Мы неслись по полю между стеной и валом, на который поднялось несколько ромеев. Они молча смотрели на нас сонными глазами. Наверное, не могли поверить, что это скачут осажденные. Или думают, что мы им приснились?! Я был уверен, что тревогу поднимут сразу же, как только заметят нас. Ничего подобного. Нам дали спокойно доскакать до вала, который был напротив Константинопольских ворот. То же самое было и со вторым нашим отрядом. Только после того, как мы с двух сторон начали колоть и рубить заспанных лучников, арбалетчиков и «артиллеристов», поднялся крик. Я миновал не полностью собранные требюшеты, которыми займутся наши пехотинцы, выбежавшие из главных ворот, подскакал к пологу, под которым отдыхал командир отряда осадных орудий. Он в одной белой рубахе сидел на толстом красно-сине-желтом ковре, на котором лежала темно-синяя большая подушка. На заспанном лице было написано тупое непонимание происходящего. Только увидев скакавшего прямо на него коня, ромей встал на четвереньки и с такого положения рванул по прямой. Я вогнал ему пику между лопаток. Выдернув ее, развернул коня, вернулся к упавшему на бок командиру и со всего маху всадил пику в приоткрытый от боли рот. Будем считать это контрольным ударом. Затем занялся разбегающимися лучниками и арбалетчиками. Никто из них даже не помышлял о сопротивлении. Драпали быстро и без оглядки. Я убил человек двадцать, а может, и больше. Потом понял, что слишком оторвался от своих, и поскакал назад.

Все требюшеты и катапульты были порублены и подожжены. Они сделаны из такого же сухого дерева, как и моя бригантина, поэтому горели хорошо, звонко потрескивая. Пехотинцы торопливо собирали трофеи. Проходы в валу были расчищены. Я проехал по самому широкому, который располагался напротив Константинопольских ворот. По ту сторону вала уже собралось с полсотни всадников. Мы подождали, когда подъедут остальные. Аклан вел на поводу серого длинноухого осла. Животное неспешно переставляло ноги и подергивало ушами, всем своим видом давая понять, что в его планы не входили прогулки во время послеобеденного отдыха. Оставив за собой полтора десятка костров и несколько сотен трупов, мы с триумфом вернулись в город. Во время вылазки не потеряли ни одного человека. Ромеи и их союзники, которые наблюдали за нами с других валов, даже из луков не стреляли. Наверное, боялись рассердить нас и навлечь на себя беду.

22

Легкая победа настроила Беренгера де Энтенза на более рисковое мероприятие. Вечером он собрал рыцарей на пир и совет, то есть, в лучших традициях раннего, рыцарского Средневековья. Пригласили и меня. Я опять был членом Каталонской компании. Причем имел важное достоинство — не рвался в командиры, что очень нравилось сенешалю. Худородный Беренгер Рокафорт так любил отдавать приказы знатным!

— Если мы будем сидеть здесь, у нас скоро кончатся продукты, — открыл совещание Беренгер де Энтенза. — Считаю, что пора самим нападать на них. Пока вся ромейская армия здесь, другие части империи без защиты. У нас пять галер и два транспортных судна. На них поместится половина компании. Совершим налет где-нибудь неподалеку от Константинополя. Ромеи сразу перекинут туда войска. А мы вернемся сюда с захваченными продуктами и разобьем тех, кто останется.

Всё правильно — нападай там, где тебя не ждут. О чем я и сказал каталонцам.

— Если мы разделимся, нас легче будет перебить, — возразил Рамон Мунтанер.

— Я уверен, что ромеи теперь не скоро осмелятся штурмовать город. Так что ты и те, кто останутся с тобой, будут в безопасности, — сказал новый командир Каталонской компании. — Ну, а те, кто поплывут со мной, воздержатся от столкновения с сильным противником. Выбирать, с кем и где воевать, будем мы.

— Обязательно нападем на Родосто, отомстим! — пламенно предложил Беренгер Рокафорт.

— Ты тоже останешься здесь, — быстро урезонил его командир, который недолюбливал сенешаля. — Будешь командовать гарнизоном.

— Я умею брать города, а не защищать их, — попробовал брыкаться Беренгер Рокафорт.

