Однако на Даниэля это не действовало. Он не слышал, да и не желал ничего слышать. Просто отбывал время, считая минуты до окончания уроков. На вопросы по пройденному материалу отвечал невпопад, а под конец недели и вовсе перестал являться на занятия…Один единственный плюс такого плотного графика был в том, что на тоскливые размышления у мальчика не оставалось ни сил, ни времени. Вечером он едва успевал поесть и засыпал крепко, будто выключили до утра. Чтобы УТРОМ все повторить сначала.

Словно и этого было мало, всю неделю то в одном коридоре, то в другом Дан стал натыкаться на своих бывших друзей. Складывалось впечатление, что Герх и компания подкарауливают свергнутого кумира специально. Скорее всего, так и было, потому что те ни разу не упустили возможности ткнуть Дана носом в его незавидное положение и поиздеваться над ним. И даже если мальчишка пытался их игнорировать, они, как совсем недавно он сам в отношении Каро, за его спиной обменивались громкими насмешливыми комментариями. И, что характерно, случались такие встречи неизменно, когда Даниэль был один. В присутствие Грено или кого-то из профессоров задевать его не решались.

Даниэль изо всех сил старался не реагировать на обидные выпады. Он делал вид, что не замечает и не слышит бывших «друзей», но каждый раз срывался. Они видели это, его потуги еще больше забавляли их, и с каждым разом издевательства становились все злее и изощреннее. Перемещение по коридору теперь превращалось для Даниэля в настоящую пытку.

Так прошла почти неделя. И вот в один из вечеров Максимилиан, как никто искренне переживающий за своего господина, не вовремя проявил свое сочувствие. Дан как раз только вернулся после очередной встречи со своими мучителями. Максимилиан, что-то давно подозревающий, вышел ему на встречу и стал невольным свидетелем унижения. Его никто из бывших прихлебателей стесняться и не подумал.

У Даниэля в ушах все еще звучали сводящие с ума насмешки изобретательного на гадости Герха. На этот раз компания решила поразвлечься, притащив в коридор и девчонок…громогласно предлагая тем попросить у ее высочества разрешения поприсутствовать на очередном воспитательном мероприятии — голозадых герцогов еще никто из них не видел. Отвратительное хихиканье до сих пор словно преследовало униженного мальчишку.

— Ваша светлость, может быть… — Максимилиан заботливо взглянул в глаза Даниэля, — рассказать принцессе?

— Пошел вон! — заорал не своим голосом «его светлость», выливая с этими словами все накопившееся раздражение. — Вместе со своей принцессой, пшел!

— Ваша светлость… — Максимилиан даже чуть отступил от мальчишки. — Я же для вас…

Разъяренный Даниэль уже занес руку, чтобы ударить настырного слугу, но вспомнил, чем закончился для него прошлый раз и передумал. — Убирайся! — процедил он сквозь зубы, опуская руку. — Все вы против меня!

Максимилиан молча и довольно долго смотрел на своего «герцога»… сразу как-то сгорбившись и словно усохнув. Стало заметно, насколько он уже стар. Потом так же молча повернулся и тихо ушел.

Даниэль почувствовал себя неуютно…никогда раньше Максимилиан не смотрел на него так. Но затем еще больше разозлился. Вот и хорошо! Не желаю никого больше видеть! И не оглядываясь ушел к себе.

А вечером негромкий стук в дверь, ставший привычным звуком на протяжении всей жизни Дана, так и не раздался. Максимилиан не пришел. Никто не пришел.

Глава 7

Даниэль томился в своей комнате. Подошло время ужина, но ужин тоже никто не приносил… Выходить же Даниэль больше не решался, боясь встречи с Герхардом и компанией.

Та же самая история повторилась и утром — никто не пришел, не разбудил и не принес завтрак. Зато ровно в восемь явился Грено. Застав ученика под одеялом, он был весьма недоволен, и в результате Дан, как в первый день, получил минуту на подготовку после бесцеремонного сдергивания с кровати — за ногу.

