Регент остановился. Рауль слушал, но не понимал, и ему казалось, что он в эту минуту служит игрушкой странного и невероятного сна. В самом деле, кто бы мог не только поверить, но даже предположить, что Филипп Орлеанский, без всякой видимой причины, вдруг стал защитником того самого человека, который так жестоко оскорбил его? Что бы могло все это значить? Не хотел ли регент поймать виновного на слове? Вот о чем спрашивал себя Рауль, и ответ на все эти вопросы скоро последовал,

— Да, — продолжал регент, — вы составили себе не очень ясное понятие о важности вашего поступка. Вы не подумали, что, желая обмануть меня искусной фантасмагорией, вы оскорбляли в моей особе достоинство короля, которого я представляю. Вы хотели освободиться от соперницы, хотели уничтожить эту женщину, которую еще вчера я называл Антонией Верди, а теперь называю мадам де ла Транблэ… Вы употребили для этой борьбы странное оружие, которое случай дал вам в руки, и думали, что имеете на это право… Правда ли это, кавалер де ла Транблэ?

— Правда, ваше высочество, — отвечал Рауль.

— Вы видите, до чего доходит моя благосклонность к вам, — продолжал Филипп, — и, без сомнения, удивляетесь. Эта благосклонность будет простираться еще далее, если вы захотите… Маркиз де Тианж, который был только вашим сообщником, уже находится в Бастилии, где ему долго придется размышлять о своих преступлениях… Вы же, напротив, можете быть свободны сию минуту.

Регент остановился.

— Свободен и сию же минуту? — живо повторил Рауль.

— Да.

— Позвольте мне спросить ваше высочество, что должен я сделать для этого?!

— Согласиться на некоторые условия, которые я вам предложу.

« Тайная мысль обнаруживается!.. «— подумал Рауль.

— Как! Ваше королевское высочество удостаиваете предлагать мне условия! — вскричал он. — Когда имеете право давать мне приказания!..

— Я хочу предоставить вам выбор между Бастилией и этими условиями…

— Выбор известен заранее, ваше высочество…

— Как знать? — заметил регент.

— Удостойте объясниться, и вы оцените мое повиновение…

— Выслушайте же меня и взвесьте мои слова. Я сейчас велю отдать вам шпагу; вы сядете в мою карету и вернетесь домой. Там вы выдумаете какую-нибудь басню, чтобы оправдаться перед Жанной де Шанбар в том, что вы уехали утром таким странным образом. Вы скажете этой молодой женщине, что я хотел вас видеть, что вы более прежнего пользуетесь моею милостью и что в доказательство этой особенной милости я предоставляю вам вместе с нею помещение в Пале-Рояле…

« Ах! — с ужасом подумал Рауль, — тайная мысль… вот она — эта тайная мысль… «

— Сегодня же, — продолжал регент, — сейчас же вы приедете с Жанной де Шанбар в вашу новую квартиру. Вечером вы оба будете ужинать со мною, а завтра, на рассвете, я назначаю вас дипломатом, и вы отправитесь в Англию с моим поручением…

— Один, ваше высочество? — осведомился Рауль.

— Естественно.

— Но, ваше высочество, — сказал наш герой с притворным простодушием и как бы не угадывая замысла регента, — если я уеду завтра утром на рассвете, что же будет с моей женой?

У Филиппа Орлеанского появилась на губах та неопределенная улыбка, о которой мы уже говорили.

— Кавалер де ла Транблэ, — мягко отвечал он, — вашу жену зовут Антонией Верди, и если вы хотите взять ее с собой, я не буду вам препятствовать…

Рауль потупил голову и погрузился в мрачные и глубокие размышления. Регент оставил его на несколько минут в этом положении.

— Ну, кавалер, — сказал он наконец, — решились ли вы?

— Решился, ваше высочество, — отвечал Рауль, поднимая голову.

— Вы, без сомнения, обдумали неизбежно предстоящую вам перспективу?

— Обдумал, ваше высочество.

— Что же вы выбрали, Бастилию или Англию?

— Англию, ваше высочество.

Филипп сделал радостное движение, но тотчас скрыл его.

— Вы правы, — сказал он потом, — вы, верно, честолюбивый кавалер?

— Как всякий светский человек, ваше высочество.

