— Неплохо?! — удивлённо хлопает ресницами.

Откровенно говоря, где-то в глубине души я чувствую себя как тот кретин, что забил победный гол, натянул на голову футболку и носится с победным криком вдоль кромки футбольного поля.

Но вслух говорю иначе:

— У тебя неидеальная техника, но для первого раза сойдёт. Есть над чем поработать. Нужна практика…

И снова внутри что-то ёкает, ударяя вниз. Ещё немного и мой товарищ будет снова рваться.

На практику.

— Практика. И как это будет? — спрашивает, доверчиво и коварно перебираясь на моё плечо.

Не могу отделаться от впечатления, что Марианна только выглядит иногда беспомощной, но стоит только расслабиться, и она оседлает мою шею, запустит пальчики глубоко-глубоко и будет дёргать меня, куда ей захочется. Нужно быть настороже.

— В целом… Я думаю, что тебя надо наказывать и трахать. Трахать и наказывать.

— Ой. А за что меня наказывать?!

— То есть не за что?! За непослушание. За глупость. Просто для профилактики, в конце концов…

В этот миг тот самый неугомонный конец снова начинает подавать признаки жизни, наливаясь тяжестью.

Марианна же прижимается в мою шею лицом, сопит носиком куда-то в ключицу. Заснёт? Неудивительно… Столько переживаний на неё свалилось. Организму нужно дать отдохнуть.

С сожалением натягиваю трусы и застёгиваю брюки.

Я бы трудился над этой сладкой девчонкой ночь напролёт. Однако нужно не только свой изнывающий член куда-то пристроить. Но и решить некоторые вопросы.

— А теперь о серьёзном, Анна-Мария.

Бекетов

— Я тоже хотела с тобой поговорить серьёзно.

— Да ну?

— Да, — Марианна важно кивает.

Но следом она мурлыкает, как пригревшийся котёнок, и прячет лицо на моём плече.

— Ну давай, — вздыхаю. — Маленькие девочки вперёд.

— Я для тебя лишь маленькая девочка?

— Очень маленькая.

— Ах так… Ты будешь шутить на эту тему?

Марианна царапает ноготками мою грудь и ведёт пальцы ниже, на пресс, явно увлёкшись и забыв о первоначальной цели, начинает гладить меня кончиками пальцев.

— Будешь ластиться? Или скажешь, о чём хотела?

— Тебе нужно прикрыться. Это какая-то провокация! — перекатывается на спину, вытягиваясь всем телом.

Демонстрирует полную, высокую грудь, длиннющие ноги и нежно-розовые половые губки, перепачканные моей спермой.

Кто кого ещё провоцирует?

— Сгоняй в душ, — отправляю. — И оденься.

— Хорошо. А мне в пижаму одеться или ты мне другую одежду принёс? Ну, может быть, розовые носочки? — хихикает и вскакивает проворно с кровати, прежде чем я успеваю схватить её за щиколотку. — Или гольфики!

Напрашивается!

Вскакиваю следом за ней. Но сегодня Марианна проворнее и быстрее, успевает захлопнуть дверь ванной и закрыться изнутри.

Я лишь ударяю по двери раскрытой ладонью и матерюсь.

— Глеб Яковлевич, вы меня плохому научите! Разврату, — выдыхает со смехом по ту сторону двери и дышит чаще. — В носочках.

Иди ты нахер, Проблема! Нашла к чему прицепиться. Но потом что-то щёлкает в моей голове, очевидно, сдуревшей.

— Гольфики кружевные? Это отличная идея. Я тебе их куплю, заставлю надеть и…

— И что дальше?!

— Узнаешь. Мойся живее.

— Совсем-совсем не подскажешь, к чему готовиться?

— Лучше покажу. Позднее.

— А вы, однако, строгий учитель, Глеб Яковлевич…

Паразитке явно нравится меня так называть. Не люблю как звучит моё имя. Но в том, как Марианна сексуально растягивает гласные, что-то есть. Будоражит и заставляет предвкушать долгие игрища.

Будет нескучно… Хоть в этом я выиграл, но во всём другом — я прошляпил.

Пока Марианна находится в душе, я открываю окна, чтобы впустить свежий воздух.

Замечаю, как внизу под окнами по брусчатке прогуливается Денис. Вертит своим котлом на плечах по сторонам и закуривает. На территории всё чисто, он заворачивает за угол.

