И тогда наступит конец всему.

— Тащите девку, — бросил бандит своим товарищам.

— Ты не просекаешь? — Глеб вновь сжал мою ладонь. — Она никуда с тобой не пойдет. Отстучи Косте, что я готов все перетереть, но только с ним.

Я услышала щелчок возводимого курка, одновременно с этим почувствовала, как сердце сделало резкий скачок к самому горлу.

— Хаос, пусти девку и свали ждать своей очереди.

— Как думаешь, когда я последний раз пасся в очередях?

Весь его вид прямо говорил о том, что эту скалу вряд ли можно сдвинуть простыми увещеваниями. Я все еще оставалась на месте, лихорадочно соображая, как быть и что лучше сделать. Их много, Глеб один — как бы он не рисовался, демонстрируя противникам бесстрашие и угрозу, первый же раунд явно будет за ними.

Все произошло в считанные секунды. Когда бандит, требовавший меня схватить, сделал шаг вперед с неясной целью, Глеб не мешкая съездил ему по физиономии, причем ощутимо — тот покачнулся, однако на ногах все же удержался. Увидев, как второй кинулся на помощь своему товарищу, я порывисто дернулась вперед, словно в самом деле думала принять часть атаки на себя, но уже спустя секунду живо отлетела к стене. Подняться не успела — подскочивший бандит с силой приложил меня головой о стену, и перед глазами тут же все поплыло, затянулось дымчатой пленкой. К горлу подступила тошнота, затылок запульсировал тупой колющей болью, глаза увлажнились.

Приподнявшись на четвереньки, я обхватила голову слабыми ладонями, силясь прийти в себя, хоть немного унять боль. Где-то совсем рядом слышались отборные маты, звуки борьбы, какая-то возня, ожесточенное рычание…

Они убьют его.

Казалось, я вновь попала в жуткий неправдоподобный кошмар, только теперь сценарий событий нацарапал другой, менее изобретательный, но более хладнокровный человек. Разум отказывался анализировать то, что происходит, отвергал принятие реальности, не собирался предугадывать последствия. В мозгу засела всего одна мысль — они убьют его, а я ничего не могу сделать. Оказывается, до сего момента я понятия не имела о том, что такое настоящий, всепоглощающий страх.

Нет, я не могу этого допустить.

С трудом нашарив перед собой стену, я сделала попытку подняться и медленно покрутила головой, силясь отгадать, где происходит драка. Все плыло, тела представали большими темными расплывшимися пятнами; они все сбились в кучу и щедро награждали ударами Глеба — даже не видя точно, я нисколько не сомневалась в этом. Сделала неловкий шаг вперед, подстегиваемая страхом от того, что в любую следующую секунду может стать поздно, но вновь упала, так и не достигнув цели — кто-то находился возле меня и вовремя пресек неосознанную попытку дернуться на подмогу.

Последнее, что я услышала, прежде чем отключиться, было:

— Довольно. Хрен с ними, пошли отсюда.

***

В первую секунду я не поняла, где нахожусь. Во вторую затылок пронзила сильная боль, и все сразу стало на свои места.

Под потолком горела тусклая лампочка; это неясное свечение не столько освещало помещение, сколько раздражало воспаленные глаза. Я приподнялась, опираясь на руки, медленно повернула голову и сразу же увидела Глеба — он сидел, привалившись спиной к стене и вытянув ноги, в другом конце комнаты, не подавая вообще никаких признаков жизни. Боль, щекочущая затылок, мгновенно отступила под действием нового страха, и я, не чувствуя более собственного дискомфорта, но все же не найдя сил подняться, подползла ближе к мужчине, невольно обращая внимание на кровавые следы, оставшиеся на полу после недавней драки.

Глаза его были закрыты, лицо перепачкано подсохшей кровью. Багровые пятна причудливыми кляксами расцвели и на одежде — тусклого свечения хватало, чтобы их рассмотреть. Я нерешительно взяла его за руку, машинально прощупала пульс, замерев от мучительного ожидания, а когда почувствовала под своими пальцами слабые удары, едва не разулыбалась, как последняя идиотка. На глаза отчего-то навернулись слезы, на которые я совсем не обратила внимания.

