— Мне бы хотелось задать вам тот же вопрос, — парировала мягко, стараясь не допускать резких ноток, способных вывести Тома из себя.
Но он, тем не менее, злился; и без того очень светлые глаза теперь казались почти прозрачными. Зрачки сузились; было видно, что разговор со мной не приносит этому человеку никакого удовольствия.
— Мне теперь даже интересно, как ты запоешь, если я сейчас сломаю тебе парочку ребер?
Чувствуя легкий холодок между лопаток, я едва заметно поежилась, бросила взгляд на Тома и лишь пожала плечами.
— Знаний у меня не прибавится, — ответила с печалью. — Я отправлюсь в больницу, а вы — изобретать новые ловушки для своего друга, которого упорно приписываете к моим приятелям.
— А ты, как я посмотрю, оптимистка, — Том сцепил ладони перед собой. — После встречи со мной тебя никакая больница не соберет. Но в одном ты права… — он вдруг пристально посмотрел на горящие свечи, и я, нервно сглотнув, устремила взгляд туда же.
Остатки веревки я сунула в карман, но вдруг осталось что-то… нитки или ворсинки…
Я внутренне подобралась, готовая при малейшем движении Тома по направлению ко мне вскочить и броситься к двери. О том, чтобы вылезти в окно, теперь, понятное дело, не может идти речи.
Но Том недолго таращился на огонь и вскоре вновь глазел прямо на меня. Я перевела дыхание и попыталась изобразить живейший интерес к его последней фразе.
— Ты права в том, что Хаос сюда уже не явится, — отчеканил он. — Этот парень не дурак, и башкой своей рисковать зря не станет. Ты была ему нужна только для одной цели — шпионить за недоумком Павлом; теперь в этом нет надобности.
Я слушала и поражалась, как убежденно Том рассуждает о том, чего не было и быть не могло. Он непоколебим в своей уверенности, не допускает и мысли, что все могло складываться совсем по другому сценарию. В его понимании ситуации мне отвели роль глупой жертвы коварного бандита, обнаружившего безотказный способ выведать необходимую информацию, не прибегая к варварским методам.
Что ж, может, версия Тома не так уж лишена логики.
Мне почему-то казалось, что Хаос вряд ли мог бы поступить так — подставить невинную девочку, отправить ее шпионить за дядей, и в итоге, получив необходимые сведения, оставить ее самостоятельно разбираться с неминуемыми проблемами.
Мое мнение основывалось на том, что в реальности Хаос ничего этого не сделал, и если бы я не отправилась тогда следом за дядей с целью прижать подонку не в меру распушившийся павлиний хвост, мы с Хаосом могли вовсе никогда не столкнуться.
Я его… идеализирую? Пытаюсь думать о нем лучше, чем есть на самом деле?
Хаос не обращался ко мне, он каким-то одному ему известным способом разузнал о встрече Павла и не преминул в ней поучаствовать. Быть может, не подвернись ему нужная информация, он и стал бы искать другие пути, один из которых непременно привел бы ко мне. Что я, в сущности, знаю об этом человеке, помимо идиотского прозвища?
Ничего.
У меня нет никакой уверенности в том, что он чем-то отличается от Тома.
Как я от них устала…
Том неспешно поднялся, чем очень меня насторожил, однако пока что не было причин бросаться прочь, да и до двери я вряд ли добегу. Мужчина приблизился, остановился напротив меня и пару секунд просто смотрел сверху вниз. Я не отводила взгляда от его глаз, хотя в груди уже поселился знакомый холодок, а дышать стало тяжелее. Сердце застучало быстрее, отмечая присутствие в опасной близости чужака; руки, крепко сцепленные за спиной в замок, похолодели.
— По вашим же словам выходит, что «живец» неверный, — быстро сказала, опасаясь, что подступающая паника бросится Тому в глаза.
Нужно было отвлечь этого типа.
— Очень даже верный, — он чуть подался вперед. — Вы как-то связывались с Хаосом, где-то встречались, о чем-то говорили — вот все, что ты мне рано или поздно расскажешь. Меня интересует каждая, даже самая на твой взгляд незначительная деталь.
Он перевел дыхание.
