— Надеюсь, что он не будет нескромен.

— Говорите же, я слушаю… — прибавил регент.

— Я слышал, что между сегодняшними гостями будет находиться та молодая и прелестная чародейка, которая имела несказанную честь представлять вашему королевскому высочеству дьявола несколько дней тому назад…

— А! — сказал герцог. — Антония Верди?

— Точно так, ваше высочество… — отвечал маркиз.

Услышав имя этой новой соперницы, которой, справедливо или нет, приписывали некоторое влияние на регента, мадам де Парабер не могла удержаться от значительной гримасы, обрисовавшейся на ее прелестных губах. Мадам де Сабран бросила грозный взгляд на неловкого вельможу, который так некстати напомнил регенту о сопернице. Маркиз де Тианж не обращал никакого внимания на скрытую бурю, поднимавшуюся вокруг него, и продолжал:

— Почему же, ваше высочество, эта обольстительная чародейка не находится среди нас?..

— Не знаю, любезный маркиз, — отвечал Филипп.

— Ваше высочество не знаете? — повторил маркиз де Тианж с удивлением.

— Решительно не знаю.

— Но обычно ваше высочество знает все, что желает знать… Каким же образом?..

— Я ничего не знаю?.. — перебил регент. — Я вам это объясню. Антония Верди просила меня сообщить ей список мужчин, которые будут за ужином, и через час отвечала мне, что духи сообщили ей, будто встреча с одним из моих гостей будет пагубна для нее и что поэтому она умоляет меня избавить ее от сегодняшнего ужина…

Шепот изумления и любопытства пробежал между собеседниками.

— А открыла ли Антония Верди вашему высочеству имя этого несчастного гостя, встречу с которым ей запрещают духи? — спросил маркиз де Тианж через минуту.

— Нет, не открыла и уверяет, что сама не знает этого… Духи только предостерегли ее об опасности, но она не знает, от кого может произойти эта опасность…

— Как это странно… — прошептал маркиз, как бы говоря сам с собой.

— Но мне пришло в голову… — сказал вдруг регент, — что эту тайну можно разгадать…

— Ваше высочество угадываете?

— Как нельзя лучше, и вы увидите, что для этого мне не нужно употреблять слишком больших усилий… Нас здесь семеро мужчин… Шестеро из нас были уже вместе с Антонией Верди… Один составляет исключение… по крайней мере мне так кажется… Знаете ли вы Антонию Верди, любезный кавалер? — прибавил вдруг регент, обращаясь к Раулю.

— Нет, ваше высочество.

— Вы никогда ее не видали?

— Никогда.

— Нет более сомнения, это вы, по указанию духов, должны принести ей несчастье!..

— Я в отчаянии, что служу, без моего ведома, орудием гибельного влияния для особы, которой несколько интересуется ваше высочество… Но я совершенно чужд, по крайней мере моей волей, этому странному приговору судьбы и слышу имя Антонии Верди в первый раз…

— Я вам верю, верю, кавалер… Очень часто провидение сильнее нас; оно самовластно располагает нами и не позволяет нам свободно действовать… Притом, может быть, будущие события не будут иметь той важности, которую приписывает им Антония… Может быть, духи приказывают ей избегать вашего присутствия просто потому, что вы ей соперник, такой же чародей, как и она, и потому что вы идете так же, как и она, твердыми шагами по тропинкам самой трудной и самой высокой из всех наук…

— Я не могу принять эпитета соперника, не зная, каковы были в присутствии вашего высочества доказательства знания этой молодой и прелестной чародейки… говорят, что она молода и прелестна…

— Эти доказательства, кавалер, были изумительны, неслыханны… — отвечал регент, — и не оставили в нас никакого сомнения относительно познаний Антонии Верди и ее могущественной власти, которой адские духи повинуются, не пытаясь даже предпринять бесполезное сопротивление.

Рауль почтительно поклонился.

— Принцев не расспрашивают, — сказал он потом, — иначе…

— Иначе вы попросили бы у меня подробных объяснений, не так ли? — спросил Филипп.

— Точно так, ваше высочество.

