Мы привезли с собой кое-какие детали осадных машин, решив остальное изготовить на месте. Вроде бы ничего хитрого нет в требюшете. На оси между двух рам закреплено бревно-рычаг, к короткому концу которого надо прицепить противовес из шкур, наполненных камнями, а к длинному — тяги и пращу. Опускаешь длинный конец к земле, закладываешь в пращу камень и отпускаешь. Противовес идет вниз, утягивая длинный конец рычага вверх. Один конец пращи соскальзывает с крюка — и камень летит к цели. Я не знал, что главная хитрость — подобрать изгиб крюка. В итоге потерял двух рабочих и чуть не погиб сам. В последний момент отошел немного влево, чтобы посмотреть на действие орудия со стороны. Конец пращи слетел слишком рано, и камень упал на ромеев, которые работали с тягами. Один умер сразу, а второго добили, чтобы не мучился. С пятой попытки, не потеряв больше ни одного человека, опытным путем подобрали нужный изгиб крюка. Дальше занимались определением веса камней и дистанции, чтобы они попадали именно в стену, а не летели в город или падали перед ней, поражая ромеев, которые таскали в корзинах землю и камни и засыпали ров под обстрелом своих одноплеменников, а может быть и родственников или друзей-приятелей. Второй и третий требюшет изготовили быстрее и без потерь. Как ни странно, ни Беренгер Рокафорт, ни кто-либо другой не насмехались над нами за неудачу с первым требюшетом. Для них это была слишком сложная техника. Даже рыцари смотрели на моих «артиллеристов», как на волшебников.
Стены города хоть и были шириной метров пять, но внутри заполнены утрамбованной глиной с галькой, мелкими камнями. Как только мы разрушили передний слой из камня, мрамора и кирпича, дальше дело пошло легче. Родостцы пытались за ночь восстановить разрушенное нами днем, но их хлипкие новообразования держались не долго. Камни с грохотом врезались в полуразрушенную стену, подбрасывали вверх облака глины, камней, пыли. После каждого залпа трех требюшетов пролом становился все шире, а куртина все ниже.
На седьмой день осады, после двух залпов, разрушивших то, что горожане навалили в месте пролома, и заметно расширивших его, Беренгер Рокафорт повел свою армию на штурм. Каталонцы, турки и туркополы побежали к пролому, напротив которого пленные ромеи еще дня два назад насыпали широкий переход через ров. Те несколько горожан, которые стояли на башнях по обе стороны от пролома, сразу исчезли. Хотя бы одну стрелу выпустили в осаждавших!
— Разбирайте требюшеты, готовьте к переезду, — приказал я своим «артиллеристам».
— Пойду я в город, — то ли проинформировал, то ли спросил разрешения Аклан.
— Иди, — разрешил я. — Возьми с собой Тегака.
Мне не хотелось смотреть, что будет твориться в Родосто. Каталонцы предупредили турок и туркополов, чтобы мужчин в плен не брали. Все особи мужского пола старше четырнадцати лет подлежали уничтожению. Женщины и дети будут проданы в рабство. Возле берега уже стояли несколько турецких галер и две венецианские большие и широкие парусные навы водоизмещением тонн на триста каждая, хозяева которых собирались купить товар по дешевке и отвезти его на Ближний Восток или в Египет и продать с большой выгодой. Одна такая ходка отобьет стоимость навы, если весь товар доживет до конца путешествия. А натрамбуют их в трюма, как селедку в бочки.
Я объяснил Аклану и Тегаку, где и что надо искать в захваченном городе. Они оказались способными учениками, пригнали запряженную двумя лошадьми телегу, наполненную бронзовой и стеклянной посудой, дорогими тканями и двумя небольшими сундуками с перцем. Тегак отдал мне золотой браслет с пятью бриллиантами и два золотых перстня с голубыми топазами, которые встречаются очень редко. Странно, что обладатель такого богатства осталась в городе.
— Где ты их взял? — спросил я Тегака.
— Со старухи снял, — ответил оруженосец. — Она все равно умирала.
Неделю мы грабили город, делили добычу и продавали ее и пленных, которых сперва заставили выбросить в море убитых. Через несколько дней трупы всплыли и прибились к берегу, так что в море нельзя было войти, пока не растолкаешь их. Купаться в такой компании у меня пропало желание.
