Возле ворот нас встречал Беренгер Рокафорт. На его лице странным образом сосуществовали два плохо совместимых выражения — радость и зависть. Мы без потерь уничтожили крупный отряд противника, захватили много лошадей, благодаря которым половина нашего гарнизона будет конной, превратится в более грозную силу, но случилось это без участия сенешаля. Я, вопреки своему желанию, как бы подчеркнул разницу между знатным командиром и худородным. Такое не прощают.

24

Наша ночная вылазка привела к тому, что туркополы и почти все аланы перехотели осаждать Галлиполь и ушли в Адрианополь. Часть ромеев пошла к Константинополю, в окрестностях которого, по дошедшим до нас слухам, успешно злодействовал отряд Беренгера де Энтензы. Оставшиеся войска отодвинулись от Галлиполя на расстояние два-три километра. Они сочли, что и с такой дистанции будут успешно блокировать поставки пищи в город. Тем более, что подвозили нам продукты морем, которое они не контролировали. Занимались этим ромейские рыбаки с азиатского берега пролива. Мы платили золотыми перперами, полученными зимой от императора Андроника Палеолога. Забирали все, потому что еды в городе становилось все меньше. Жажда наживы пересиливала страх наказаний, которые грозились применить к предателям ромейские чиновники. Правда, эти грозные чиновники боялись высунуть нос из Пиг, потому что почти по всем малоазиатским территориям, которые пока числятся за Ромейской империей, свободно рыскали турецкие отряды. До нас дошли слухи, что Филадельфия опять в осаде, а вместе с ней Нимфей, Смирна и Эфес. Отступление ромеев от Галлиполя помогло без проблем пробраться в него двум матросам из отряда Беренгера де Энтензы. Они приплыли на рыбацкой лодке, которую украли в деревушке на берегу Мраморного моря. Рассказали много поучительного.

Отряд Беренгера де Энтензы захватил нескольких кораблей, которые везли снабжение осаждавшей нас армии, и ограбил Ираклий — небольшой городок неподалеку от Константинополя. Погрузив трофеи на суда, каталонцы поплыли к нам, чтобы поделиться продуктами. По пути встретили флотилию из восемнадцати генуэзских галер. Каталонцы высадились на берег и приготовились к сражению. В море они бы проиграли генуэзцам, а на берегу, не смотря на численное превосходство противника, шансы уравнивались. Поняли это и генуэзцы. Их командир сообщил, что не собирается воевать с каталонцами, пригласил Беренгера де Энтензу на ужин. Сын графа, воспитанный в лучших рыцарских традициях, поверил и отправился со свитой на галеру генуэзского командира. Там его повязали, а свиту перебили втихаря. К каталонским галерам подплыли генуэзцы и коварно напали. Только одна галера, которой командовал рыцарь Беренгер (мне кажется, что так зовут каждого второго каталонца!) де Вилмари, оказала достойное сопротивление, перебив сотни три генуэзцев. Впрочем, уцелевшие матросы были именно с этой галеры, так что я бы не поручился за их слова. В результате генуэзцам досталась вся добыча, захваченная каталонцами в Ираклии и на море. В грабеже грабителей есть приятный момент — вся грязная работа была сделана до тебя. Беренгера де Энтензу они отвезли в Галату.

Вечером Беренгер Рокафорт, ставший теперь командиром Каталонской компании, собрал на совещание всех каталонцев. Воины заполнили площадь перед домом наместника. Вместе и ним пришли жены, любовницы и дети, в том числе и погибших от рук генуэзцев. Беренгер Рокафорт стоял на крыльце, на которое вели пять ступенек. Рядом с ним — казначей Рамон Мунтанер и я. Меня пригласил туда новоиспеченный командир. Теперь ему ни к чему было завидовать мне. У обоих судьба намечалась незавидная.

— Братья! — обратился к собравшимся Беренгер де Рокафорт. — Подлые генуэзцы перебили наших товарищей! Теперь нам никто не поможет! Продуктов осталось на несколько дней. Дальше придется резать лошадей, тем более, что кормить их нечем. А потом придется сдаться, стать рабами на галерах. Вы хотите стать рабами?!

— Нет! — дружно выкрикнули каталонцы.

— Я тоже не хочу, — продолжил новоиспеченный командир, ораторские способности которого оказались для меня приятным сюрпризом. — Поэтому нам остается или прорвать блокаду, или погибнуть в бою. Вы готовы показать трусливым и подлым ромеям, как погибают настоящие мужчины?!

— Да! — проорала толпа на площади.

— Тогда завтра утром пойдем в бой, — предложил Беренгер Рокафорт.

— Да! — опять проорали воины.