— Я расскажу вам эти подробности и думаю, что, выслушав меня, вы без труда сознаетесь, что Антония Верди не только ваша соперница, но годится вам в учительницы…

— Я сознаюсь в этом заранее, если ваше королевское высочество так думает. Вы не можете ошибаться, — сказал Рауль.

— Нет… нет!.. относительно всего, что касается науки, принц крови, хотя бы он был, подобно мне, регентом Франции, пусть даже сам король, может ошибаться наравне с каждым из своих подданных. Но выслушайте меня и после сами решите вопрос.

Рауль снова поклонился.

Филипп Орлеанский рассказывал хорошо — он это знал и любил рассказывать. Он немедленно начал рассказ, уже известный нашим читателям — рассказ, сообщенный Раулю маркизом де Тианжем в одной из первых глав «Искателя приключений». Когда регент кончил, он обернулся к Раулю и спросил:

— Ну, кавалер, что вы думаете об этом?

— Ваше королевское высочество, позволите ли мне выразить мою мысль откровенно, без всякой скрытности?

— Не только позволяю, но приказываю.

— Я буду повиноваться и отвечу, что Антония Верди, очевидно действуя по правилам коптов, изложенным ясно и точно в Армореенской книге, сотворила чудо нисколько не удивительное, вызвав, без больших затруднений, демона четвертого или пятого разряда.

— А! Вы находите, что это очень просто, кавалер?

— Да, ваше высочество.

— И вы сделали бы то же самое?

— Если ваше королевское высочество удостоите приказать мне, я сделаю гораздо больше.

— Неужели?!

— Конечно, ваше высочество.

— Почему же вы не сделали этого до сих пор?

— Потому что ваше королевское высочество не изволили приказывать мне…

— Но вы знали, что я очень любопытен на этот счет, и могли бы, как кажется, предложить мне убедиться в чудесах науки, не имеющей соперниц.

— Простите меня, ваше королевское высочество, но вызывания, о которых я говорю, сопровождаются явлениями столь страшными и даже опасными, что я никогда не осмелился бы сказать об этом вашему королевскому высочеству без особенного приказания с вашей стороны.

Как ни мало имели веры ко всем таинствам чернокнижия мужчины, присутствовавшие за ужином, но на лицах их легко было заметить невольный трепет беспокойства. Женщины побледнели, несмотря на румяна.

— Какие же это вызывания могут быть страшнее и опаснее вызова самого демона? — спросил регент.

— Ваше высочество, — отвечал Рауль, — я могу вызвать мертвых из могил, в которых кости их покоились целые столетия! Я могу вызвать римских императоров, афинских и лакедемонских полководцев! Моему голосу будут повиноваться Сезострис, Соломон, Иуда Искариот или Юлий Цезарь… По моему призыву французские короли поднимут священные плиты Ссн-Дени… Словом, каково бы ни было лицо, объявленное вами, умерло ли оно только пятьдесят лет назад или шесть тысяч лет, будет ли это какая-нибудь куртизанка или один из мудрецов древней Греции, римский император или король Франции — оно примет на один час свой прежний вид и явится, если вы захотите, сесть за ваш стол.

Несколько секунд регент оставался в глубокой задумчивости.

— Это в самом деле и странно и ужасно, — прошептал он. — И вы можете сделать все, что вы сказали, кавалер? — прибавил он после новой минуты молчания.

— Могу, ваше высочество, потому что я уже делал все это…

— Для кого?

— Для себя самого.

— С какой целью?

— Мне надо было допросить могилу, закрытую уже давно… чтобы потребовать у мертвеца признания…

— И могила отвечала?

— Отвечала, ваше высочество.

— И мертвец явился?..

— Явился, ваше высочество.

— И признание было сделано?

— Да, ваше высочество.

— А какими средствами вы добились этого?

— Это тайна, которую я не могу открыть даже вашему высочеству. Я не имею на это права.

— По крайней мере, вы можете сказать мне, какие опасности угрожают свидетелям ваших вызываний?

— Могу, ваше высочество… Если эти свидетели во время вызываний и явлений попробуют выйти из магического круга, в который я заключу их, то они умрут мгновенно, в ту же самую минуту упадут как бы пораженные громом…