По моему настойчивому требованию каталонцы насыпали на расстоянии метров двести ото рва заградительный вал, за которым мы расставили катапульты и начали собирать требюшеты. Пока по городу били катапульты, горожане покрикивали что-то остроумное с крепостных стен, но как только требюшеты сделали первый залп, выбив вмятины в куртинах, зеваки со стен исчезли. Одного дня бомбардировки хватило на то, чтобы потидеяне прислали парламентеров.

Это были три старика с длинными седыми бородами, одетые бедненько. Они старались не показать, как испуганы. Подобострастно поклонившись Беренгеру Рокафорту, попросили прощения за дерзость — отказ сдаться сразу такому великому полководцу. Эта традиционная для ромеев формулировка произвела на еще не привыкшего к лести командира Каталонской компании сильное впечатление. Ему никто не объяснил, что нельзя верить излишне пышным фразам: их сладость отравляет разум. Беренгер Рокафорт грозился перед началом переговоров продать всех горожан в рабство, но после таких извинений разрешил уйти, имея при себе запас продуктов на три дня.

Жителей пропустили через строй, обыскав всех по несколько раз. Особенно тщательно обыскивали красивых женщин. Нашли много чего, за что надавали провинившихся тумаков, но, как ни странно, никого не убили. Наверное, потому, что никто из наших не погиб во время осады. После этого мой отряд зауважали. И раньше понимали, что он нужен, а теперь убедились, насколько выгодней иметь требюшеты и тех, кто умеет с ними управляться.

Два дня Каталонская компания собирала в городе трофеи. Искали спрятанные сокровища. Что-то даже нашли, но так, по мелочи. Потом двинулись дальше, чтобы занять места для зимовки. Тягать осадную технику по полуострову не имело смысла, потому что остальные населенные пункты, как нас заверили ромеи, не имели крепких стен. Да и кому-то надо было охранять покой остальных, а я был известен каталонцам, как, мягко выражаясь, перестраховщик. Один только насыпанный ими возле Потидеи ненужный вал чего стоил! Поэтому Беренгер Рокафорт предложил мне должность коменданта города, придав в помощь моему отряду две сотни пехотинцев-каталонцев.

Я согласился. Чем дальше буду от командира, тем спокойнее. Занял самый большой дом на центральной площади напротив соборной церкви, у которой сняли двери, чтобы содрать с них бронзовые части. Так они, ободранные, и лежали на паперти. Дом был сложен из камня, двухэтажный, с плоской крышей. На той стороне крыши, что выходила на улицу, стоял крест высотой метра два, сложенный из красно-коричневых кирпичей. В правом крыле располагались подсобные помещения, в центральном, самом маленьком, — баня, а в левом на первом этаже находилась большая гостиная, белые стены в которой были расписаны красными крестами и текстами из Ветхого завета. Стол был прямоугольный и длинный, персон на двадцать, но стул всего один, во главе, а по бокам стояли лавки. Из гостиной наверх вела каменная лестница. Там были три спальни, маленькие, в каждой только кровать и сундук.

Ясмин выбрала для нас самую просторную комнату и сразу заменила постель увезенными из монастыря периной и подушки. Вторую спальню отвели наследнику, который уже достаточно подрос, чтобы мешать родителям. В третьей разместился Тегак со своей новой пассией по имени Жакот. Девчушке было лет четырнадцать. Белокурая, светлокожая, голубоглазая, худенькая, не красавица, но с чертовщинкой, которая так нравится мужчинам. Жакот была сиротой, называла себя каталонкой, но была слишком непохожа на представительницу этой национальности. Определить ее национальность не представлялось возможным, потому что говорила на дикой смеси всех языков, которые были в ходу в Каталонской компании, место рождения не помнила, а спросить было не у кого. Жакот выживала при армии, как умела. Сейчас вот подсела на шею Тегаку. Поскольку они оба сироты, связь обещала быть продолжительной. Они хотели поселиться на первом этаже, в комнате для слуг, но я настоял, чтобы заняли спальню наверху. Все-таки Тегак без пяти минут рыцарь, как только найду нового толкового оруженосца, сразу произведу его. Жакот будет прислуживать Ясмин, потому что Хания вместе с мужем и детьми поселилась в доме слева от нас.