Умудренный опытом, скандалить мальчишка не стал. Но и собраться как следует не получилось. Пока Даниэль протирал глаза, прошла половина отведенного ему времени. Потом кинулся на поиски одежды. Уже на второй день занятий Максимилиан принес ему несколько специальных рубашек и штанов для тренировки. Очень простых — Даниэль тогда скривился — но удобных. Этого он не мог не признать. И башмаки ему дали другие… только вот содержать всю эту амуницию в порядке он даже не пытался, привычно спихнув заботу на старика. И теперь рубашка никак не находилась. Штаны нашлись, но упирались и не хотели надеваться. Башмак обнаружился только один — второй Даниэль зашвырнул куда-то в сердцах, когда пришлось раздеваться вечером самому. В итоге, рубашка натягивалась уже на ходу, когда он выскакивал во двор.

Так Даниэль и появился пред всеми, чувствуя себя чучелом, выставленным на посмешище: изрядно помятая одежда, застегнутая наперекос, один башмак и нечесаные лохматые волосы…

Если кто-то из тренирующихся и обратил внимание на его весьма нестандартный костюм, то виду не подал. Каждый занимался своим делом, через минуту вся группа дружно унеслась за ворота на традиционную пробежку, а безжалостный Грено погнал за ними Даниэля, сопровождая едкими комментариями о беспомощных младенцах свои уже привычные «ускорения» палкой по заднице.

Второй башмак Даниэль снял — не бежать же в одном. Но положение от этого не улучшилось. Непривычный даже ходить босиком, не то, что бегать, он все время сбавлял темп и перевыполнил, наверное, месячный план по получению замечаний и «подгонялок». С остальными упражнениями тоже не ладилось. И Даниэль едва дождался окончания тренировки, чтобы укрыться в своей комнате. Он очень надеялся увидеть там Максимилиана. И завтрак. Но, не увидев ни того, ни другого, так разъярился, что принялся скидывать с полок книги. Вслед за книгами полетел в стену канцелярский прибор, а за ним пришел черед мебели. Через полчаса таких усилий комната напоминала первородный хаос в лучшем виде. Даниэль обвел взглядом дело рук своих и, тяжело дыша, вышел.

Терпеть голод не было больше никакой возможности, и Даниэль отправился на кухню. И чем больше было его внутреннее смущение перед слугами, тем более высокомерным оказался тон, которым он разговаривал.

— Я голоден! — произнес он, обращаясь в пространство, и сам удивился — с таким вызовом это прозвучало.

Никто не отреагировал. На кухне каждый, как ни в чем не бывало, продолжал заниматься своим делом. На Даниэля обращали внимания не больше, чем на залетающий в окна ветерок. Даже меньше

— Вы что?! Оглохли все?! Я! ХОЧУ! ЕСТЬ! — прокричал «герцог», чувствуя, как переполняет и выплескивается через края его ярость.

Никто и не обернулся в его сторону. Только Старшая повариха Грена сделала было движение, словно хотела подойти, но стоявший рядом дородный мужчина в белом фартуке удержал ее под локоть и что-то тихо сказал. Грена вздохнула и отвернулась. Тогда Даниэль схватился за ручку ближайшей к нему кастрюли с супом и с силой перевернул ее на пол.

А вот на это реакция последовала, и незамедлительная: — Ты что делаешь, паразит! — одна из стоявших поблизости кухарок проворно отскочила в сторону, чтобы не угодить в образовавшуюся лужу, а потом устремилась к нарушителю спокойствия с самым решительным видом. — Я тебе покажу сейчас! — она воинственно взмахнула поварешкой.

Вся остальная кухонная прислуга тоже смотрела на Даниэля недружелюбно. И Даниэля словно понесло, закрутило в мутном черном неуправляемом потоке. Уже не отдавая себе отчета, он схватил мясной топорик, оказавшийся под рукой, и замахал им прямо перед носом наглой кухарки.

— Давай! Покажи мне! Что ты хотела мне показать?! Грена горестно вздохнула, знаком подозвала к себе одного из младших поварят и что-то ему прошептала. Мальчишка лет восьми согласно кивнул и шустро выбежал в заднюю дверь.

— Если кто-нибудь сейчас же не подаст мне завтрака… — завизжал Даниэль, обводя диким взглядом присутствующих, — и как продолжение фразы на пол полетела еще одна кастрюля. Следующая угодила в стену, едва не задев главного повара. Теперь Даниэль не мог бы пожаловаться на недостаток внимания — на него смотрели все. И вся эта композиция могла бы носить название «застывшие и безумец», если бы какой-нибудь художник взялся запечатлеть ее на холсте. Даже кухарка с поварешкой замерла, опасаясь приближаться к ненормальному.