— Для защиты надо не больше ума, чем для захвата, — сказал я.

— Если только ты поможешь, — произнес сенешаль, надеясь насолить мне.

А я как раз и не собирался покидать Галлиполь. Не хотел оставлять Ясмин одну. Был уверен, что с ней ничего не случится, пока я буду рядом.

— С удовольствием помогу, — сказал я.

— Больше никто не захочет оставаться, — напророчил Рамон Мунтанер.

— Со мной поплывут все рыцари, кто не ранен, а лошадей и альмогаваров оставим тебе. Пехотинцев поделим поровну, по жребию, — предложил Беренгер де Энтенза.

Рамон Мунтанер, как и положено казначею, подсчитал, что в городе осталось восемь рыцарей, включая его, меня и Беренгера Рокафорта, и тысяча четыреста шестьдесят два, так сказать, нижних чина. На всех имелось двести шесть верховых лошадей.

Ромеи, которые на следующий день наблюдали, как уплывают семь кораблей, нагруженных войсками, решили, что мы бросили город. Утром они не тревожили нас. Зализывали раны. Решив, что в Галлиполе осталось мало воинов, перед заходом солнца пошли в атаку. Шагали бодренько и в большом количестве. Мы настолько привыкли отражать штурмы, что делали это без суеты, как нудную, но нужную работу. У каждого уже было любимое место на стене. С уходом половины компании мы встали не так плотно, как раньше. Теперь позиция Аклана была не рядом со мной, а на противоположной стороне башни, где раньше стояли арбалетчики. Я отправил их к Константинопольским воротам. Там будет жарче. Зато теперь Тегак помогал Аклану. Из лука юноша пока стрелял не очень хорошо, но с малого расстояния попадет в человека. Боевой опыт дает намного больше, чем учебная тренировка. Мысль, что стреляешь во врага, который может убить тебя, если промахнешься, включает скрытые резервы. Порой я сам поражаюсь своей меткости в бою. Это притом, что стреляю быстро, не думая. Глаза выбирают наименее защищенное место, ум моментально просчитывает время и траекторию полета стрелы и упреждение в связи с перемещение цели. Пока достаю стрелу, успеваю заметить, как предыдущая попала именно туда, куда надо, как влезла в тело, иногда прошив его насквозь, как у убитого подгибаются ноги и опускаются руки. Глаза находят следующую цель — и всё повторяется.

Под куртиной вырос вал из трупов. Две лестницы упали вместе с теми, кто по ним поднимался, а остальные стоят, прислоненные к стене. Ромеи, аланы и туркополы бегут к своим лагерям. Я перехожу на другой край башни. Нападение на соседнюю куртину тоже отбито. Аклан со снисходительной улыбкой смотрит, как Тегак целится в убегающего врага. Мой оруженосец промахивается.

— Зачем ты понапрасну израсходовал стрелу? — спрашиваю я.

— У нас их много, — беспечно отвечает юноша.

— Это сегодня много, а завтра может не хватить, — говорю я. — Стреляй только тогда, когда уверен, что попадешь. Тем более, когда атака отбита. — закончив зудеть, приказываю: — Спускайся вниз, веди наших лошадей к главной башне.

Мы с Акланом идем по боевому ходу к Константинопольским воротам. На всем пути не попалось ни одного убитого или раненого. Неосторожных и невезучих враги уже перебили. Остались опытные бойцы. Они улыбаются мне. Радуются, что отбили очередной штурм.

Беренгер Рокафорт, подражая знатному тезке, с важным видом смотрит с башни на отступающих врагов. Увидев меня, говорит небрежно:

— Хорошо мы им всыпали.

Это был его первый бой в роли командира гарнизона. Если не считать, что от его командования по большому счету ничего не зависело, то справился с задачей успешно.

— Надеюсь, не скоро теперь сунутся, — говорю я.

— Жаль! — искренне произносит Беренгер Рокафорт. — Без их атак будет скучно.

— Мы не дадим им скучать, — обещаю я.

— Что ты хочешь сделать? — спрашивает командир гарнизона.

— Есть у меня несколько идей, которые я применял во время другой осады, — отвечаю я. — Пусть ромеи успокоятся, привыкнут, что мы не опасны, тогда найдем слабое место и ударим.