— Вот ты где! — выпалила, мысленно восхваляя всех богов, главная горничная, подбегая за угол к длинноволосому мальчишке.

Его русые пряди немного вились, красиво обрамляя ушки и щёки, опадая по обе стороны головы пышной причёской и также немного не доставали сзади уровня плеч, как у мастера по фехтованию, но выглядели куда гуще и красиво блестели. Не представляя, что творится у западной башни крепости, он по обыденному не обращал на Нейрис никакого внимания, продолжая заниматься своим делом.

Завтракать ему, как обычно, не хотелось, поутру в мальчонку кусок в горло не лез, максимум он был согласен на пожаренный в масле с чесноком и специями хлеб, смазанный маслом и вареньем. Да запить такой-другой бодрящим сладким чаем, а лучше шоколадным напитком, но тот отец что-то перестал закупать в Гладшире, по крайней мере в Олмар, а замке Триграда запасы ещё оставались.

— Генри, мальчик мой! Беда стряслась! — взволновано охала она и со всей серьёзностью взглянула на него, наклонившись, чтобы их глаза сравнялись, и взяла его за обе руки, чтобы тем самым отвлечь от пинания мяча.

Его карие глаза слегка озадачено посмотрели на неё, а каблук ботинка подкинул мячик так высоко до уровня схваченных ею за запястья рук, что он смог его в полёте схватить правой кистью, сжимая пальцами и не желая расставаться с игрушкой или потерять её, если дело и вправду серьёзное.

А весь вид розовощёкой полной дамы говорил именно об этом. Она нервничала, выглядела так, какой он никогда не видел её прежде, лоб её покрывался влагой, хотя было отнюдь не так жарко и она была в проветриваемом коридоре, а не в жаркой кухне, где всё в пару и жаре.

— Беда? Что случилось? — проговорил двенадцатилетний принц, неуверенно взглянув карамельным взором на взволнованную старшую горничную и сдувая вьющуюся попавшую на глаза чёлку, расправляя локоны по разные стороны.

— Генри, на замок напали! И это не шутка, это не учения, я видела Бартареона и, если уж наш архимаг всерьёз напуган, значит дело скверное. Нам надо бежать и спрятаться, ждать приказаний твоего отца, оставаться в убежище или покинуть замок по тайным ходам, ты понимаешь? — обращалась она к юноше со всей серьёзностью в своём голосе, буквально умоляя ей поверить и не спорить, а безо всяких выкрутасов просто довериться и повиноваться сейчас её словам и просьбам.

— Напали? Ого! — в его звонком голосе нотки радости и восторга журчали даже больше, чем обыкновение удивление, а страха не было и в помине, — Пойдем, посмотрим с башни на осаду! А Бартареон нас щитом прикроет на случай стрел, — с улыбкой предложил он, тут же предусмотрев и возможную опасность от такого щекочущего нервы занятия.

И мальчик уже было рванул по своему желанию взбежать на одну из башен, но женщина цепкой хваткой удерживала его запястья за манжеты рубахи, никуда вот так не отпуская. Она ведь знала, что сейчас начнётся именно это. Для него всё вокруг было простым развлечением, за исключением давящей и душащей учёбы, которой приходилось нехотя заниматься, чтобы не получить розгой за неверные ответы или того хуже проваленный экзамен.

Во всём остальном он старался найти какое-нибудь веселье. Гонять поросят с попытках словить, крутить за хвост пойманных в мышеловки дохлых крыс, пугая служанок и Ленору, забираться в садах на деревья повыше, сражаться во внутренних дворах у казарм с манекенами, попросту бегать по коридорам и даже взбираться на стены крепости.

Любил он также заключать разные пари со старшим братом и младшей сестрой или же детьми гостей-аристократов, с которыми проводил время. И споры эти всегда были забавными и весёлыми, не несли в себе каких-то вызовов и провокаций, как всё детство, по рассказам его отца, любила делать, например, Гвен Виалант, чья четырнадцатилетняя дочка Дорси изредка показывалась у Дайнеров в гостях, особенно в Триграде, и была мало чем на свою мать похожа кроме наследственной внешности по части цвета светленьких волос, а вот голубые глаза ей остались от покойного отца — Фабиоса Виаланта, ранее известного, как Ферро.

— С ума сошёл?! — выпалила Нейрис, — Безрассудный ребёнок! Какое там посмотреть, а если они сюда ворвутся? — вопрошала она.

