Закончив разговор с консультантом, я бросила телефон в кресло и вернулась к своему прежнему занятию. Спустя некоторое время до меня донеслись звонкие переливы с первого этажа, прозрачно намекающие, что у меня гость.

Кого там принесло, если навещать меня попросту некому?

Насторожившись, я быстро запихала деньги обратно в сейф, повернула замок, определила поверх интересного углубления картину (дядя явно пересмотрел шпионских боевиков и наивно полагал, будто такая нехитрая маскировка поможет против возможных злоумышленников), после чего одернула широкую рубашку и неторопливо спустилась вниз.

Остановившись на пороге, я нажала кнопку на пульте; ворота послушно отъехали в сторону, образовав небольшой проход, позволяющий визитеру беспрепятственно очутиться на территории. В проходе появилась физиономия молодого следователя, этот парень был одним из тех, кто меня допрашивал. Только, в отличие от своего дотошного немолодого коллеги, этот был не таким приставучим и, как мне показалось, не имел ни малейшего интереса к смерти Павла.

— День добрый, — расшаркался этот тип, не торопясь заходить на территорию особняка.

— Добрый, — хмуро ответила я, также не спеша его приглашать. — Чем обязана?

— Возникли вопросики к вам…

— Почему бы вам не вызвать меня повесткой?

— Да тут сущая ерунда, — парень обезоруживающе улыбнулся, однако впечатления не произвел. — Ну так что, пустите, или будем заморачиваться с официальными документами?

— С официальными спокойнее, — рассудительно заметила я, не спуская со следователя пристального взгляда. В конце концов, я видела его на рабочем месте и точно знаю, что он — тот, за кого себя выдает. — Ладно, входите.

Парень шустро прошмыгнул к порогу. Слегка удивившись такой скорости, я, тем не менее, посторонилась, пропуская его в дом. Мы устроились в гостиной, он — на диване, я — в том кресле, на которое пролила не так давно вино. Использовав все химические средства, какие удалось обнаружить в шкафчике в ванной, я-таки сумела расправиться с пятном, и теперь на мягкой обивке не осталось даже следа.

Следователь выглядел подозрительно довольным; может, именно поэтому я из вредности не стала ничего ему предлагать.

Перебьется.

— Что вы хотели узнать?

— Видите ли, Вера…

— Владимировна, — спокойно подсказала я.

Парень осекся и бросил на меня растерянный взгляд.

— Что?

— Вера Владимировна. Не вижу причин игнорировать мое отчество, — произнесла, стараясь скрыть охватившее меня раздражение.

— А, да-да… Просто вы так молоды, и я подумал…

— Не думаю, что вы намного старше.

Он сдался и постарался наладить контакт, вновь прибегнув к помощи улыбки.

— С вами трудно разговаривать, это точно.

— Совсем легко, если следовать установленному шаблону. Вы задаете вопрос — я отвечаю.

— И что, вы никогда не делаете исключений? Даже для близких людей?

— О близких людях я не сказала ни слова. Простите, с трудом улавливаю цель вашего визита.

— Тогда к делу? Прошу прощения за подробности, но тело вашего дяди было в таком состоянии, что установить точную причину смерти оказалось проблематичным для наших экспертов. Тем не менее, кое-какие зацепки позволяют предположить, что умер он вовсе не от ожогов.

— В самом деле?

— Мне кажется, вы могли бы дать следствию больше информации.

— Меня там не было. Не знаю, чего вы от меня ждете?

Он не спешил отвечать, сверлил меня задумчивым взглядом, наверняка пытаясь что-то для себя уяснить. Я сохраняла видимое хладнокровие, хотя на самом деле уже начинала понемногу нервничать. Не люблю, когда на моей территории возникают чужие, особенно люди, которые мне неприятны. И все эти дурацкие намеки…

Неспроста.

Этот парень не может знать о том, что я была в тот вечер совсем рядом с горящей дачей Павла. В противном случае мы бы разговаривали совсем в другом месте.

— Вы уверены, что не были там? Мы не получили точного подтверждения вашего алиби, Вера Владимировна — вы могли как присутствовать в доме своих родителей, так и отсутствовать.

— Тонкое наблюдение, — не смогла удержаться. — Я уже много раз отвечала на этот вопрос.

