Сожалел он сейчас о том, что советников взорвать приказал, очень сожалел. Вместо паники и хаоса безвластия, из ниоткуда два новеньких и прекрасно взаимодействующих друг с другом центра возникло. Причем, ни в первом, ни во втором, шпионов у Палпатина не было. Еще и Главнокомандующий удивительно быстро и эффективно к делам вернулся. Все наступление пшиком обернулось, и куда не плюнь, всюду обнаруживались уши Мирра. Умом-то Шив понимал, что на самом деле последнее ему чаще кажется, чем реально происходит. Все же, об иллюзиях и самообмане он как никто другой знал, постоянно других в первое окуная и во втором запутаться помогая, но поделать ничего не мог. Перешагнул он незримую черту, вот и мерещилось.

Что ж, не он первый, не он последний. Многие диктаторы подобным страдали, искали заговоры, и любой намек в желаемом ключе трактовали, в итоге, как правило, доводили всех до такой степени, что заговор реально появлялся и к смене параноика приводил.

Возвращение в реальность далось Энакину тяжело. Вместо того, чтобы очнуться — он умудрился перейти в полусон-полубред, наполненный хороводом образов и видений. Любящий голос матери и полные боли глаза Амидалы, наполненные любовью и мукой, терзали его. Картины прошлого образовывали причудливую фантасмагорию. Воины тускенов бросались на него с безумной яростью в тщетной попытке дать уйти детям и женщинам племени. Клоны закрывали его собой, умирали за него, и тут же эти видения сменялись фермером, прикрывшим беременную жену и павшим от его меча. Дроиды наступали со всех сторон и стреляли, а он не мог пошевелиться. Раз за разом принимал плазму телом, умирал и воскресал, чтобы вновь быть убитым. «Кем же ты стал Эни?» — вопрошала его мать. «Я люблю тебя», — вторила ей Падме. «Исправить то, что натворил и натворишь», — рычал Мирр. Следом являлся Кеноби и мастера-наставники, магистры и сам Йода, даже давно не вспоминаемый образ Квай-Гона возникал в его раздираемом разуме. Все они говорили или молча смотрели. По-разному, но одинаково болезненно драли истерзанную душу.

Когда наконец пришла боль физическая, позволившая выбраться из кошмара и открыть глаза, стало намного легче. В первые пару секунд, а потом… Потом над ним наклонилась Падме.

— Любимый, — выдохнула она с сияющими глазами и одарила поцелуем.

— Ангел, — прошептал Энакин.

Такой желанный поцелуй и близость любимой превратились для него в пытку похуже той, что он пережил во время видений. А когда она отстранилась и машинально руку на заметно округлившийся животик положила, да счастливо и загадочно улыбнулась, будто бы прислушиваясь к чему-то, он и вовсе немедленно и мучительно сдохнуть захотел. Теперь все сотворённое им совсем иначе выглядело. Даже ситховы тускены, эти мерзкие животные, по недоразумению разумными считающиеся, даже проклятые джабиимцы, уже не казались ему заслуживающими своей участи.

И еще — он боялся. Ужасно боялся того, что ему могут отомстить так же, как пытался он. Нет, в то, что Свез, вернее Мирр, явится и убьёт Падме он не верил. Наоборот, он был полностью уверен в том, что его бывший враг окажется первым, кто встанет на ее защиту. Но вот сама возможность потерять любимую заставляла Энакина сжиматься и чуть ли не скулить от страха. Он банально утратил веру в себя и собственные способности. Больше он не считал себя самым умным и сильным. Он ненавидел собственную избранность. Презирал себя прошлого и тот обрубок, в который превратился в настоящем.

Единственное, что удержало его на этом свете, была искренняя любовь Падме. Она не сочувствовала и не жалела калеку, она прощала ему все сотворенное и принимала его. Энакину подобное казалось безумием, сумасшествием и помутнением, но Сила ясно говорила — это не так. Его просто беззаветно любят. Вот так просто, не за что-то, и даже не вопреки.

Когда он понял это, принял, тогда и решил жить. «Я стану достойным ее», — пообещал он себе и принялся за дело. Сам пришел к Оби-Вану и Йоде, сам рассказал все и смиренно попросил о помощи. Этим он выдернул из отрешенной созерцательности первого и вернул к деятельному участию второго. Оба встряхнулись, одернули мантии и взялись за дело. Не только Энакин нуждался в их помощи, но и весь поредевший орден требовалось в порядок привести.

