Помня о высказанном раз при мне пожелании, я проорала Дракону, чтобы сел на привал возле Аккона и послал кого-нибудь за Кроликом. Когда хозяин подлунного города увидел меня выходящую к нему из-за спины Дракона, он удивился. При виде Сосискина — остолбенел. Настал кульминационный момент. Я эффектным жестом скинула с себя бурку из неопознанного меха, напрягла спину и, повернувшись к дроу тылом, похвасталась:

— Смотри, какие у меня крылья.

Подойдя ко мне, он упал на колени и, прижавшись к моему правому крылу, как к братской могиле, тихо заплакал, счастливо всхлипывая:

— Я всегда знал, что твои крылья раскроются, они просто были сложены.

Услышав это, Сосискин тут же проворчал:

— Накаркал, блин, прорицатель хренов, лучше бы нам кончину Темного от отравления паленкой напророчил.

— Цыц ты, у человека исполнилась мечта, а ты и тут все норовишь опошлить, — шикнула на него моя способность радоваться за других.

Проворчав что-то о том, что дроу вовсе и не человек, Сосискин отошел от нас с Кроликом и начал выклянчивать у Дракона аппетитно пахнущую копченую ногу неведомой зверушки. Еще немного поболтав с Кроликом и узнав от него, что работа по созданию разветвленной сети шпионов идет полным ходом, я вручила ему свою змейку из пупка, которая уже сыграла свою роль. Насколько мне помнилось, подобный жест по передаче символа означал у дроу принятие в Дом, так что я, пользуясь своим правами члена правящей ветви и Наследницы, включила Кролика в список претендентов на трон. На прощанье, вырвав у себя несколько перьев, я попросила отнести их Яфору на память об одной неправильной Избранной и, троекратно облобызав растерявшегося от всего происходящего Кролика, дала команду на старт.

В первый день полета и первую ночь никто на нас не напал. Ближе к концу второго нас атаковала небольшая стая горгулий, с которой драконы легко справились, зато ночью нас атаковали какие-то озверевшие твари, и я в миллионный раз похвалила себя за предусмотрительность. А вот на третий день…

Едва мы пересекли границу с Темной империей, как на нас напали летающие челюсти. Они, как огромный рой мошкары, кружились и выдирали из драконов куски плоти. Я взвыла от ужаса, глядя, как эти челюсти на моих глазах сожрали двух наших сопровождающих прямо в воздухе. Еще шесть драконов получили серьезные ранения и один из них ночью умер. Четвертый день прошел почти спокойно, если не считать, что, пролетая над замком темного колдуна, двенадцать драконов камнем рухнули вниз от выстрелившего в них луча, а наш Дракон чудом не лишился глаз. Так нашло подтверждение одно мое давнее предположение: Димон по полной программе наделил темных магической силой или, что мне казалось более вероятным, демиурги поставляли сюда какое-то оружие.

Ночью, последовавшей за этим ужасным для всех днем, на нас напали вампиры. Дракон заранее предупредил меня, что мы находимся на их землях, и я, с какой-то дури вспомнив о том, что в книжках пишут о гипнотических талантах кровососов, сунула в уши наушники плейера и прозевала их появление. Прошляпить появление армии здоровенных мужиков и почти не уступающих им в росте и комплекции теток, скандирующих, как футбольные фанаты: «Кровь, мы чуем кровь, оле-оле-оле-оле-оле, вампиры, вперед!», мог или глухой, или такая вот меломанка, как я. Их было столько, что Дракон тут же кинул в бой засадный полк. Мозг в эту ночь явно взял больничный лист по уходу за нервными клетками, иначе я не стала бы, подпевая Лолите «Пошлю его на небо за звездочкой, конечно же, все хуже может кончиться», метаться по лагерю в поисках осинового кола. Не найдя под рукой орудия борьбы с вампирами, я схватила корягу, вообразив себя Баффи, воткнула ее в бок ближайшего двухметрового амбала и замерла, ожидая когда он красиво опадет пеплом. А эта гадина и не думала рассыпаться, она повернула ко мне перекошенное от боли лицо, что-то проревела и с размаху саданула мне в ухо, да так, что я, как курица, растопырив крылья, отлетела метров на десять, а наушники и плейер бесследно сгинули. Вампир подбежав ко мне, наклонился, нависая над моей насмерть перепуганной душонкой, обнажил выдвигающиеся из обеих челюстей клыки и, облизываясь раздвоившимся языком, порадовал:

— Я сожру тебя целиком, Избранная, невзирая на твою отравленную алкоголем печень и черные от табака легкие.