— Да как ворвутся, так и будут перебиты! У короля есть настоящее войско и маги при дворе! Кто посмеет бросить всем им вызов? — удивлялся принц.

— Вот как всех врагов перебьют, так и вылезешь посмотреть на лежащие трупы, — выпалила она, чтобы хоть как-то его заставить идти с ней, хотя даже не знала, что конкретно угрожает сейчас крепости и не могла гарантировать осаждающее войско, однако думать о каких-нибудь чудовищах типа дракона ей хотелось ещё меньше.

— Вот бы увидеть саму схватку! — воображал он с белозубой улыбкой, — А Вельд где? Будет сражаться?

— Вельд уже в убежище ждёшь вас, чтобы охранять, — пришлось ей соврать, но служанке показалось, что такое заявление должно подбить Генри быть вместе со старшим братом.

— А Ленору уже нарисовали? — спросил он тогда.

— Нарисо-что? — недоумённо опустила одну бровь полная дама.

— Ох, — закатил глаза мальчишка, — Сегодня ж Сорордес, значит, она снова позирует для картины, подарок отца на её юбилей! — объяснил он служанке, напоминая, что у Леноры скоро день рождения.

— Ах, да, видела же сегодня утром достопочтенного Кетцеля Кольвуна, да совсем из головы вылетело. Знаешь, где они? — строго взглянула она мальчику в глаза, и Генри кивнул, — Зови сестру и бегите сюда, и его светлость Кольвуна предупреди, чтобы обзавёлся охраной или отправился к королю, тот выдаст ему стражников и подскажет, где укрыться.

Хороших убежишь в крепости было несколько, и по правилам спасать королевскую семью и ряд самых приближённых требовалось обычно без присутствия в компании различных важных персон, гостей и прочих лиц, не являющихся ближайшими друзьями и родственниками, потому пригласить через Генри именитого художника вместе с ними она по этикету и закону попросту не могла.

Ей следовало бы пойти вместе с Генрихом, учитывая его непослушный нрав и немыслимое желание отправиться наверх, на башни. Но едва она выпустила его руки, как мальчонка сорвался с места, побежав за сестрой, так как точно знал в какой она сейчас комнате, а Нейрис от волнения не помчалась следом, а по договорённости прошла к концу коридора, чтобы подождать детей у лестницы.

Младший сын короля сделал поворот направо на ближайшем перекрёстке, прошагал до конца стены и мимо окон с видом на цветники и плодовые деревья, куда бросил взгляд, но в этой части стен замка никаких сражений и нападающих чудовищ не застал, повернул уже налево, остановившись у первой же двери коридорного тупика.

Она была плотно закрыта, однако же не заперта, так что тугая металлическая ручка с сопротивлением, но без особого скрипа поддалась нажиму юношеских пальцев и была слегка толкнута вовнутрь. Отворив дверцу, он заглянул в залитую яркими лучами солнца, отражаемыми в расставленных художником многочисленных зеркалах и стеклянных поверхностях, так что комнатка буквально сияла, особенно в центре, где стоял небольшой постамент в виде красной мягкой подушки, а ту притаптывала пальчиками ног позирующая обнажённая Ленора.

Художник изображал лучезарную принцессу в виде Богини-Дочери, как прекрасное чистое и невинное создание утренней зари, просыпающееся с первыми лучами солнца вместе с окружающей природой. Девочка тянула вверх и вбок свои руки, словно сладко потягивалась, и действительно сейчас зевнула, однако отнюдь не спросонья, а от скуки столь долго позировать художнику.

Леноре не было холодно в неглиже, плюс он позволял ей опускать затекающие ручки, когда не рисовал не их, не плечи, а занимался, например, прорисовкой стоп или коленей. Однако стоять и позировать для неё, пусть девочки менее энергичной и непоседливой, нежели её озорной братец, всё равно было занятием весьма утомительным.

Генри мог видеть не только свою младшую сестрёнку, но и оформление картины, загораживаемой художником в процессе работы. Чудесные зелёные луга вдали, морское побережье с поднимающимся солнцем, раскидистые сады с виноградными лозами вокруг. Снизу животные, приносящие дары в виде плодов, цветов и ягод, а по центру, рождаемая солнечными лучами должна была как раз находиться нагая фигура нежной девочки со смущённой улыбкой, смотрящей не сюда, не на зрителя картины, а куда-то вниз или вбок, на свежую траву, на принёсших дары львят, ягнят, кроликов, кланяющихся оленят и прочую разнообразную живность, уже завершённую в своём изображении на переднем плане крупного портрета.