Тогда Яр сделал усилие и переключил память на другую песню.

Когда мы спрячем за пазухи
Ветрами избитые флаги
И молча сожжем у берега
Последние корабли…

Тоже грустная песня, но все же в ней не было такой безнадежности. Это была песня повстанцев.

Так, под эту песню, Яр и просидел всю ночь. До яркого золотого рассвета.

Утром они позавтракали хлебом и огурцами из Алькиного рюкзачка. И скоро, раньше, чем ожидал Алька, потянулись по правому берегу предместья Орехова.

– Ой, смотри, вон труба старой пекарни, – шептал Алька. – Только она обугленная, и верхушка обвалилась… А водонапорная башня целая…

Еще не было видно самого города и обрушенной крепости, они скрывались за поворотом. Но Алька сказал, что туда плыть и не надо. Они пристанут к берегу раньше, сразу за старой баржей.

Потом он вдруг притих, печально съежился на краю плота.

– Ты что, Алька?

– Я думаю, как там мама…

Как можно бодрее Яр пообещал:

– Все будет в порядке, не грусти.

Алька, видимо, поверил. Улыбнулся.

Плот прошел вдоль скользкого от зелени борта полузатопленной баржи. И сразу Яр подогнал его к берегу – к желтой песчаной полоске. Алька подхватил рюкзачок, прыгнул на песок и пошел, нетерпеливо оглядываясь на Яра.

Мимо кривых заборов с колючей проволокой наверху, мимо штабелей старых ящиков, мимо куч железного хлама они вышли на обширную поляну, поросшую сурепкой.

Посреди поляны стоял ствол тополя с растопыренными вверху, обломанными сучьями. Это было сухое дерево.

Под деревом сидел с книжкой Чита.

2

Чита положил в траву книгу. Снял очки. Хотел пойти навстречу спокойно, только не выдержал, побежал. Облапил сразу Яра и Альку. Потом оторвался, сказал немного сердито:

– Ну, наконец-то. Теперь уже четверо. Только Тика нет.

Яр отвел глаза. Алька своим брезентовым башмаком стал пинать траву.

Чита посмотрел на того, на другого, насупился и объяснил:

– Он еще не приходил, в дупле нет его записки. Но он все равно придет.

Яр сказал через силу:

– Не придет Игнатик…

Пока Чита слушал про все, что случилось, у него было странное лицо. Не печальное, а напряженное: будто он не мог что-то понять. Или что-то вспомнить. Потом он сказал:

– Непонятно это.

– Что, Вадик? – мягко спросил Яр.

– Непонятно, почему он погиб. Тут что-то не увязывается.

– Это всегда не увязывается, Вадик.

Чита обмяк, растерянно завертел очки. Видимо, наконец поверил.

– А у Данки мама погибла. Тогда, при нашествии, – сказал он.

«Сами-то вы как уцелели?» – хотел спросить Яр. И не стал. Потом как-нибудь… Он спросил:

– А что с Данкой?

– Живет одна теперь. Ничего…

Алька сказал, запинаясь:

– Чита, а моя мама… Ты не слыхал?

– В порядке твоя мама, – грубовато, как-то не по-своему ответил Чита. – Только извелась вся. Ты давай беги к ней.

– Ага, я побегу! Яр…

– Беги, беги…

– Потом приходи к Данке, – сказал Чита. – Хотя постой. Надо оставить в дупле записки, твою и Яра. Что мы тоже пришли.

– Для кого? – спросил Яр. – Мы пришли уже все четверо. Больше некого ждать.

У Читы досадливо шевельнулись брови.

– Все равно, так надо. У нас такой обычай.

Он достал из нагрудного кармана карандашик и свернутый листок. Оторвал две бумажные полоски.

– Яр, напиши свое имя. Надо, чтобы ты сам… Алька, напиши… Вот, я книгу подставлю, пишите на ней…

Книга была «Рассказы» какого-то А. Рысина. Яр и Алька на ней, как на столике, приладили бумажки и написали имена. Яру было не по себе. Очень грустно и непонятно: что же будет дальше?

Алька умчался, уже не оглядываясь на Яра. Понятное дело – к маме. Что ему теперь Яр?

Чита поразительно ловко, не помяв отглаженных брюк, забрался по бугристому стволу до первого сука, торчавшего, как одинокая лапа. Сел на него.

