Тридцатого марта командир Каталонской компании сидел во дворе под шелковицей на стуле с высокой спинкой, который стоял на ковре. По правую руку находилась высокая корзина, куда Рожер де Флор, просмотрев мельком, бросал счета. Рядом с деревом переминались с ноги на ногу рыцари, выполнившие свой долг. Тихо переговариваясь, ждали, когда казначей Рамон Мунтанер вычтет долг за продукты из зарплаты за следующие четыре месяца и выдаст остаток. Глянув счет подошедшего раньше меня рыцаря, Рожер де Флор произнес с ухмылкой:

— Ты наел больше всех!

— Не может быть! — удивился рыцарь. — Брал, как все. Не знаю, что там грек написал, я считаю плохо.

Когда командир глянул предоставленный мною счет, у него глаза полезли на лоб.

— Только не говори, что я наел больше всех, — предупредил его шутливо.

— Наоборот, меньше всех, — сообщил Рожер де Флор. — Твой счет — единственный, похожий на правду. У остальных в три, а то и в четыре раза больше!

— Это потому, что считаю лучше греков, — объяснил я.

— Я и сам это понял, — сказал командир.

Следующие счета он даже не смотрел, сразу швырял в корзину. Закончив их прием, подозвал слугу, того самого паренька, который нас обслуживал в день захвата города.

— Высыпи их вон там, — показал Рожер де Флор на место в паре метрах от ковра, — и сожги. Пусть отсылают счета императору Андронику и пробуют перехитрить его чиновников.

— Слава нашему дуку! — заорали обрадованные рыцари.

Некоторые даже кинулись целовать ему руку. Надо было видеть лицо Рожера де Флора в этот момент. Ему, сыну сокольничего, целуют руку благородные рыцари!

Развивая успех, он сообщил:

— Император Андроник решил, что будет справедливо оплатить нам четыре месяца, которые мы просидели здесь, и выдать за четыре месяца вперед.

Тут даже я заорал от радости, потому что был уверен, что кизикское сидение останется неоплаченным. Теперь понятно было, что императорская галера привезла вчера вечером Рожеру де Флору.

— Передайте всем, что послезавтра идем воевать. Турки осадили город Филадельфия. Мы обязаны снять осаду. Будем идти очень быстро, — сообщил великий дука, заодно объяснив невиданную щедрость императора.

Получив сразу столько много золота, каталонцы готовы были идти сражаться хоть с самим дьяволом. Заплатили нам, правда, перперами, в которых золото было низкой пробы, но никто не возмущался по этому поводу. С учетом прощения долга за питание, выходила очень солидная сумма. Даже мои конные лучники рвались в бой.

Я немного остудил их пыл:

— В бой сильно не рвитесь. Мы идем за добычей, а не за смертью. Если дела пойдут плохо, не геройствуйте понапрасну. Отвагу проявим, когда будем защищать себя и свое имущество.

— Как скажешь, командир, — ответил за всех Аклан.

Он закрепился в роли моего заместителя, стал вроде сержанта армий будущего. Его выбрали на эту должность сами конные лучники. В итоге Аклан не выполнял большую часть, так сказать, общественных работ и первым брал долю из их добычи.

Поле было широким, длинным, с невысокими холмиками, покрытое молодой зеленой травой и редкими зарослями кустарника. Лучшего для сражения не придумаешь. Поэтому турки и ждали нас здесь, в дневном переходе от Филадельфии. Их много. Как нас предупредили местные ромеи, турок здесь около восьми тысяч конных и двенадцати тысяч пеших. Среди них были родственники убитых в Кизике, которые грозились жестоко отомстить нам. Мы пришли сюда вчера поздно вечером. По пути к нам присоединился трехтысячный отряд аланов, который стоял около Пиг. Каталонцы вслед за ромеями называют их массагетами. Это уже не те аланы, вместе с которыми я когда-то воевал против гуннов. Неизменным осталось то, что воевали конными, и оружие — короткие копья, луки и сабли. Лишь у пары сотен алан были кольчуги или чешуйчатый доспехи, а у остальных — кожаные куртки, в лучшем случае усиленные металлическими бляхами. Командовал ими Гиркон, называвший себя аланским князем. Он и его подчиненные показались мне, мягко выражаясь, недостаточно воинственными. И не только мне. Поэтому Рожер де Флор разбил их на две части и поставил на флангах вместе с альмогаварами. Наша пехота построилась в центре, четырьмя полками по тысяче человек в каждом. Расстояние между полками было метров тридцать-сорок. Перед каждым из этих просветов стоят в две шеренги в шахматном порядке арбалетчики, прикрытые большими щитами-павезами. Всего из человек пятьсот, в основном жители Болеарских островов. В шестом веке болеарцы считались лучшими пращниками. Видимо, их земля способствует любви к метательному оружию. Позади пехоты перед просветами построились по баталии рыцарей. Средней баталией командовал Рожер де Флор, правой, в которой находился и я, — Беренгер да Энтенза, левой — Корберан де Алет. Мои конные лучники стояли на правом фланге, вместе с альмогаварами, хотя по оружию место им было среди аланов. Так они были ближе ко мне. Если я драпану, они последуют за мной. Но не раньше. Надеюсь.