— Юнлингами займись, повзрослел ты наконец, пора тебе, объясняя самому, понять многое, — распорядился Йода.

— Вечером на медитацию в зале Тысячи фонтанов, — огладил бородку Кеноби.

— Да, — просто поклонился Энакин.

О его браке и переселившейся явочным порядком в храм Амидале никто и слова не сказал. Времена меняются, а кодекс… Ну а что кодекс? Будто его никогда не редактировали. Да много раз такое было. Просто пришло время вновь переписывать. Пожалуй, даже затянули с этим. Чересчур долго откладывали. Но это все потом, сейчас дела и поважней имелись.

Получив весточку от Дурджа и переговорив с ним, Мирр изрядно опустошил личный счет, но получил важную информацию, которой ему критически не хватало. Древний ген’дай не только изрядно помощников Палпатина проредил, но еще и логово Сидиуса нашел. Тот правда в ловушку не явился, но за тысячелетие бурной жизни Дурдж обзавелся навыками великолепного ледоруба. Взломать системы убежища ситха, которое еще и командным центром оказалось, не составило для него проблем. Конечно, повозиться ему пришлось изрядно, но результата он добился, а остальное и не важно. Покумекал ген’дай, да и решил продать все добытое Свезу. Тут и личная симпатия к нему роль сыграла, и платежеспособность. В принципе, понять этого раритета не сложно. Жить в комфорте и ни в чем себе не отказывая куда приятней, чем о хлебе насущном заботясь. Тем более Дурдж в очередную спячку на пару веков впасть подумывал. В общем, среди всего прочего, досталась Мирру информация об одном интересном гипермаршруте. Именно она, да успехи Ассаж в привлечении одаренных, стали теми факторами, которые заставили его пойти на решительные действия.

В неприметной системе материализовались боевые корабли. Настоящие исполины космоса, окруженные зубастой стаей охранения. Матерые и потрепанные невзгодами, со следами заплаток на могучей броне и характерной окалиной на стволах многочисленных орудий. Обменявшись сигналами, гиганты сошлись поближе. Изящные мошки, полыхнув двигателями, преодолели пустоту космоса и приземлились в ангаре одного из левиафанов. Торжественных речей и построений не было. Дроиды встретили прибывших и проводили их в зал командного центра. Все происходило сугубо по-деловому.

Пройдя к стоящему во главе стола креслу, Мирр оглядел собравшихся. Под взглядом Главнокомандующего верхушка военной иерархии Конфедерации Независимых Систем подобралась и еще больше вытянулась. Все понимали, сегодня решится многое, если не все.

— Присаживайтесь, — кивнул Мирр, занимая кресло и водружая на стол массивные лапы.

Адмиралы последовали примеру командира. Никто не спешил задавать вопросы, а приветствиями и краткими новостями они и во время непродолжительного ожидания обменяться успели.

— Начну с основного. Я собираюсь закончить войну, — сказал Мирр.

Конечно, что-то подобное ожидали все присутствующие, но одно дело предполагать и догадываться, а другое знать наверняка. Впрочем, малахольных тут по определению не имелось. Никто не отвел взгляда, никто не возразил. Наоборот, каждый кивнул в тот миг, когда увидел обращенные на себя золотистые солнца с вертикальной амбразурой зрачка.

— Адмирал Тренч, моя супруга сообщила об окончании чисток в вашей зоне ответственности. Приказываю усилить ваш ударный флот резервами северного и западных фронтов, после чего атаковать Ботавуи. Вам будет обеспечена тайная проводка ваших сил через пространство Хаттов.

Многорукий адмирал, часть конечностей которого, вместе с половиной головы, была заменена протезами, молча поднялся и поклонился. Мирр кивнул в ответ и продолжил.

— Адмирал Дилган, вам поручается общая координация действиями рейдовых сил. Приказываю задействовать все созданные на территории Республики базы и размещенные на них силы. Разведка окажет вам полное содействие. Ваша задача — сорвать сроки переброски войск из ядра и центра.