— Сейчас, сегодня долго мучить тебя не стану. Позднее оторвусь.

— Но почему?! Мне так хорошо, так приятно… Не останавливайся.

— Дурочка, завтра ноги сдвинуть не сможешь.

— Но…

— Не перечь взрослым. Я опытнее!

Бекетов отвешивает довольно болезненный шлепок по моей попке и начинает двигаться быстро-быстро. Его толчки отдают привкусом надвигающегося взрыва удовольствия.

Влажные порочные шлепки хорошо слышатся даже под шорохом воды, льющейся сверху.

Ох, блин… Ноги меня подводят, слабея в коленях. Хорошо, что Глеб меня держит! Иначе бы упала.

— Ещё немного, мелкая. Потерпи. Секунду! — рычит через стиснутые зубы Бекетов, терзая пальцами мой клитор, сжимает его ритмично.

— Я… тебя… — задыхаюсь, выгибаясь ещё больше и откровеннее ему навстречу.

— Я тоже тебя хочу! — обрывает резко.

Глеб кончает, прижимаясь ко мне всем своим телом.

Секундой позже и меня накрывает сладкой, яркой пеленой, тончайшей паутиной наслаждения, липкой и всеобъемлющей. Буквально размазывает по стенке душевой кабины.

Ничего не могу говорить.

— Глеб… Глеб…

Почему-то я глупо начинаю всхлипывать и плакать.

От переизбытка эмоций, которых для меня оказывается слишком много.

— Иди ко мне, Проблема. Прямиком сюда и не реви. Сказал же, что не стоит так много раз для первой ночи… Иди сюда…

Глеб уговаривает, баюкая словами, и разворачивает к себе лицом. Бекетов приподнимает меня под попкой, прижимает лицом к груди и гладит по волосам.

— Ненасытная девочка получила первый урок. Не жадничай, — говорит и целует в лоб.

— Ты ведёшь себя как мой заботливый папаша, — всхлипываю в очередной раз и успокаиваюсь. — Я плакала не потому что мне было больно или неприятно. Наоборот, очень приятно. Очень-очень. Честно!

Запрокинув голову, заглядываю в светло-голубые, льдистые глаза, чтобы прочесть его. Но Бекетов для меня как книга, написанная на языке каббалистов — чёрт знает, о чём он думает. Он слишком опытный, слишком хорошо прячет свои мысли, слишком уверенно держится.

В нём всего чересчур много всего под знаком «слишком», я начинаю бояться, что не дотягиваю до этого уровня, до Его уровня, чтобы заинтересовать и удержать возле себя мужчину надолго.

Мне хочется остаться с ним навсегда, до самой гробовой доски.

Но озвучить вслух такие мечты страшно. Вдруг Бекетов лишь глумливо посмеётся над моими глупыми, наивными девичьими мечтами?!

Скажет, что у меня вместо мозгов — только мыльные радужные пузыри Или произнесёт что-то ещё, в его фирменном стиле, с обязательной, фирменной полуухмылкой, загадочной, как сфинкс.

— Не больно? Точно? — задаёт контрольный вопрос.

— Ни капельки. Наверное, я просто перенервничала. Столько всего навалилось.

— В особенности, твои ожидания по поводу первого раза и страха, что крови будет море?! — подшучивает надо мной Глеб.

— Да, — сконфуженно признаюсь в своём глупом страхе. — Я столько всего думала, но реальность оказалась другой.

— «Столько всего думала…» — передразнивает меня Глеб, наклоняется, чтобы оставить на губах поцелуй. — И часто ты думаешь о сексе, Анна-Мария?

— О сексе с тобой?! Или в общем?

— С этого момента поподробнее! — каменеет мужчина. — О ком ещё ты думаешь, Проблема?

— Ой, я не так выразилась. То есть я могу фантазировать о тебе или в целом думать, как будет то или другое. Без привязки к личностям. Как-то так…

— Выкрутилась, хитрюга!

Бекетов опускает меня на пол и добавляет немного больше горячей воды в струю душа.

— Я могу тебя вымыть? — спрашиваю с опаской.

— Попробуй. Только учти, не люблю, когда шампунь попадает мне в глаза! — мгновенно суровеет Глеб и присаживается на стул в углу. — Но я готов рискнуть.

Бекетов с готовностью зажмуривает глаза, предоставляя мне право действовать самой. Я выдавливаю немного шампуня на свою ладонь и взбиваю в крепкую пену на волосах мужчины.