Солнце недавно взошло. Сейчас оно слева от нас, прячется за небольшое облако. Если сражение затянется до полудня, солнце будет светить нам в глаза. Ветер дует с запада. Он легкий. Мешать лучникам не будет. В такой прекрасный день жарить бы шашлык на берегу реки, через которую мы переправились вчера. Какого черта меня сюда принесло?! Не деньги — это точно. Наверное, я уже подсел на войну. Без нее жизнь кажется слишком пресной.

Турки не спешат начинать сражение. Они еще строятся. В центре пехота, отрядами по три-четыре сотни, расположенными в две линии. Конница на флангах. По большей части легкая кавалерия, лучники. Позади пехоты на холме стоит большой темно-красный шатер и несколько кибиток. Рядом с ними сотен пять всадников. Наверное, гвардия. Кто командует турками и сколько их точно — это абсолютно не интересует Рожера де Флора. Каталонцы не сомневаются в победе. Они привыкли на Пиренейском полуострове гонять мусульман при любом соотношении сил. Где кончается здоровая уверенность в своих силах и начинается нездоровая самоуверенность — покажет бой.

Слева от меня расположился Рожер де Слор. У него новый жеребец игреневой — рыжий с дымчатыми гривой и хвостом — масти. Выменял его на предыдущего с доплатой. Заодно купил кобылу и телегу для Лукреции. Любовница отвыкла ходить пешком или ездить верхом. Да и добычи больше сможет увезти. Обзавелся он и слугой — пленным турчонком лет одиннадцати. Мальчишка выполнял и роль оруженосца. Сейчас он на верховом коне и с запасными копьями ждал указаний вместе с Тегаком и остальными оруженосцами. То, что мы будем сражаться с его родственниками, турчонка не смущало. Для него теперь свои — это те, кто рядом. Главное, что он на настоящей войне. Что еще надо пацану в одиннадцать лет?!

Турецкая конница под бой барабанов и звон цимбал пошла в атаку. Всадники растеклись во всю ширину поля, поскакали в нашу сторону. Легкой рысью, не вырываясь вперед. Перестук копыт становился все громче, вскоре заглушив барабаны и цимбалы. Тысячи лошадей двигались на нас плотной массой. По мере того, как они приближались, создавалось впечатление, что их становится больше. Я поймал себя на том, что судорожно пытаюсь сглотнуть слюну, а рот пересох.

Вдруг заметил краем глаза движение на правом фланге. Повернувшись в ту сторону, вижу, как аланы, набирая ход, удирают. Те, что стоят на левом фланге, тоже. Я поднимаю повыше копье, чтобы мои конные лучники увидели павон и не вздумали последовать примеру аланов.

— Массагеты обосрались! — презрительно произносит Рожер де Слор. — Такие же трусы, как и ромеи!

Трудно с ним не согласиться. К счастью, больше никто за ними не последовал.

Заметив дезертирство аланов, турки громко и радостно завизжали. Метрах в ста пятидесяти от нашей пехоты они остановились и выпустили тучу стрел, которую каталонцы приняли на поднятые щиты. Наши арбалетчики ответили, причем более результативно. В отличие от турок, они стреляли из-за щитов тяжелыми болтами. Били по лошадям, зная, что спешенный турок — треть бойца. За несколько минут они здорово выкосили ряды турецкой конницы.