Сам же слегка поежился, от утреннего холодка.

— Вот спасибо! Век не забуду вашей милости! Максимилиан!

Максимилиан, как и положено вышколенному слуге, появился почти мгновенно. Поудивлялся — куда это молодые господа собрались в такое время, и проворно помог Даниэлю одеться.

Между тем, Лан спрыгнул на траву, и так как просто дрожать было неинтересно, начал приседать-подпрыгивать, как вчера учил Огнеглот.

Даниэль еще раз с тоской оглянулся на такую уютную кровать и выпрыгнул вслед за другом в утреннюю сырость. — Куда побежим-то?

— До старой конюшни, вокруг три раза и обратно.

Даниэль задумчиво почесал в затылке. До старой конюшни — не так и близко. Но показывать себя слабаком перед Ланом не хотелось.

Лан уже подпрыгивал на месте, двигал руками, будто готовый сорваться и помчаться намеченным маршрутом.

— Ну что, вперед?

— Да, пожалуй, задом бегать неудобно, лучше вперед — отшутился Дан и они побежали. Лан — будто пущенная стрела, Дан — тяжелее. Он старался не отставать и Лан ему в этом деликатно помогал.…

Через пару-тройку таких пробежек, Дан, с удивлением обнаружил, что в беге есть свое удовольствие. А после пробежки вообще энергия через край. Но так было недолго. Однажды Даниэля укусила собачонка — верно, в первый раз увидевшая бегуна. Лохматая бестия, с перепугу что ли, сразу не разжала зубы, и протащилась на его ноге пять-шесть футов, пока Лан не дал ей пинка.

В этот день пробежка закончилась неумелым врачеванием, в опочивальне Дана — вернее, поначалу перевязывал ногу Лан, а потом Максимилиан взялся за дело сам и перевязал умело.

Дан прихрамывал неделю. А когда поправился — выпал снег и бегать было неохота. «Нога болит», — привычно говорил он другу. Лан кивал и бежал один.

Теперь Огнеглот тренировал учеников в большом шатре, скудно согретом двумя жаровнями — от такого сомнительного тепла хотелось двигаться, а не стоять. Дан, разочек попробовал, но то ли нога вспомнила укус, а скорее, просто отвык, но он поспешил сесть в кресло. Огнеглот не желавший, чтобы наследник заболел у него в гостях, укрывал его теплым стеганым халатом. Дан сидел, смотрел на тренировку, изредка присоединялся, но ненадолго. Только яркие мячики жонглера легко льнули к его рукам, и он часами забавлялся с ними. Забавно, что именно у наследника герцогства почти с первого раза получилось ловко жонглировать, а так же метко кидать свои снаряды в цель. А что легко получается — обычно нравится. Вот Дан и совершенствовался большую часть времени именно в этом легком и приятном искусстве, отлынивая от других тренировок, как только уставал или не получалось.

Лан, подтрунивая, вспоминал их учебу. Когда Дан, что-то не мог усвоить, то говорил другу: запомни, потом мне объяснишь. Только объяснение откладывалось до лягушкиных именин.

Между тем, Лана ждали настоящие фокусы. Это и бег по канату, правда, пока на земле, и жонглирование, причем, не простое, а с одновременными прыжками. Когда цирковым мальчишкам и Лану чего-то удавалось, Огнеглот вставал и начинал показывать такие штуки, какие чуть не возгордившиеся мальчишки повторить не решались. К примеру, в него кидали ножи — Лан осторожно, а Жюлле, будто пытался проткнуть. Огнеглот каждый раз ухватывал их за рукоять. Или брал в руку крупный плод кюйты и ловил на него, так что нож доходил до косточек в середине. Или предложил Лану коснуться его рапирой, а сам, вместо того, чтобы отбивать удары, вертелся вокруг него (как старику удавалось?) и раз за разом, избегая ударов, оказывался сбоку от Лана или за спиной, или дергал за ухо. «Считай себя за сегодняшнее утро, как минимум, десять раз оглушенным», — сказал он.

Дан смотрел на это со стороны и веселился. Но повторять не спешил.

— А вам не предлагали стать наемным убийцей? — однажды полюбопытствовал Даниэль. Огнеглот усмехнулся, и кивнул.

— Почему отказался? Плохого убийцу казнят сразу, хороший редко живет больше трех лет.

— А вам приходилось готовить убийц?

