Нападающие подошли к стене, начали устанавливать лестницы. Для совершения этой процедуры надо открываться. Чем я и пользуюсь, посылая одну стрелу за другой в подставившихся врагов. Бью в правый бок, в район печени. Смерть будет быстрая, легкая. А если кому-то не повезет, то помучается пару дней и все равно умрет. Корчиться и стонать будет под стеной, пока наши не спустятся ночью ко рву и не добьют раненых. Я уже стреляю на автомате, почти не целясь. Мажу очень редко. Многолетние тренировки начали давать результат. Я даже начал понимать, как поведет себя в полете стрела, которую видел впервые. Хватало одного взгляда. Тоже самое делает и Аклан, который расположился слева от меня. Сзади нас четверо арбалетчиков стреляют в поднимающихся на соседнюю куртину. Мы вдвоем справляемся быстрее, чем они вчетвером. Потеряв около сотни бойцов и побросав лестницы, осаждающие быстро убегают из зоны обстрела, а потом переходят на шаг и медленно бредут к своему лагерю, ближний край которого метрах в пятистах от нас. Мы с Акланом переходим на другую сторону башни и успеваем помочь арбалетчикам, выпускаем по паре стрел.
Я иду по боевому ходу к главным воротам. Прохожу мимо каталонцев, которые цепляют крюками на веревках лестницы и затаскивают их в город. Пойдут на дрова. Одному каталонцу перевязывают плечо, в которое попала стрела. Чуть дальше лежит убитый. Этому стрела угодила в переносицу. Стрелу обломали возле самого носа. Кажется, что кровь течет из зубчатого обломка стрелы. Возле головы собралась большая густая темно-красная лужа. В человеке на удивление много крови.
Главные городские ворота, которые носят навазние Константинопольскими, защищают две круглые башни, расположенные по обе стороны от них и выступающие вперед. На дальней башне стоят тезки — командир и сенешаль Каталонской компании. Перед воротами чадит частично обгоревший таран с островерхой крышей из досок, оббитых свежими бычьими шкурами, рядом с которым валяется десятка два свежих трупов и много старых. Некоторые раздавлены колесами тарана. Это самый важный участок обороны. Здесь позиции осаждающих начинаются метрах в трехстах от ворот. Там насыпан вал утыканный кольями, наклоненными в нашу сторону. За валом стоят лучники-туркополы и арбалетчики-ромеи. Охраняют рабочих, которые собирают три требюшета и десяток катапульт. Вчера вечером осадные орудия привезли на судах из Константинополя. Командует ими наш старый знакомый ромей. Теперь у него задача захватить город как можно быстрее, поэтому сосредоточил всю «артиллерию» в одном месте.
— Сколько они еще провозятся? — спрашивает меня Беренгер де Энтенза.
— Из катапульт скоро уже начнут стрелять, но они много вреда не причинят, а требюшеты соберут только после обеда, если будут работать без отдыха, — отвечаю я.
— Тогда подождем, — произносит он, соглашаясь с планом, который я предложил вчера вечером, когда увидел, как выгружают осадные орудия.
Мы спускаемся с башни. Внизу привязаны их лошади, а меня поджидает Аклан, который держит за повод Буцефала. Мы едем вместе до центральной площади, где каталонцы сворачивают к дому наместника, переселенного в подвал, потому что за него надеются получить выкуп или обменять на попавших в плен каталонцев. Наших послов Андроник Палеолог принял и извинился за действия своего сына, уверяя, что ничего не знал о его чудовищном замысле. Готов поверить, потому что император Андроник — человек не воинственный и слабый. Ему надо, чтобы в империи было тихо и спокойно, за что готов платить деньгами, землями, титулами… Поэтому по большому счету с ним никто не считается. Что и доказали генуэзцы и жители Константинополя, убив послов на обратном пути в Родосто, и нашего адмирала Феррана де Ахонеса с его подчиненными в Константинополе, и заодно всех испанцев, проживавших в столице, разграбив испанский квартал. Память у генуэзцев хорошая. Чудом спаслись и добрались до нас всего несколько арагонцев.
