Ох, блин!

Еще секунду назад я гоняла внутри себя депрессивные мысли, тягучие и черные, как деготь, но стоило моему Глебу лишь капельку намекнуть на чувства, как я мигом воспарила духом, отбросив прочь сомнения. Обернувшись, с большой надеждой смотрю в его глаза, обняв за торс, прижимаюсь грудью.

— Скажи, что ты чувствуешь?

На губах расцветает влюбленная улыбка. На моих губах, не на губах Глеба. Он лишь усмехается уголком губы, чиркает большим пальцем по моей скуле, сказав:

— Ты как маленький бездомный щеночек. Совсем не злопамятная. Стоит лишь свистнуть, забываешь о всех пинках и вьешься возле ног, в поисках ласки.

Ах ты…

Скотина железобетонная! Монстрила бездушная…

Пихаю Глеба в грудь ладонями.

— Знаешь, я рада, что ты меня сюда привел. В клинику. Не дай боже мне от тебя забеременеть. Уже вижу, каким взглядом ты смотришь на малыша и морщишься со словами: «Посмотрите-ка на этого крысеныша…» Ах да, я от тебя не забеременею! Никогда! Потому что Петр Николаевич хорошо знает свое дело!

Глеб пытается что-то сказать, но когда я заведусь, мне сложно остановиться, так и хочется выплеснуть все-все, что кипит внутри. В особенности, за щеночка.

Мудак.

— А еще… ты очень-очень сильно похож на своего отца. Один-в-один! Только у твоего папаши словесный запас побогаче и методы поизысканнее, но суть у вас, Бекетовых, одна!

Складываю руки под грудью, тяжело дыша.

— Я похож на отца?! — переспрашивает удивленно.

— Нет, не похож, — качаю головой. — Ты его копия! В старости будешь довольно импозантным стариком.

— А ну хватит. Прекрати! — злится.

Теперь Бекетов по-настоящему злится. Словно словами о схожести с отцом я наступила на больной мозоль, кровоточащий!

Я бы еще что-нибудь Глебу сказала, но в этот момент нас приглашают вернуться в кабинет Петра Николаевича, и злость сходит на нет.

— Отложим ссору в сторону, нужно вернуться к врачу, — говорю тихим голосом. — Возможно, тебе наплевать, что будет со мной после того, как ты наиграешься с ласковым щеночком, но я все же надеюсь однажды встретить любовь всей своей жизни и завести с этим достойным мужчиной детишек. Кучу маленьких, горластых ребятишек… — улыбаюсь абсолютно искренне, мечтая о большой семье.

Марианна

Всегда хотела, чтобы у меня была сестренка или братишка. Сводный брат Леонид не в счет. Он пришел в нашу с папой семью уже взрослым и вообще оказался гадом.

Так что я росла одна-одинешенька, Устинов позволял мне достаточно много, но ничего из этого я не могла разделить с кем-то своего возраста или почти своего.

Устинов сам возился со мной в то время, когда не был занят сделками и мутными схемами, а в остальное время за мной приглядывали нянечки. В начале они менялись довольно часто, будучи не в состоянии запомнить, что мне можно, а что ни в коем случае нельзя.

Потом гневный крик папы на нянек, прозевавших недопустимое, стоял от цокольного этажа до самого чердака…

Вспомнив о прошлом, на миг я испытываю сильнейшую грусть и тоску, хочется снова повидаться с этим прохиндеем и мошенником, который не был мне родным отцом, но заботился, как о своей родной дочери.

— Наверное, семь штук детишек родишь, как планировала с Леонидом? — ухмыляется Бекетов остро, глаза Глеба темнеют.

— Не знаю. Не буду загадывать. Лишь говорю, что хочу позаботиться о сохранении фертильности и подарить счастье отцовства тому, кто этого заслуживает!

К кабинету шагаю первой. Бекетов позади. В порыве эмоций рывком дергаю дверь, открыв ее едва ли не ценой собственного сбитого носа. Бекетов успевает чуть-чуть отклонить меня в сторону железной рукой.

Заботится обо мне. Даже сейчас, во время ссоры.

Это еще больше ранит.

К чему мне эта забота, окутывающая сердце горячим, струящимся шелком, когда в голосе мужчины потрескивает лед безразличия?!