Почти прижавшись к нему, нежно погладила Глеба по плечу, легко, почти не касаясь ладонью грязной ткани свитера.

Он зашевелился, и я едва не подскочила на месте.

— Глеб…

Вновь изменив позу, села напротив него на колени и немного приподняла ладонью его лицо. Я боялась лишний раз до него дотронуться, чтобы не вызвать ненароком болевой шок, ведь неизвестно, какие повреждения нанесли ему эти подонки.

Глеб смотрел прямо на меня, но взгляд его был мутным, неосознанным. Возможно, он даже не понимал, кто перед ним находится.

Я тут же до боли закусила губу, понимая, что еще немного, и меня попросту накроет истерика. Видеть его таким — слабым, с застывшим безжизненным взглядом, было безумно больно.

Очень страшно.

— Глеб, — позвала настойчивей, чуть склонив голову, пытливо глядя в его затуманенные глаза.

— Вер?

— Я здесь, — словно в доказательство обхватила его ладони своими, едва ощутимо сжала.

— Как ты? Я что-то ни хрена не вижу…

— Нормально. Со мной все нормально, — в тот момент я действительно не чувствовала боли, с головой уйдя в его ощущения. — Глеб, посмотри на меня.

— Знаешь, я что-то плохо ориентируюсь… — он закашлялся, но все же сжал ответно мои ладони. — Прости меня, я… все запорол.

Он с силой прикусил губу, стараясь сдержать стон, полный боли; на лбу его выступили холодные капли.

— Вряд ли ты мог что-то сделать.

— Мог. Я мог запереть тебя в той хибаре, а не тащить за собой в город, мог настоять и не брать тебя в особняк… Много чего мог, Вера. Вот только расстаться с тобой даже на какую-то паршивую секунду — не мог…

Не найдя никаких подходящих слов, я подалась вперед, коснулась кончиками пальцев его колючей щеки, легко прижалась губами к едва переставшей кровоточить царапине и замерла, не отстраняясь. Слезы, сами собой скатившиеся из глаз, попали и на его кожу.

— Ты плачешь?..

— Нет, — прошептала, касаясь губами колючей кожи.

— Не верю, что ты можешь из-за меня плакать. Не верю, что ты вообще умеешь это делать, — он замолчал, и я тоже не говорила ни слова. — Не надо, Вер. Все нормально со мной, посмотри, — он дернулся, шипя от боли. — Не, лучше не смотри… Сейчас передохну и встану. Хочешь словить меня на слове?

Бессильные слезы, вызванные не ноющей болью в затылке, а диким, паническим страхом за жизнь Глеба, уже неконтролируемым потоком стекали по моим щекам. Казалось, каждая его рана необъяснимым эхом перекликалась с идентичной клеточкой моего тела, создавая эфемерную нерушимую связь. Я винила нас обоих во всем, что казалось таким странным и необъяснимым, и только сейчас, захлебываясь его болью, начала осознавать, что все это время могла свободно выбраться из лабиринта собственных кошмаров, но из-за своего упрямства и страха перед неизведанным сама же упиралась, разворачивалась от выхода и бежала прочь, дальше, в самую глубь.

— Я хочу, чтобы ты сдержал свое прежнее слово, — почти прошептала ему на ухо.

— Может, подскажешь?.. Я столько лажи тебе нагнал, самому страшно становится… — он сделал попытку засмеяться, но только скорчился. Заряд новой боли пронзил меня наравне с самим Глебом. — Знаешь, я, вообще, бакланить не слишком люблю, но ты мне язык как-то развязываешь.

— Говори со мной, ладно? Не бросай меня, — я мягко провела ладонью по его щеке, спускаясь к подбородку, шее. — Ты обещал, помнишь?

— Помню.

Он больше ничего не сказал, и я, вновь поддавшись приступу мгновенного страха, обеспокоенно подняла взгляд на его лицо. И оторопела, заметив, что он улыбается. Его глаза были закрыты, но на разбитых губах вовсю играла знакомая ироничная улыбка.

— Глеб?

— Я люблю тебя, — его улыбка стала шире, и выглядело это в совокупности с закрытыми глазами и окровавленным лицом невообразимо жутко. — Плевать, что ты мне сейчас начнешь втирать, я все равно люблю тебя.