Почему-то вместо видений о прошлом, которые случаются за минуту до смерти, в голову начали лезть мысли, как там у меня вообще состояние организма, чтоб знать, от чего таблетки пить. И что характерно, спросила, если бы не прыгнувший ему на спину Сосискин, который тут же скинул с меня ударом лапы гада и в буквальном смысле слова отгрыз голову. Все произошло за доли секунды. Удар лап, хруст шейных позвонков, утробное рычание и вот Сосискин поворачивает ко мне окровавленную морду и рявкает:

— Какого хрена ты тут, как баба на чайнике, сидишь? Вали быстро к Дракону, уже отход протрубили, а ты все булки свои паришь!

Потом, когда мы отлетели на значительное расстояние и приземлились отдохнуть, у Сосискина начался отходняк и он забился в истерике. Он катался по земле и выл, что стал таксой-людоедом и его надо пристрелить как бешеного. Мы с Драконом насилу успокоили его, скормив те немногие запасы продовольствия, что драконы успели захватить.

Следующие день и ночь я провела как в тумане. Драконы непрерывно отбивались то в воздухе, то на земле от страдающих авитаминозом и цингой по причине недостатка свежего мясца орд монстров. Сосискину какая-то тварь оцарапала ухо, и оно тут же начало гноиться, несмотря на то что я его тут же обработала перекисью и залила йодом. У меня к синяку от удара вампира на одной щеке, добавился бланш под глазом — его я заработала ночью, когда мы оборонялись от взвода некромантов с их зомби. А наш Дракон весь был покрыт ранами, потому что драконы вовсе не такие неуязвимые, как все считают.

Я не могла смотреть в глаза нашим сопровождающим — теперь каждый день кто-то из них погибал. Сосискин неуклюже попытался меня утешить, предложив создать мемориал в память о павших, но я отказалась, сказав, что лучше раздать эти деньги их родным, а вместо мемориала переименовать Цветной мир в Мир Драконов. Затем обязала Эдика в случае моей смерти во всем помогать драконам и не брать с них за это ни копейки.

К наступлению последней ночи перед прилетом я была морально и физически вымотана. Морально — потому что на меня гранитной глыбой давила вина за то, что я была ответственна за гибель драконов. Я корила себя за свой поганый язык, за страсть к авантюрам, за дурость, за все мои поступки, которые привели к такой трагедии. А еще больше меня сжигали ненависть к демиургам и сознание того, что я ничего не могу с ними сделать. Физическое состояние обусловливалось тем, что я практически не ела и не спала уже несколько дней и ночей. Днем в полете я не могла подремать из-за тесноты и непрекращающейся морской болезни. Ночами, помимо нападений монстров, мне не давали забыться раскалывающаяся голова и дикие боли в спине от презентов трех извергов. Крылья мешали мне спать, я постоянно ими за что-то цеплялась, мне казалось, что в них завелись насекомые, и я нервно выдирала из них перья, пытаясь найти вшей с клещами. У Сосискина были почти такие же проблемы. Его непрерывно терзал голод, а все его тело ломило от носа до хвоста из-за неудобных поз, которые он принимал, чтобы втиснуться в корзину. Он ни словом не упрекнул меня за свое участие в этом квесте, но его измученный вид был красноречивее любых слов. Я с ума сходила, не зная, как облегчить ему страдания. Одним словом, я была на взводе, и, появись сейчас Темный, я бы сама попросила меня пристрелить, чтоб не мучилась. Дракон, заметив мое состояние, осторожно подошел ко мне и предложил отойти в сторону для разговора.

— Даш, я понимаю, ты устала. Но с таким настроением, как у тебя, не идут на одну из самых главных встреч своей жизни. Ты должна собраться, — попытался меня взбодрить огнедышащий психотерапевт.

Своими словами он сорвал мой стоп-кран, и я обрушилась на него, как рухнувшее здание, погребая под своими обломками его попытку дать мне установку на победу.