— Хорошо… А что вы скажете вот на это, — он притянул к себе портфельчик, раскрыл его и, покопавшись, извлек какой-то листок, принялся читать урывками: — показания водителя такси, имени я вам не назову… Этот человек говорит, что ближе к полуночи отвозил к Майскому — а там, как мы с вами помним, и произошло несчастье — молодую девушку. Она сообщила ему, что опоздала на электричку из-за дополнительных занятий в университете. Словоохотливый водитель поинтересовался, мол, неужели эти злыдни-профессора могут допоздна задерживать студентов, на что девушка ответила обтекаемо. Мы показали этому мужчине вашу фотографию, и…

— И?

Мой голос звучал ровно, хотя на самом деле я волновалась. Ужасно боялась следующих слов самоуверенного следователя, с трудом успокаивая себя тем, что, будь у них реальные доказательства моего присутствия (об обвинениях речи пока не идет, кажется), то меня б точно вызвали в отделение, вовсе не стали бы приезжать самостоятельно.

Следователи, точно знающие о том, что свидетель скрывает какие-либо важные для расследования факты, ведут себя совершенно иначе.

— Он вас не узнал, — с неохотой ответил следователь, выдержав перед этим положенную паузу. — Но сказал, что чем-то похожа. Он выбрал сразу несколько фотографий, на которых были темноволосые девушки, но ни на одной не остановился конкретно. Возможно, мы устроим вам личную встречу, и тогда…

— К чему вы все это говорите? Я рассказала и вам, и вашим коллегам все, что мне известно, ответила на каждый ваш вопрос. Мне больше нечего добавить.

— Хорошо, хорошо, я понял, Вера Владимировна. Скажите, а почему вы не сообщили нам о том, что ваши родители вам не родные?

Я замерла, раскрыла было рот для резкого ответа, но вовремя призвала себя к порядку. Вместо этого нейтрально пожала плечами и незаметно для следователя сильно сжала кулак. Ногти больно впились в кожу ладоней; боль ожидаемо притупила страх, возникший вследствие всколыхнувшихся воспоминаний.

Он не копал так глубоко. Этот самоуверенный наглец не может знать о том, что происходило со мной до моего знакомства с семьей Анисимовых.

Он просто жмет наугад все кнопки подряд, в надежде, что ему повезет, и невзначай всплывут какие-нибудь горяченькие подробности, которые потом можно приплести к его текущему делу, и тем самым снискать уважение явно пренебрегающих им коллег.

— Потому что для меня нет и не было никого роднее этих людей, — спокойно сообщила я. — Теперь ответьте вы — какое отношение это имеет к смерти моего дяди?

Он побарабанил пальцами по подлокотнику, все еще не спуская с меня внимательного взгляда, и, наконец, кивнул, соглашаясь.

— Может, и никакого. Однако нам кажется это странным — вы появляетесь в семье, спустя два года ваши родители погибают в аварии, и вы переходите под опеку своего дяди. И вот — пожалуйста, теперь умирает Павел Геннадьевич. Не слишком ли много бед выпало на вашу семью?

— Намекаете, что теперь моя очередь умереть? — криво усмехнулась я. — Не трудитесь, я поняла, что вы имеете в виду. Извините, не могу сказать вам ничего нового, все, что могла — уже сообщила. Если это все…

— Вы очень… своеобразная девушка, — с трудом нашел эпитет следователь. — Не сочтите за грубость, но я действительно никогда не встречал кого-то, хоть сколько-нибудь похожего на вас. Вы так молоды и так… хладнокровно рассудительны. Это редкость, скажу вам.

Я решительно поднялась с места, показывая, что больше не намерена задерживать этого человека у себя в гостях. Следователь (я так и не вспомнила его имени) с неохотой поднялся следом за мной.

Когда я выпроваживала его за ворота, молодой человек предпринял слабую попытку пригласить меня пообщаться в неформальной обстановке, однако всяческие поползновения я тут же пресекла — от этой личности меня давно уже воротило, едва ли не с той минуты, как он начал присутствовать на допросах. Теперь же на протяжении всего разговора я мечтала лишь о том, как выставлю следователя за ворота и вернусь в свою тихую роскошную обитель.