Аклан теперь большой начальник — заместитель коменданта города. Каталонцы и его уже считают своим, отделяют от прочих бойцов-православных. Ведь он был с ними еще при Рожере де Флоре. Первый командир Каталонской компании с годами приобретает все больше черт святого мученика. Свет от нимба падает и на тех, кто воевал под командованием Рожера де Флора. Дом справа от нашего занял Рожер де Слор. Он командовал отрядом каталонцев, оставленных в городе. Будут нести караульную службу, а заодно, как догадываюсь, приглядывать за мной, чтобы не сбежал.

Зима была холодная. Снег лежал больше месяца, чего в этих местах в двадцать первом веке, насколько я знаю, не случалось. В январе залив между западным и средним «пальцами» покрылся льдом, а в остальных местах ледяной припай уходил от берега метров на двести. Даже не верилось, что мы на берегу Эгейского моря, а не Азовского. Для нас это был скорее положительный фактор. В такую погоду теплолюбивые ромеи воевать не решатся. Тем более, что с моря к нам подойти было и вовсе невозможно. И местные жители, и каталонцы выходили на лед с опаской. Они плохо знали его свойства. Когда я сделал в погребе ледник — прадедушку холодильника — и продолжил пользоваться им с наступлением весны, весь гарнизон побывал у нас и посмотрел на это сооружение. Приходили в мое отсутствие. Тегак таким образом зарабатывал популярность. Кстати, каталонцы считали его своим в доску. Сам ли Тегак запустил такой слух или кто-то из них придумал, но все были уверены, что он — сын сицилийского рыцаря, погибшего на службе у Ромейского императора. По моему совету он молился по католическому обряду. Впрочем, делал он это почти также часто, как я.

Теплая погода установилась только к новому году, который у каталонцев начинался на Благовещенье, двадцать пятого марта. Этот день никак не отмечался, потому что для большинства каталонцев не имел никакого значения. Год для них начинался с Пасхи — самого важного праздника. В этот день они все, даже самые отъявленные негодяи и безбожники, шли причащаться. При Каталонской компании постоянно ошивалось несколько воинственных священников и монахов, которые ничего не слышали о такой ерунде, как «не убий», «не укради» и далее без остановок. Службы проводили в православных церквах, но по католическому обряду.

Отбив на Пасху старые грехи, принялись обзаводиться новыми. Каталонская компания разделилась на несколько отрядов, которые разъехались в разные стороны для сбора добычи. Награбленное привозили в Потидею. Под стенами города почти без выходных действовала ярмарка. На ней купцы разных национальностей приобретали по дешевке привезенное и пригнанное каталонцами, туркополами и турками. Город взимал с купцов так называемый «причальный» сбор и налог с продаж, двадцатую часть, которую платил покупатель. Занимался сбором налогов Аклан, который еще в Галлиполе поднаторел в математике, даже проценты научился вычислять. Доход складывался с пятой частью от добычи, которую нас отстегивали все отряды за то, что мы охраняли их семьи и имущество, и делился между бойцами городского гарнизона. Мне доставались половина этой пятой части добычи, то есть, десятая часть общей, и треть от налогов и сборов. По пять долей получали Аклан и Рожер де Слор, по три — командиры требюшетов и пехотных сотен, по две — Тегак и новый оруженосец руссильонца, сын рыцаря, погибшего вместе с Беренгером де Энтензой, и по одной — пехотинцы. Уверен, что нам отдавали не пятую часть добычи, а намного меньше, но на купцах мы наверстывали упущенное. Вот кто наваривался на нас! Редкая галера стояла под погрузкой больше недели. Ее набивали до отказа скупленными по дешевке товарами и увозили в разные страны, чтобы быстро распродать и опять приплыть в Потидею или на Галлипольский полуостров, на который переправились турки и захватили там крепость. Наш приятель Ферран де Аренос попробовал выгнать их оттуда, но был разгромлен. Император Андроник платил теперь туркам дань, чтобы не грабили дальше Галлипольского полуострова.