Скольжу пальцами по крепкой шее, поднимаюсь вверх и подхватываю ладонью ком пены, скользнувшей вниз, по лбу мужчины, в ответ Глеб напрягается ещё больше.

— Ты боишься того, что тебе будет щипать глаза? — улыбаюсь до ушей.

— Не смейся. Иначе я…

— Не открывай! Пена вниз ползёт! — вскрикиваю, обманув наёмника и целую его твёрдые напряжённые губы.

Он немного оттаивает, но самую малость. Гранит!..

Поэтому я не спешу смывать пену с его волос, но наношу на мочалку гель для душа и методично намыливаю тело Бекетова. Сначала каменные, широкие плечи, потом грудь и твёрдый, стальной пресс. Сердце снова начинает стучать учащённее, когда я приближаюсь пальчиками к мужскому паху.

— Мой меня, а не пытайся возбудить ещё раз, — предупреждает Бекетов, словно угадывая мои мысли наперёд.

— Надо же, а я хотела немного поиграть с твоим членом, — говорю дрожащим голосом, покраснев до кончиков ушей.

Бекетов мгновенно приоткрывает один глаз, прицельно смотря мне в лицо.

— Ты чуть от стыда не сгорела, когда сказала это вслух, — выдаёт с ухмылкой. Снова закрывает глаза. — Мне понравилось, как это прозвучало.

Ух.

Хоть в чём-то ему удалось угодить.

— И заканчивай меня гладить. Тебя тоже нужно вымыть, грязнуля.

Приходится повиноваться его приказу. Я тщательно смываю пену с Глеба, но он сам ещё две или три минуты находится под струями душа, прежде чем перехватывает управление и принимается мыть меня.

Глеб осторожно и бережно намыливает твёрдыми, сильными пальцами даже самые потаённые уголки моего тела. Вызывает восторг, насколько он может быть заботлив и аккуратен.

Пальцы Бекетова на миг замирают на попке, начав ласкать тугое колечко.

— Твоя попка от меня всё же не уйдёт. Не надейся. В ближайшем будущем я тебя всюду попробую, — обещает он.

Бекетов

После принятия душа я заворачиваю Марианну в большое пушистое полотенце и переношу на кровать. Закрываю окна, распахнутые настежь. Я сам их открыл перед тем, как мы отправились в душ.

— Одеваться совсем не хочется…

Марианна прикрывает свой зевок ладошкой и собирается перебраться на кровать.

— Постой, Анна-Мария, я постелю свежее бельё. Сменю простынь.

— Сам? — удивляется Марианна. — Даже прислугу не вызовешь?

— Сам. Эта мишура меня всегда утомляла, сейчас откровенно раздражает.

— Глеб, а у тебя есть свой дом?

— Мы находимся в доме моего отца. У моей семьи много недвижимости.

— Я не о том говорю.

— У меня много конспиративных хат, если ты об этом.

— Имею в виду твой собственный дом.

Непоседливая Проблема выпутывается из полотенца и помогает мне снять с кровати множество декоративных подушек.

Я скатываю испорченную простынь и отношу в ванную комнату, забрасывая в корзину с грязным бельём. Потом выуживаю из нижнего ящика шкафа свежую простыню и растягиваю на кровати.

Я оставляю без внимания вопрос Марианны, краем глаза следя за выражением её лица. Кажется, не обиделась, переключилась на другое.

Наблюдая за моими действиями, Проблема качает головой, критикуя мой способ постелить чистую простынь:

— Ты делаешь неправильно!

— Я стелю простынь. Что я делаю неправильно?!

— Ты делаешь чётко и быстро. Как-то всё по-армейски.

— И что не так?

— Но сейчас ты же не в армии, Глеб, и не на задании. Смотри, как надо.

Марианна перемахивает через кровать и встаёт с противоположной стороны, тянется к простыни.

— Позволь показать?

— Что я там не видел?! — фыркаю.

Но потом вижу, как блестят, сверкают, ослепляя, глаза Марианны. Ладно, чёрт с ней. Пусть показывает. От меня не убудет.

— Берёшь вот этот краешек, — демонстрирует с видом учителя. — Потом подсоединяешь его к этому. Повторяй за мной! — требует.

— Этот уголок к этому?

— Их всего два. Ты не заблудишься! Складывай. Теперь держи.