— Лучше в полдень, когда ромеи будут спать, — сказал я тихо, чтобы не услышали те, кто стоял возле крыльца. — Пока проснутся, мы уже доскачем до их позиций.

Беренгер Рокафорт хотел было с презрением отвергнуть мое предложение, но слишком много выгод оно сулило. Он ловко вывернулся:

— Утром мы отслужим молебен святому Георгу, а нападем на ромеев в полдень, когда эти бабы будут дрыхнуть. Мы их разбудим!

— Да! — дружно проорали в третий раз каталонцы.

Эти ребята начинали мне нравиться. Пусть они думают не головой, а сердцем, зато оно не трусливое.

Утром они собрались на площади для коллективной молитвы. Все встали на колени. На крыльцо взошел молодой пехотинец. Ни за что не угадаете, как его звали! Правильно, Беренгер, а фамилия Вентайола. У парня был высокий чистый голос, которым он владел в совершенстве. Видимо, в детстве обучался в церковном хоре. Беренгер Вентайола пел гимн так проникновенно, что закаленные, циничные вояки обливались слезами. Или это стекали капли дождя, который вдруг полился с чистого неба. Дождь закончился вместе с гимном. Все сочли это хорошим предзнаменованием.

В полдень Каталонская компания начала собираться перед Константинопольскими воротами. Пришли даже раненые и несколько женщин и подростков. Все понимали, что этот бой решит нашу судьбу. Я сидел на Буцефале в полном облачении, но без длинного копья. Не лежит у меня душа к нему. От степной пики больше пользы. Денек выдался пасмурным, поэтому потел не сильно. Впереди меня расположились Беренгер Рокафорт и Рамон Мунтанер, а сзади — остальные пять рыцарей. За ними выстроились альмогавары, среди которых были Аклан и где-то в хвосте Тегак. Своему оруженосцу я приказал держаться на расстоянии метров пятьдесят от сражения и стрелять из лука. Если дела пойдут плохо, сразу скакать в город. Там нас ждут возле запряженных лошадей Ясмин и Хания с детьми. Поскачем к юго-западной оконечности полуострова и, бросив лошадей, переправимся через пролив на рыбацкой лодке. Если найдем хоть одну.

Тяжелые, оббитые железом ворота открылись со скрипом, а подъемный мост упал с грохотом. Впереди был проход в валу. Ромеи не сочли нужным загородить его. Дальше шло поле со следами лагеря, а потом холм, на склонах которого находился лагерь осаждавших, не защищенный даже валом. Нас разделяло не менее морской мили. Моя дальнозоркость — профессиональная болезнь морских штурманов — сообщала, что там все спят. Наши кони простучали копытами по деревянному подъемному мосту. Дальше поскакали хлынцой по вытоптанной земле, поднимая рыжеватую пыль. Ее глотали пехотинцы, которые бежали за конными. Двигались молча.

Заметили нас, когда до лагеря оставалось метров триста. Точнее, услышали, потому что у Беренгера Рокафорта сдали нервы. Он перевел коня на рысь, а потом и галоп, и остальные были вынуждены сделать также. Топот нескольких тысяч копыт и мертвого разбудит. Ромеи и их союзники просыпались, тупо пялились на нас пару мгновений — и бросались наутек. Я сперва колол пикой, пока не застряла в теле тучного ромея, который крутанулся и упал на спину, сломав ее. Дальше бил шестопером. Догонял убегающего, наклонялся немного вправо и наносил резкий и короткий удар по голове. По большей части головы были без шлемов. Рубящая грань булавы рассекала волосы, русые, рыжие, черные, и проламывала череп. Я скакал и бил, скакал и бил. Чем больше сейчас перебьем, тем больше шансов будет у нас на спасение.

Только когда Буцефал выдохся, я перевел его на шаг и повернул в обратную сторону. Навстречу мне бежали пехотинцы, ромейские и каталонские. Первые ломились с отключенными мозгами, иначе бы держались от меня в стороне. Я завалил еще пару человек, которые вбежали в зону поражения. Каталонские пехотинцы догоняли их и рубили короткими мечами. Поднявшись на вершину холма, увидел метрах в ста от берега перевернутую галеру, за которую цеплялись десятки человек. Неподалеку находилась вторая галера, набитая людьми так, что осела почти по планширь. Чудо, что и она до сих пор не перевернулась. По ромейскому лагерю двигались цепочкой каталонские женщины и подростки и не собирали трофеи, а добивали раненых и сдавшихся в плен врагов. Трупами был устелен весь холм и прилегающие к нему поля. Тысячи мертвых ромеев и аланов лежали в разных позах, а сухая земля с жадностью впитывала вытекающую из них кровь. На следующий год здесь вырастет густая трава. Иногда мне кажется, что люди воюют, чтобы побыстрее удобрить собой землю.