому что Игнатика нет, – через силу сказал Яр.

Чита опустил голову, долго шел молча. Хлюпал ботинками по раскисшему на асфальте снегу. Потом хмуро спросил:

– Почему ты боишься надеяться?

– Потому что… – глухо сказал Яр, – надежда погибнет, и будет еще страшнее.

Чита удивленно вскинул голову и снял очки.

– Страшнее? – звонко спросил он. – Что может быть страшнее для Игнатика, если он погиб? Или вы боитесь за себя, Яр?

– Дурак! – крикнул Яр. Жалобно, зло и с непонятным облегчением. – Чего я боюсь?! Я…

– Вот почтамт, – сказал Чита.

…Почтамт был знаком по Нейску. Три этажа, полукруглые окна, башня с квадратными часами. Левое крыло здания было изъедено огнем и шмелями, камень превратился в сизую губку. Правая часть и центр с башней уцелели, только на башне покосилась решетчатая антенна. Окна выбиты, нигде нет огонька.

– Почтамт. Ну и что? – насупленно сказал Яр.

Чита переглотнул. Прищуренно посмотрел на антенну.

– Если станция цела, можно дать сигнал… Яр, сразу по всем каналам! «Тик, мы живы, мы тебя ждем!» Нас попытаются заглушить, но сразу не успеют.

– Чита, но если он… если ты говоришь, его держат взаперти, разве он услышит радио?

– Он все равно узнает. Вся Планета будет знать, узнает и он… Яр, он услышит. Он даже траву умеет слушать, даже снег…

«Он говорит умеет, а не умел», – подумал Яр. У него редко и глухо стало толкаться рядом с бликом сердце.