— Садись, Марианна, — предлагает Авилов.

На Бекетова Петр Николаевич даже не смотрит, разговаривает лишь со мной, объясняет. Даже когда Бекетов встревает с уточняющими вопросами, Петр Николаевич адресует ответы мне, и я чувствую, что хотя бы здесь, сейчас веду себя не как глупая, влюбленная малолетка, забывшая обо всем на свете.

Я должна быть настороже и заботиться о своем здоровье. Приучена с детства, Устинов меня вышколил не тащить в рот все, что хочется, но сначала подумать хорошенько, на зубок выучить то, от чего я могу за несколько минут покрыться алыми пятнами или скатиться в смертельное удушье.

Это правильно… Я должна заботиться о себе. Казалось, в моей жизни появился Бекетов, он сидит рядом и явно не намерен меня отпускать в ближайшее время, но он эгоист до мозга костей и по натуре одиночка.

Может быть, он был честен в момент, когда сказал, что я — бездомный щеночек. Возможно, я рядом с ним от его тотальной скуки, ради забавы и новых ощущений…

Это не навсегда.

Однажды ему наскучит забавляться, он уйдет.

Я должна позаботиться о себе сама, ведь тот, кто кидает корку голодному бездомному песику, не задумывается о последствиях и не забивает голову дальнейшей жизнью несчастного животного.

— Я хочу завести собаку.

Черт. Опять язык за зубами не держится.

Петр Николаевич лишь усмехнулся, Бекетов поперхнулся невразумительным кашлем.

— Кажется, у тебя нет аллергии на шерсть собак. Только на кошек, — перебирает бумаги врач. — Если хочешь, поговорим о собаках позднее.

— Да, извините. Это просто мысли вслух. Я вас слушаю, конечно…

После того, как Петр Николаевич озвучил диагноз, Бекетов задумчив и молчалив больше обыкновенного. Он и так не особо разговорчивый мужчина, а после посещения кабинета гинеколога вообще молчит, словно язык проглотил.

Мне нельзя принимать агрессивные гормональные препараты. Таблетка, чтобы беременность не наступила, тоже противопоказана. Петр Николаевич сказал, что следует подождать две с половиной-три недели, потом нужно сделать тест на беременность, сдать кровь на ХГЧ. В случае, если все в порядке, то он назначит мне щадящие контрацептивы.

Но в случае если беременность наступит, придется делать аборт.

Иначе говоря, на две или три недели я превратилась в бомбу замедленного действия. Причем, эффект может быть неожиданным даже для меня. Вдруг сделав аборт сейчас, я потом вообще никогда не смогу иметь детей?!

Бекетову-то плевать. Его во мне только секс интересует… Я опасаюсь заглядывать в его ледяные глаза, не хочу видеть в них сейчас безразличие и твердую решимость избавиться от нежелательных последствий.

Глеб хмурится. Он никогда не ошибается, а порыв заняться сексом без резинки сейчас кажется ему катастрофической ошибкой.

Бекетов молчит, и тишина как никогда кажется мне гнетущей. Я пытаюсь разбавить ее болтовней, но Глеб не реагирует. Я словно с асфальтом под ногами разговариваю, а не с живым человеком.

Молча выходим из клиники, молча подходим к машине.

— Можешь заехать в Старбакс? Сегодня жарко, я хочу выпить стаканчик охлажденного чая. Персиковый или жасминовый. Что думаешь?

Бекетов молча придерживает меня за талию и неуклонно задает направление: на заднее сиденье. С таким педантичным упрямцем этот жест значит довольно многое. В клинику Бекетов отвез меня, позволив сесть на переднее сиденье, но сейчас снова разжаловал меня до заднего.

— Давай я прыгну прямиком в багажник? — спрашиваю ехидно. — И забудь о моей просьбе. Я ничего не хочу.

— Помолчи. Болтаешь много.

С обидой забираюсь на заднее сиденье. Машина Глеба срывается с места. Я сбрасываю легкие босоножки со ступней, забираясь с ногами на сиденье.

— Сядь как положено! — требует Глеб. — И пристегнись. Задние сиденья тоже оборудованы ремнями безопасности.

— Говорю же, надо сразу прыгать в багажник. Там я не буду тебя раздражать ни тем, что я делаю, ни тем, что говорю, ни даже фактом своего существования.