– Здесь дупло…

Он, перегнувшись, сунул руку в глубь ствола. И как-то странно замер.

Казалось бы, долгое ли дело положить записки? Но Чита сидел целую минуту, словно что-то нащупывал в дупле. Потом прыгнул с трехметровой высоты.

– Вот странная штука, – сказал он с напряженной улыбкой. – Там в дупле внизу мох и труха всякая, и мне всегда казалось, что под ней что-то круглое, только было лень раскапывать. А теперь раскопал. Смотри…

Он протянул на ладони синий мячик с тремя белыми полосками.

– Вот куда залетел…

«Неужели тот самый?» – подумал Яр.

Мячики так похожи друг на друга. И прошло столько лет.

Яр все же улыбнулся. Даже сказал:

– Вот здорово…

Чита поднял из травы книгу и надел очки.

– Пошли к Данке, Яр.

Он зашагал впереди, читая и в то же время играя мячиком: стукнет им о натоптанную тропинку и поймает… Яр опять подумал: как много дел может делать Чита, не отрываясь от книги. Да и читает ли он? Может, просто прячет за книжкой то, что думает и чувствует?

– Вон Данка идет навстречу, – сказал Чита. И Яр увидел на краю пустыря Данку.

Она была подросшая, похудевшая, в каком-то сером печальном платьице. Яр такой и ожидал ее увидеть.

Данка заулыбалась навстречу:

– Ой, Яр… Здравствуй, Яр! Наконец-то… Яр, ты один?

– С Алькой. Он к маме побежал… Яр говорит, что Игнатик погиб, – сразу сказал Чита. Ну и правильно, что сразу.

У Данки погасли глаза.

– Я будто чувствовала…

Она медленно повернулась и пошла по тропинке. Яр и Чита – по сторонам от нее, по шелестящей траве. Так они дошли до переулка с кривыми домиками. Некоторые домики были обугленные, без крыш. Данка молчала.

– Я вот… смотри, – осторожно проговорил Чита. – Мячик наш в дупле нашел.

Данка посмотрела без интереса.

Чита сник. Даже книгу опустил.

Данка сказала:

– Тут автобусная остановка недалеко. Поехали ко мне, что ли… Я вас покормлю чем-нибудь… Яр, а у меня мама умерла.

– Я знаю, Данка.

«Ну вот и все», – подумал Яр. Оттого, что всю ночь не спал, голова у него была тяжелой. Но еще тяжелее было на душе. Вот он пришел. И что дальше? Зачем он этим ребятам? Зачем он здесь вообще? Воевать с неведомой силой? Один воевать не может. Дело не в том, что нужны союзники. Дело в том, что вообще нельзя одному, надо, чтобы тебя кто-то любил. Было хорошо, когда позвали ребята. Но они играли. Теперь игра кончилась, ее разбило настоящее, не игрушечное горе. Игнатика не вернуть. Данку не утешить. Алька, не оглянувшись, убежал к маме. Наверно, ему хватило страшных приключений. Чита… Его не поймешь: чего он хочет, чего ждет? Они подошли к остановке – к бетонной площадке с кривым столбиком и ржавой табличкой. Стало пасмурно, ветер гонял по бетону сухую пыль.

«Зачем я здесь? – думал Яр. – Для ребят я только обуза…»

Подошел обшарпанный валкий автобус. Почти пустой.

– Садись, Яр, иди вперед, – сказала Данка. – Поедем.

«А куда? Что будет потом?… Видимо, Тот был прав: надо было тогда, еще на вокзале, уйти…»

На миг острое сожаление, что он здесь, а не на крейсере, обожгло Яра. Сзади нетерпеливо дышал Чита. Яр машинально шагнул в автобусную дверь. Навалилась давящая темнота. Яр отчаянно мотнул головой. Стало светло. Он оглянулся на захлопнувшуюся дверь автобуса: а ребята?

Автобусной двери не было. Была стальная дверь гермошлюза.

3

Капитан Виктор Сайский сидел в кресле прямо и смотрел мимо Яра. В стеклышках старомодного пенсне Сайского блестели крошечные отражения плафонов. Длинные веснушчатые пальцы Сайский держал на подлокотниках. Когда он говорил, указательный палец правой руки слегка поднимался и опускался – будто отмеряя слова.

– Ярослав Игоревич… При всем уважении и доверии к вам, я вынужден сказать, что вы поставили нас в крайне трудное положение…