— Пусть ваш сын найдется… — прошептал он. — Простите…

Дорога почти сразу же за деревней свернула в лес. Он медленно шел рядом с конем, ведя того под уздцы. Кроваво-красная луна заливала все вокруг мертвенным светом. Иногда ее закрывали тучи и тогда делалось совсем темно. Деревья отбрасывать зловещие тени на дорогу, где-то вдалеке ухал филин. Жуткая ночь. Но страшно не было.

«— Может и к лучшему будет, если меня убьют…» — меланхолично думал Даниэль.

«— Пресветлый, ну почему ты не дал мне всего этого увидеть раньше! Ведь стольких бед можно было бы избежать!»

Даниэль шел уже четыре часа, как вдруг понял, что заблудился. Дорога превратилась в тропинку, на которой все чаще стали попадаться узловатые корни. Ральф споткнулся. И тут Даниэля подбросило от неожиданной мысли — не сбегать он должен был, не помирать от рук разбойников, а работать, как дед работал, как Каро! Чтоб хоть как-то исправить все, что по его милости наделано.

Решено! Сейчас они заночуют в лесу, а завтра найдут дорогу обратно. И первое, что он сделает, поможет старикам отыскать сына. А потом вернется домой. Да! Вернется.

Резкий неожиданный свист прервал мысли беглого герцога. Это произошло так неожиданно, что он замер, не понимая что происходит. С двух сторон его схватили за плечи, лишая возможности двигаться.

Лиц он не видел. Один из нападающих вывернул его руки за спину, высоко задрав их к лопаткам и в локти врезалась веревка. Даниэль наконец очнулся и раскрыл рот для крика, но прежде, чем он успел набрать в грудь воздух, ему проворно затолкали в рот скомканную тряпку. А в следующий миг, натянули на голову мешок. Даниэль рванулся, но было уже поздно. Веревка обмотала туловище, притягивая к нему мешковину. Мальчик почувствовал что его поднимают и резко вскидывают. Мир перевернулся и голова у Даниэля закружилась.

Затем его куда-то потащили, будто куль с мукой. Тряпка во рту душила его, пыль от мешка забивалась в глаза и нос и тоже мешала дышать. Он почувствовал, как его бросили поперек седла, как лошадь пошла в рысь, потом в галоп. Через какое-то время скачка прекратилась, его сняли с седла и поставили на землю. Затем взяли за плечо и повели за собой. Он шел, с трудом переступая ногами и спотыкаясь. Наконец, его перевели через порог и все так же молчаливо придержали, велев остановится.

— Какая встреча, ваша светлость! — раздался вкрадчивый, приторный какой-то и на удивление знакомый голос. С головы Даниэля сдернули мешок, вытащили кляп изо рта, но руки оставались связаны.

В маленькой закопченной пещерке, кое-как оборудованной под жилье, даже проем в скале снабдили дверью, горели свечи. Напротив входа на непонятных тюках развалился одутловатый, чем-то похожий на недовольного бульдога мужчина.

Даниэль заморгал от показавшегося неожиданно ярким света. А когда зрение полностью восстановилось, радостно и удивленно вскрикнул, разглядев говорившего.

— Кай Трюфо!

Ну, конечно, это какое-то недоразумение. Сейчас его развяжут…

Бульдожина на тюках недовольно сморщилась:

— Вот уж идиотское имя! Четыре года назад, когда придушили настоящего Трюфо, направлявшегося в герцогство, я и не знал, что его зовут так по-дурацки, а то заранее бы заготовил фальшивку с другой фамилией. Ну, что вылупился? — хмыкнул он, глядя на удивленно моргнувшего Даниэля. — Два года я с тобой, идиотом, возился, столько сил положил! Еще бы немножко… твои смерды окончательно опухли бы от голода и взбунтовались. Повесили бы тебя на воротах, а я спокойно встретил старость у теплого моря в собственном поместье! — потное и обрюзгшее лицо исказилось от злобы.

Даниэль помертвел, но удивлялся он на этот раз недолго. Если все, кому он доверял, оказались в итоге предателями, то почему бы и его управляющему не оказать им тоже. Странным казалось другое — как этот склизкий гад сумел втереться к нему в доверие!