Мы с Акланом поехали к дому, который раньше принадлежал виноторговцу Аристону. Теперь его дом вместе со всем имуществом, включая запасы вина, принадлежал нам. Мы с Ясмин и сыном занимали весь второй этаж, а Аклан с Ханией и двумя детьми и Тегак хозяйничали на первом. Хания недавно родила девочку. Обе мамаши вместе возились с грудными детьми, пока мы отбивали атаки ромеев и их наемников. Женщины сперва сильно боялись, что могут потерять нас и обзавестись новыми мужьями (или ждали с нетерпением?!), но потом привыкли. К нашим отлучкам относились спокойно, будто мы поехали прогуляться, пострелять из луков. Хотя не совсем так. Тегак во время каждого штурма оставался дома и обязательно оседлывал своего и моих верхового и запасного жеребцов, чтобы в случае катастрофы посадить на них женщин и детей и приторочить самое ценное, дождаться нас с Акланом и попробовать прорваться через Морские ворота и дальше вдоль берега пролива. Так что дамам вместе с детьми приходилось сидеть на узлах и ждать окончание штурма, которое могло быть успешным или романтичным.
Мы с Акланом снимаем доспехи и оружие и садимся за мраморный столик в тени под арками. Хания приносит белое ароматное вино, а Тегак — свежую темно-красную черешню, которую нарвал в небольшом саду в соседнем дворе, сейчас пустующем. Каталонцы предпочитали жить кучно в центре города.
— Как думаешь, долго нас будут осаждать? — спрашивает Аклан.
— Зависит от того, получится у нас сегодня или нет, — отвечаю я. — Если получится, то мероприятие затянется еще на месяц или два. Штурмовать, скорее всего, перестанут. Будут брать измором, пока сами не съедят все, что можно съесть неподалеку от города. Потом наемники уйдут, а ромеи побоятся осаждать сами.
— Что думаешь дальше делать? — интересуется Аклан.
— Деньги доставать, — отвечаю я. — С каталонцами это будет легче. Тем более, что теперь не надо ни с кем делиться. Всё, что захватим, будет наше. Как только наберу на новое судно, сразу уйду.
— Может, лучше пойти на службу к кому-нибудь? — осторожно закидывает Аклан.
— Мне надо больше, — говорю я. — Но ты, если хочешь, можешь после осады поискать счастья в другом месте.
— Куда мне идти?! — отмахивается он. — Раз уж свела нас судьбы, буду и дальше тебя держаться.
— Надеюсь, не пожалеешь, — говорю я.
После обеда Тегак помог мне облачиться в доспехи, привел оседланного и защищенного броней Буцефала и принес щит, шестопер и степную пику. Поскольку подобное случилось впервые за время осады, Ясмин и Хания с детьми вышли на галерею, хотя было время сиесты. Я никогда не говорю жене, куда и зачем еду. Чем меньше знает, тем меньше плачет. Мы с Акланом выезжаем со двора, поворачивает к Морским воротам. К ним уже съезжаются рыцари и альмогавары, у кого есть боевые кони. Пехота, обливаясь потом, идет к Константинопольским воротам. Денек выдался жаркий. Солнце палит от души. Я чувствую, что мое шелковое белье уже мокрое, но отправляться в бой без стеганки не решился. Глупая смерть предыдущего сенешаля кое-чему научила и меня.
Прискакали командир Беренгер де Энтенза, сенешаль Беренгер Рокафорт и казначей Рамон Мунтанер, который после смерти Рожера де Флора и адмирала Феррана де Ахонеса стал третьим по важности в Каталонской компании. Рыцари вооружены длинными копьями, которые вряд ли пригодятся сегодня. Биться короткими не умеют и учиться не хотят. Боятся, что их примут за простых альмогаваров — за тех, кем они были до недавнего времени, пока не разжились хорошими лошадьми и доспехами. Всего нас две сотни с небольшим.
Солдаты открывают тяжелые дубовые ворота, усиленные с внешней стороны железом. Со стороны моря ромеи и их союзники не нападают. Слишком долго придется находиться под нашим обстрелом. Во время штурмов здесь на всякий случай дежурят наши легкораненые бойцы. Ромеи тоже не ждут от нас нападения с этой стороны. Одна сотня под командованием Беренгера де Энтензы поворачивает направо, вторая под командованием Беренгера Рокафорта — налево. Я скачу в первой рядом с командиром. До угловой башни добираемся хлынцой. Там еще раз поворачиваем направо и переводим коней на рысь. Пока ромеи не проснулись, не поняли, что происходит, и не подняли тревогу, нам надо добраться до осадных орудий. Мы, обогнув вал с кольями с флангов, где он не смыкается с другими валами, идущим под прямым углом к нему, должны смять лучников и арбалетчиков. Тогда пехота сможет без больших потерь добежать до вала, перебраться через него и уничтожить осадные орудия. Если бы конные надумали атаковать из Константинопольских ворот, которые постоянно под наблюдением, то не успели бы опустить подъемный мост, как попали бы под шквальный обстрел лучников. Со стороны порта нет ни рва, ни подъемного моста, ни наблюдения. Нас заметили уже скачущими в атаку.