Следующим целью был расположенный в нескольких километрах город Панидо. Он был меньше и хуже защищен. Почти все жители сбежали, пока мы осаждали и грабили Родосто. Те, что остались, сдались без боя, выпросив неприкосновенность себе, но не имуществу. Впрочем, грабить там было нечего, если не считать церковную утварь из благородных металлов. Панидские попы были почему-то уверены, что каталонские христиане не посмеют посягнуть на святыни. Знали бы они, как эти христиане католические храмы грабят! Православные церкви для них и вообще языческие, подлежащие переориентации, возвращению в лоно истинной религии.
Беренгеру Рокафорту город Родосто понравился. Он и больше Галлиполя, и защищен будет не хуже, если отремонтировать стены. Да и до Константинополя — места, где хранится самая ценная добыча, — ближе. Он созвал на совещание командиров и предложил перенести сюда ставку.
— В Галлиполе будем хранить награбленное под охраной небольшого отряда, которым будет командовать Рамон Мунтанер. Если дела здесь пойдут плохо, отступим туда, — сказал он в заключение.
— Никто не захочет там остаться, — возразил ему один из рыцарей, на вид туповатый, имевший гордое и такое любимое каталонцами имя Беренгер, а фамилию я никак не мог запомнить.
— Если заинтересовать, то с удовольствием останутся, — сказал я.
— А чем там можно заинтересовать?! — удивился рыцарь.
— У нас теперь есть две галеры. Посадить на них наших матросов — и можно собирать плату за проход по проливу, как раньше делали ромеи. Два золотых с судна, — рассказал я.
Эта идея меня давно уже осенила. Смотрел со стен Галлиполя, как мимо проходят суда, и прикидывал, сколько можно было бы с них иметь, будь у меня галера с экипажем. Купцы привыкли платить за проход по проливу, так что сильно возмущаться не должны.
— А ты не хочешь этим заняться? — сразу предложил Беренгер Рокафорт и немного подсластил пилюлю: — Всё, что получите, будет ваше. Тебе пятую часть, Рамону Мунтанеру десятую, а остальное будете делить между матросами.
Я изобразил колебания, чтобы не догадались, на какую золотую жилу меня обрекают.
— А мы будем вам продукты присылать, — улучшил условия командир Каталонской компании.
— С турками сладите без меня? — спросил я.
— Конечно! — уверенно ответил Беренгер Рокафорт. — Они — боевые ребята! Просто командиры у них раньше были никудышные!
Кто бы спорил!
— Ладно, давай попробуем, — как бы нехотя согласился я.
28
В Галлиполе стало непривычно тихо. На опустевших улицах редко встретишь прохожего. На весь город осталось всего полторы сотни военных, их семьи и несколько ромеев, которым по разным причинам разрешили вернуться в свои дома. Днем часть гарнизона несет службу у ворот и на башнях, а остальные занимают места на двух галерах и ждут, когда дозорный крикнет о приближении налогоплательщиков. Одиночное судно встречали лени, на которой был я, и одна галера, а к каравану со мной выходили обе. Мы занимали позицию посреди пролива, носом к жертве, галеры немного позади. Я выходил на бак лени и объявлял капитану судна, что в проливе восстановлен конституционный порядок и возобновлены сборы пошлины. Ставка прежняя. Одиночные суда соглашались без лишних разговоров. Два золотых — это не та сумма, из-за которой купец станет рисковать жизнью и товаром. С караванами все было не так просто.
Первыми оказались венецианцы. Они были нашими негласными союзниками. Караван состоял из семнадцати торговых галер. Были они больше и шире тех, что я видел раньше, и с круглой кормой и высоким тупым носом без шпирона — надводного тарана. Каталонцы сказали мне, что такие галеры называют бастардами, потому что в ней пытаются соединить быстроту и вместимость, а в итоге получается, как всегда. Весла были длинные и тяжелые. Одному человеку грести таким не под силу. Они лежали на постице — продольной балке, которая шла вдоль борта и опиралась на поперечные бакаляры. Поверх весел и постицы шел фальшборт. Он выступал за борт, нависал, как балкон, прикрывая удлиненные банки, чтобы на них поместилось по несколько гребцов для обслуживания одного весла. Мне хотелось подняться на борт и посмотреть, сколько гребцов на весле, но не стал рисковать, побоялся повторить ошибку Беренгера де Энтензы. Если бы не флаги с крылатыми львами, решил бы, что это флот другой страны. Видимо, это те самые государственные и частные галеи линии Венеция-порты Черного моря, о которых мне рассказывал патрон Лоренцо Ардисонио.