Я знаю, что там слепая зона для камер слежения. Отец — ярый противник курения, потому запрещает охране курить на работе.

Но я так же знаю, что запреты — это как варенье для мух. И в небольшой слепой пятачок слетаются все, кому хочется подымить.

Прислушиваюсь к шуму воды в ванной. Марианна плещется с удовольствием, думаю, проведёт в душе минут двадцать, не меньше.

Сдвигаю комод от двери, чтобы иметь возможность войти через дверь, а сам осторожно вылезаю через окно.

В запасе есть несколько минут, чтобы успеть осуществить задуманное. Ублюдок должен понести наказание. Прямо сейчас!

Марианна

Выйдя из душа, понимаю, Бекетова в комнате нет, и комод сдвинут на прежнее место. Я испытываю одновременное разочарование и чувство страха.

Вот они, мужчины: возбудил, получил, что хотел, отряхнулся и ушёл…

Даже не подумал, что мне одной будет страшно!

Я мгновенно захлопываю балкон и бегу к двери, чтобы закрыть её на цепочку, как вдруг… дверь распахивается. Я едва успеваю отскочить обратно.

— Ты что? — хмурится Бекетов, пряча одну руку за спиной.

— Я… ты ушёл?

— На минуту. А ты что подумала?

— Уф… — выдыхаю облегчённо.

Обнимаю мужчину крепко-крепко, стискивая за шею и повиснув на нём. Одно удовольствие прижиматься к его статному, сильному телу, чувствуя мощь в каждой мышце…

— Мы хотели поговорить, — напоминает Бекетов и закрывает дверь. — Держи.

Мужчина протягивает руку в мою сторону, показывая, что было спрятано за спиной. Большая, благоухающая роза. Нежно-голубая, бутон уже закрыт, но всё равно манит.

— Это мне? Я думала, синих роз не бывает.

— В природе не бывает. Это сорт Сантори Аплоз, искусственно выведенный японцами. Отец не успокоился, пока не заполучил его себе одним из первых, чем невероятно гордится до сих. Роза из оранжереи на территории поместья.

— Спасибо, — легко целую Бекетова в щеку. — Почему мне кажется, что твой отец не обрадуется?

— Вскоре он узнает о вандализме в оранжерее. Садовник отца завтра получит микроинсульт…

— Ай-яй-яй, Глеб Яковлевич. Хулиганить в ваши-то годы…

В ответ получаю болезненный шлепок по попе, а потом горячая ладонь Бекетова растирает ушибленное место.

Похоже, что он не шутил, обещая наказывать меня и… трахать. Трахать и наказывать!

Ох. Чёрт… Как же это будоражит!

— Поставь розу. Есть серьёзный разговор.

Теперь в глазах Бекетова ни капли игривости, и я понимаю, что шуточки кончились.

Поэтому следует сделать, как он скажет. Я опускаю розу в высокую вазу и занимаю место на кресле, моментально сложив ладони на коленях, словно послушная ученица.

Бекетов не собирается садиться, он расхаживает по просторной комнате.

— Первое. Ты останешься жить здесь. В доме моего отца…

— Мне здесь не понравилось! — мгновенно возражаю. — Твой отец обзывает меня шлюхой, а его люди угрожают мне!

— Лишь потому, что я был на стадии переговоров с отцом. Слямзить внушительную сумму денег со счетов отца и не получить за это нагоняй просто нереально. Расплата есть всегда! — говорит жёстко Бекетов. — Отец выставил мне в ответ ряд условий. Одно из них — ты живёшь здесь.

— Может быть, я попрошу твоего папу хорошенько, и он разжалобится?!

В ответ Бекетов громко смеётся.

— Ты забавная, Анна-Мария. Но мой отец не из тех, кого можно разжалобить. К тому же вариантов у тебя нет.

Напоминаю себе, что я нищебродка.

Звучит неприятно…

— Я обо всём договорился. Ты будешь жить здесь. Пока я не выполню условия отца, — размеренно говорит мужчина и хмурится.

Очень сильно хмурится. Разом нагоняет на лицо свой возраст и ещё лет десять сверху.

А я… Я смотрю на него и понимаю, что не знаю даже когда у него день рождения и сколько ему полных лет… Я знаю о нём так мало, что даже обидно! Потому что Бекетов скрытничает!

Однако пытаюсь задвинуть обиду на второй план и сосредоточиться на главном, цепляюсь за слова Бекетова.