Сколько раз он слышал этот голос, подобострастно пониженный, с медовыми нотками. Сколько раз видел эту тушу, низко кланяющуюся. И подсовывающую ложные отчеты! — запоздало догадался бывший герцог, чувствуя, как волна гнева медленно поднимается в нем. Сколько раз видел эту елейную физиономию. И ни разу ничего не заподозрил! Даниэль уперся в лоснящуюся морду тяжелым взглядом, в попытке понять — как можно было так ошибаться. Доверить этому человеку заправлять всем! Теперь, он ясно представлял какие козыри дал в руки проходимцу. Уроки Каро не прошли даром. Вот только толку от этого понимания теперь…

Лицо толстяка тем временем исказилось от злобы:

— Так нет же, дед твой, чтоб ему в гробу перевернуться, заключил этот брачный договор! И малолетняя сучка приперлась раньше времени! Все испортила, ВСЕ!

Дан словно закаменел. Какое-то время он молчал, тяжело дыша и, удерживая себя, чтобы не кинуться на мерзкую тварь. Упоминание Каролины в таком тоне, а речь без всякого сомнения шла о ней, слишком сильно вывело его из себя. Он чувствовал, знал, что сейчас нельзя давать волю ярости. Нельзя показывать этому слизняку, в каком он бешенстве.

Потому что Трюфо добивается именно этого! И он, Даниэль, не доставит ему этого удовольствия. О, с каким наслаждением он раздавил бы эту гадину, уже только за то, что его грязный рот смеет говорить так о НЕЙ! Но он не может сейчас ничего. Поэтому надо взять себя в руки. Хотя бы это… Но и это оказалось не так просто. Трюфо неотрывно пялился на него. Даниэль не видел, лицо его было опущено, но чувствовал на себе злорадный взгляд. И поднял голову только тогда, когда удалось справиться с собственным лицом. Даниэль заговорил. И сам не поверил, что голос принадлежит ему — так ровно он звучал.

— Ты просчитался, Трюфо. Кто бы ты ни был, ты просчитался.

Лжетрюфо потянулся и схватил за горлышко одну из бутылок, стоявших возле стены. Только теперь стало заметно, что он сильно пьян. Правда, это не помешало ему сально заулыбаться при виде реакции Даниэля:

— Ай, ты смотри! Неужели обломали герцогского жеребчика? Я столько сил приложил, чтобы ты побольше требовал, да поменьше думал! Первый год, правда, трудно получалось, — не иначе спьяну язык у бывшего управляющего развязался окончательно. — Слишком правильных себе слуг твой дедуля подбирал, даже как подох… — Даниэль опять дернулся. — они тебя в разуме еще держали. Да еще мальчишка этот… Ланиррээ… — толстяк злобно сплюнул. — Но ничего, потом дело пошло, стоило тебе нужных друзей подвести, а ненужных ты сам выгнал, умничка мальчик!

Лжетрюфо захихикал.

— Герхард оказался находкой! Господин сразу сказал, что лучше всего на тебя подействует ровесник, или парень чуть постарше, — похвастался он. — Любо-дорого было смотреть, как ты становишься «настоящим герцогом»! — с невыразимо-презрительной ухмылкой подытожил толстяк.

И Даниэль мысленно застонал — идиот! Какой же он идиот! Два года играл на руку этому негодяю… Позволил заправлять всем в Рогнаре. Управлять собой как марионеткой!

Трюфо, между тем продолжал откровения, не особо нуждаясь в ответе.

— Ты оказался хорошим учеником! Да… — как бы похвалил толстяк, хотя на похвалу это совсем не походило. — Быстро учился глупости, спеси и хамству. А будет тебе известно, мальчик, — управляющий поднял следующую бутылку словно в приветственном тосте, — легче всего управлять самонадеянным спесивым глупцом, уверенном в собственном превосходстве. Особенно если он так обращается со слугами, что те и не подумают предупреждать о некоторых интересных делишках за его спиной… а кто подумает, того… — Трюфо мерзко хихикнул, и Даниэль с ужасом вспомнил, о нескольких бесследно исчезнувших из замка слугах. Его тогда уверили, что просто выгнали лентяев и воров, а он, как последний идиот, только важно кивнул в ответ.

— Ты и учителей разогнал вовремя, поганые книжные черви стали задавать слишком много неудобных вопросов! Да еще и собирались научить тебя разбираться в делах герцогства. А это нам не надо, не нааадо…

Трюфо пьяно икнул, а Даниэль ощутил, как внутри у него всё сжимается в комок. Он вдруг понял, что его загоняли в ловушку, а он вместо того, чтобы уклониться, шел туда, как тупой баран. Дан сцепил зубы, приказывая себе сохранять спокойствие, хотя бы его видимость. И ведь угодил бы в эту ловушку, не появись тогда ОНА. Вовремя. Как вовремя! Теперь, когда последние его сомнения, а с ними и последние надежды, развеялись, он снова думал о Каролине.