— Теперь то, о чем тебе следует знать. Мои люди снаружи следят за подступами к особняку. Я не могу вечно караулить этого придурка, пробуду тут еще около часа, а потом уеду. Если за это время я не получу никакой важной информации, в дом войдут ребята. Ты далеко не предел мечтаний, но думаю, их это не слишком смутит. Вот тогда-то ты поймешь, какой дурой была, покрывая кусок грязи, которого даже нельзя назвать человеком.
Я нахмурилась и дернула головой, уворачиваясь от его ладони, но Том все же сумел пробежаться пальцами по моей щеке. Нагнувшись, он резко схватил меня за подбородок и больно сомкнул пальцы на коже.
— А пока у меня есть время, я постараюсь улучшить твое положение и добиться нужной информации более щадящими девичью честь методами. Серьезно думаешь, что я идиот и не вижу, как ты выжидаешь момент для того, чтобы сбежать?!
С этими словами он размахнулся и хлестко ударил меня по лицу.
Резкая боль обожгла правую щеку. Я инстинктивно вцепилась в лицо Тома, попыталась было вскочить, но один сильный толчок в грудь отправил меня обратно в недра кресла. Вновь соприкосновение грубой мужской ладони с моим лицом; кожа на нижней губе лопнула, и я почувствовала, как от уголка губ вниз по подбородку пробежала кровавая дорожка.
Не давая опомниться, Том рывком смял кофту на моей груди, дернул за ткань на себя, тем самым вытянув меня из кресла, и отбросил на пол легко, словно сломанную куклу.
Я попробовала отползти дальше, к окну — там было больше места для маневра — но Том, нехорошо ухмыльнувшись, в два шага оказался рядом. Я попыталась было достать его ногой, чем только сильнее подстегнула мужчину. На его лицо набежала тень, ухмылка исчезла; Том словно поменял одну личину на другую так же быстро, как комедиант отточенным движением сбрасывает маску в конце спектакля.
Моя смерть не будет быстрой.
Сильным и точным ударом ноги меня отбросило к стене. Из груди вырвался неопределенный звук, больше похожий на шипение обиженного зверя. Упершись мокрыми от холодного пота ладонями в темный паркет, я приподнялась на четвереньки и попыталась отдышаться. Свет перед глазами мерцал, то расширяясь, то быстро угасая, однако совсем из реальности я все же не выпала; боковым зрением видела, как неясная фигура Тома становится все ближе.
Он выжмет из меня все, что ему нужно.
Мне хотелось упасть, закрыть глаза и провалиться сквозь землю, туда, где больше не будет ни единой проклятой живой души. Выключить сознание, чтобы не видеть, не слышать, не чувствовать дальнейшего кошмара, уготовленного мне Томом. Кто я сейчас против него — несуразная уродливая кукла, одним своим видом портящая настроение жизнерадостному ребенку? Меня можно швырнуть в угол, оторвать руки-ноги, открутить голову и бросить в ящик к остальным бракованным игрушкам. Том не такой огромный, как Хаос, но силы в нем очень много, хватит, чтобы сломать сопротивление не одной строптивой зверушке.
Выступить сейчас против него или забиться в угол, прикрывая голову от огромных кулаков — в сущности, нет разницы. Исход тем не менее будет один.
Я помотала головой, надеясь, что картинка перед глазами станет четче, хотела вскочить, но мышцы рук и ног, словно налитые свинцом, отказывались слушать команды мозга. Единственное, что мне удалось, это нырнуть за кресло и на пару секунд избавить себя от вида приближающегося Тома.
— Так где же вы встречались с нашим общим другом? — размеренным тоном, играясь, поинтересовался он.
Где встречались… Эти слова эхом отдались в каждом закоулке разума, я несколько раз повторила их про себя, чувствуя, что непременно должна что-то понять. Мы встречались здесь, в гостиной; он пришел меня убить, но отчего-то передумал и вместо того, чтобы установить взрывное вещество, оставил мне черную коробочку в качестве подарка.
Я сунула опасный сувенир в шкаф так небрежно, словно мне подарили книгу или бесполезную статуэтку.
Он и сейчас там, лежит прямо на виду, возле фарфорового уродца, которого однажды презентовали дядюшке.