— Ну, я позабочусь о зашей участи; и так как я не сомневаюсь, что вы искусно исполните ваше дипломатическое поручение, то вы можете пойти далеко.

— Принимаю предсказание вашего высочества с уважением и признательностью…

— Вы сейчас же будете освобождены, кавалер… Я жду от вас только одного.

— Что прикажете, ваше высочество?

— Дайте мне слово дворянина, что ваше согласие не скрывает намерения к побегу и что вы сегодня же возвратитесь в Пале-Рояль с Жанной де Шанбар…

— Клянусь вашему королевскому высочеству, — отвечал Рауль, — клянусь словом дворянина (он сделал ударение на последних словах), что не буду даже покушаться на невозможный побег, который, впрочем, очень далек от моих мыслей… Клянусь, что сегодня же возвращусь в Пале-Рояль и привезу с собой Жанну де Шанбар.

— Хорошо, — сказал регент, два раза позвонив в колокольчик.

Явились дежурный и полицейский.

— Кавалер де да Транблэ свободен, — сказал Филипп Орлеанский, обращаясь к последнему. — Возвратите ему шпагу!

А Слушая циничные предложения регента, Рауль говорил себе, что сейчас надо во что бы то ни стало избавиться от запоров жадной Бастилии, которая так редко выпускала свою добычу. Для этого ему нужно было обмануть Филиппа, спрятаться на несколько дней с Жанной в надежном убежище — а развалины Проклятого Замка представляли ему это убежище — потом оставить Францию навсегда и искать в каком-нибудь гостеприимном уголке земли спокойствия и счастия в любви. Все это могло осуществиться и даже довольно легко: Рауль имел два часа свободы. И эти два часа — неслыханный случай, непонятная милость судьбы! — Филипп Орлеанский сам давал ему. Правда, регент потребовал от него торжественной клятвы, что он не будет искать случаев к побегу и что сегодня же вернется в Пале-Рояль вместе с Жанной. Он взял с него слово дворянина!.. Рауль смело дал клятву; но мы знаем уже, что подобная клятва не связывала нашего героя. Впрочем, если бы он и в самом деле был дворянином и настоящим кавалером де ла Транблэ, мы думаем, что он без угрызения совести нарушил бы такую клятву, и почему нам не сознаться — в настоящем случае мы были бы очень снисходительны к его клятвопреступлению.

Получив свою шпагу из рук полицейского и поблагодарив регента за оказанную милость, Рауль должен был ждать с четверть часа, прежде чем ему сказали, что карета, которая должна была отвезти его домой, готова. Зная, что в Пале-Рояле целый день и ночь стояли готовые экипажи, Рауль удивился этой заминке. Однако он скоро угадал ее настоящую причину. Подозрительные физиономии двух лакеев, которые должны были сопровождать молодого человека, дали ему понять, что регент, делая вид, будто совершенно полагается на его слово, посылал с ним шпионов, которым поручено было наблюдать за ним.

Перед воротами дома, в котором жил Рауль, прохаживались люди, лица которых, не менее подозрительные, ясно обнаруживали, к какому почтенному классу общества принадлежали они. Это, однако, нисколько не обеспокоило нашего героя, который обладал множеством способов избегнуть всех шпионов на свете. Решительными шагами взошел он на большую лестницу, которая вела на первый этаж. Когда он позвонил, в передней послышались чьи-то шаткие шаги. Дверь растворилась, и Жак, с лицом расстроенным, красным и распухшим от слез, явился на пороге. При виде Рауля он вскрикнул от изумления и радости и, совершенно позабыв о расстоянии, разделявшем слугу и господина, бросился к нему на шею, с любовью прижал его к сердцу и вскричал голосом прерывистым и едва внятным:

— Ах, кавалер!.. это вы, мой добрый господин… а я уже думал, что более не увижу вас…

Несмотря на свой обыкновенный скептицизм, Рауль был глубоко тронут этой искренней нежностью, дружески пожал руку своего верного камердинера и сказал ему:

— Благодарю, мой добрый Жак! ты меня любишь, и я плачу тебе тем же!.. Теперь друг мой, не будем терять ни минуты… ни секунды… только быстрота может избавить нас от опасности… Запри хорошенько эту дверь, пока я пойду за мадам…