— Заснули, мальчики? За работу! — Огнеглот «не заметил» вопрос и показал, что сейчас вытянет кнутом (кнут он не оставлял) и Жюлле, и Лана.

Впрочем, как шепотом рассказал Лан, именно его кнут и не коснулся ни разу. То ли он успевал увернуться, то ли Огнеглот все же помнил, что перед ним дворянин и задерживал кончик бича в двух дюймах от его лодыжки.

По словам того же Огнеглота, именно проблемы с дворянами, породили боевое искусство «шелковая лента». Пошло оно, правда, не от циркачей или абордажников, а кабацких вышибал крупных княжеств. Если в заведении оказывался совсем уж знатный буян, способный совсем не по делу извлечь клинок и кого-то поранить (себя в том числе) его следовало скрутить и передать страже, а лучше — родне. Но так, чтобы по протрезвлению, синяков на буяне не обнаружилось. Потому и руки вязались шелковой лентой.

«Не, мне нравится на вас смотреть», — говорил, Дан, сопровождая друга на его занятия. Правда, все реже и реже — ведь сидеть в кресле можно и дома. К тому же, гильдия часовщиков недавно подарила ему замечательную игрушку, как в Столице: пистолет с четырьмя стволами. Правой рукой вращаешь, левой — оттягиваешь курок и стреляешь четыре раза. Пистолетик Дану понравился, он с ним играл часами — отвадил ворон от замка. А Лану с усмешкой говорил: «Нож ладно, вот пулю Огнеглот поймать может?».

Когда Лан сказал это циркачу, тот попросил принести пистолет, хотя бы и обычный, и пригласить Дана.

Лан встал в десяти шагах от старого циркача — тот потягивал винцо из тыквенной фляги, закусывая солеными оливками.

— Разрешаю прицелиться в меня, — сказал Огнелот, Лан отлично знавший, что целиться в людей запрещено, кивнул. Выхватил из кобуры пистолет, взвел курок, прицелился в циркача.

За это время в него попали три оливковые косточки — в кисть руки, в горло — ниже подбородка и в лоб. Огнеглот показал короткий нож, больше похожий на шило.

— Я мог бы кинуть не косточку, а его. В третьем случае — не в лоб, а в глаз, — уточнил он.

Так прошла зима.

Когда солнышко совсем-совсем пригрело землю, а главное цирк собрал на Весенней ярмарке все, что можно, табор Огнеглота покинул Рогнар.

Напоследок Лан показал все свои достижения, и сугубо цирковые, и драчливые. Даже подрался с Жюлле — Огнеглот перед этим закрепил на его лице конструкцию из нескольких ремней: «бить надо сильно, а фрейлинам, кай Ланире, беззубая улыбка может не понравиться».

Дрались они долго и Лан, к своему удивлению, устоял на ногах. А потом, тоже к своему удивлению, поймал четыре затупленных ножа из пяти, брошенных в него (от пятого остался изрядный синяк на груди). И три минуты простоял в круге, уходя от ударов кнута Огнеглота.

Дан на этот раз был не единственным зрителем. Вся труппа собралась посмотреть на экзамен, и аплодисменты вряд ли являлись лестью. Дан выступать не стал. Он тоже кое-чему научился, но это кое-что не шло ни в какое сравнение с успехами Лана.

— Конечно! Ему легко все дается, не то, что мне! — пробурчал он себе под нос и тут же наткнулся на усмешку Огнеглота, невесть как оказавшегося рядом.

— Его Светлость получил отличного защитника и придворного акробата. Упорство творит чудеса — заметил пожилой дрессировщик… и было непонятно насмехается он или нет. — А это — на память. И он протянул герцогу набор кожаных мячиков, тех самых, которыми Дан так полюбил развлекаться, пока Ланире разучивал свои трюки.

Сейчас, правда, легкая зависть царапнула душу. Но Даниэль отмахнулся. Лан всему научился? Вот и хорошо! Он же мой друг! И он всегда будет со мной. Мне и не нужно все уметь самому. Я и без того выше всех, я же будущий герцог. Вот и буду иметь защитников, слуг и акробатов.

На секунду Даниэль сегодняшний и Даниэль тогдашний словно разделились, и первый смотрел на второго с горькой улыбкой. Какая удобная мысль, а главное, какая простая! Можно спокойно оставаться ничтожеством, и при этом мнить себя самым умным и главным.