— Ещё раз узнаю, что ты это дерьмо читаешь, форумы всякие, я тебя реально. Очень. Сильно. Накажу. Поняла?

— Да-да… А ещё раз поцелуй меня так? — пьяно мурлыкает.

— Нет. Этому столику больше наливать не будем, — щёлкаю пальцами по носу.

— Почему?

— Снова тебя захочу, а если ты помнишь, у нас клиника по расписанию.

Песня, которую напевала Марианна: Jony «Ты пари»

Марианна

Спустя несколько часов

Сидим в машине на парковке перед сверкающим, светло-голубым зданием.

— До приёма десять минут, — Глеб сверяется с часами. — Пошли в клинику. Нас уже ждут.

— Ох уж эта клиника! — вздыхаю себе под нос.

— Не хочешь идти?

Глеб кивает в сторону трехэтажного здания, находящегося в черте города. Я наслаждалась поездкой по оживленным улицам, поняв, что соскучилась по ритму большого города, старательно в мыслях отодвигая в сторону причину, по которой мы здесь оказались. Но вот именно сейчас игнорировать реальность не получается.

— Не хочу… Может, мы без клиники обойдемся?

— Не обойдемся, — отрезает Глеб. — Я в тебя кончал. Это чревато последствиями. Ни мне, ни тебе они не нужны.

«Ни мне, ни тебе они не нужны!» — передразниваю мысленно.

За двоих решил, что ли?!

— Марианна. Вылезай! — подгоняет меня строгим голосом.

Он уже выбрался из машины и даже дверь с моей стороны распахнул, протягивает ладонь и застыл непроницаемой ледяной глыбой. В какой-то момент на пикнике показалось, что мне удалось просочиться совсем немного ему под кожу. Но сейчас, посмотрев на безэмоциональное лицо киллера, понимаю: показалось.

Делать нечего, я выбираюсь из машины. Утреннее солнце уже светит очень ярко, бьет прямиком в глаза. Я опускаю на глаза солнечные очки, с зеркальной поверхностью.

— Сейчас врач тебя примет, возьмет все необходимые анализы. Когда тебе будут задавать вопросы, отвечай честно. Даже если вопросы покажутся тебе слишком интимными, не стоит стесняться и думать, что за этим кроется нечто непристойное. Ты всего лишь разговариваешь с врачом, выполняющим свою работу. Ни о чём не умалчивай. Это важно. Особенно в твоём случае. Необходимо, чтобы тебе подобрали препарат, который будет максимально безвредным…

Бекетов негромким голосом инструктирует меня, ведя к клинике. Чем ближе здание, тем больше растёт внутри тревога и нежелание входить.

Мои шаги становятся всё медленнее и медленнее. Бекетов замечает.

— Ты нарочно тормозишь?

— Нет.

— Не лги мне, иначе я твою маленькую проблемную задницу вдоль и поперёк так отшлепаю! Неделю на попке сидеть не сможешь.

— Не хочу идти в клинику! — признаюсь я. — Не пойду.

— Что за упрямство?! — рыкает Глеб. — Мы же всё с тобой обсудили? Перед сексом. Так?

— Наверное, — лепечу я. — То есть… Ты схитрил! Вскружил голову, возбудил меня, довел до грани и задал вопрос. В таком состоянии я бы тебе ни в чём не отказала, даже почку без наркоза согласилась бы отдать! А сейчас мне страшно!

— Посмотри на меня.

Глеб разворачивает меня к себе лицом.

— В глаза посмотри, не через эти блядские очки, в которых я только себя самого вижу! — Глеб срывает с носа очки и заводит левую ладонь за мою шею, придерживая. — Тебе ничего не грозит. Обещаю.

— Если вдруг окажется, что пить гормоны мне нельзя?! Я же вообще почти никакие таблетки не принимаю! — шмыгаю носом. — Про гормоны разное пишут… Я всякое прочитала. Они могут стать причиной серьезных проблем!

— Нет. Нет. И ещё раз нет. Всё будет хорошо. Верь мне. Всё. Будет. Хорошо.

Я ему, конечно, верю. Разве я могу в нём сомневаться? Но почему же мне тогда так дико страшно и совсем не хочется идти в эту больницу?!

— Если вдруг окажется, что тебе таблетки пить нельзя, то ты их пить не станешь, — успокаивает меня мужчина.

— А если пить нельзя, но вдруг уже пошла естественная реакция?! Что тогда? — задаю со слезами главный вопрос.

Страх подкатывает только сейчас!

Ох, чёрт. Надо было раньше думать! Где же была моя голова в тот момент?! Моя голова в тот момент взяла отпуск! Очевидно, Глеб не просто умело владеет своим членом, но обладает сверхъестественной способностью отключать разумные мысли. По одному прикосновению волшебного орудия. Хотя я пыталась подумать о последствиях, но не смогла противостоять напору опытного самца. Желанного, к тому же.

Быть таким, как Глеб, это противозаконно!

— Ты забавно маскируешь словами возможность оплодотворения, — хмыкает Глеб, но ухмылка мрачная, без капли тепла.

— Ты не менее забавно не хочешь произносить слово «беременность».

— Если вдруг всё пойдёт по пизде, то тебе сделают прерывание беременности, а я стану пользоваться резинками. Всегда. Обещаю. Но не стоит нагонять на себя мрак перед посещением врача.

Говорит чётко, как будто уже принял решение. Ах да, так и есть. Мне стоит подчиниться.

— Я просто рассматриваю все варианты.

— Ты хватаешься за самые худшие, Анна-Мария!

— С тебя беру пример.

— Я не лучший образец для подражания, — качает головой Бекетов. — Пойдём, не будем задерживаться зря.

Клиника, конечно, из разряда самых лучших, но меня насквозь пробирает холодом. До самого копчика. Мурашки на коже такие огромные, что я, наверное, выгляжу, как дикобраз. Заметив моё состояние, Глеб хмурится.

— Посиди здесь, — показывает рукой на кожаный диванчик. — Я первым зайду к врачу.

Я киваю и на деревянных ногах делаю шаг к дивану. Глеб скрывается за дверью, на которой висит помпезная золоченая табличка.

«Авилов Пётр Николаевич» — читаю, шевеля губами.

Акушер-гинеколог высшей категории, заведующий отделением…

К самому горлу подкатывает большим комом сильная тошнота. Стены коридора надвигаются со всех сторон, сжимаются узко… Плакаты с изображением женских репродуктивных органов будто ухмыляются мне в лицо, скалятся отовсюду.

Ладони покрываются противным, липким холодным потом. Желудок делает резкий кульбит вверх. Я подскакиваю с места и просто убегаю прочь!

Не только из этого коридора, но и из здания клиники!

Вырываюсь на свежий воздух и налетаю на перила, хватаясь за них. От паники все внутренности сжимаются тугим болезненным комком и становится трудно дышать. Меня резко скручивает, как при рвоте, только ничего не выходит, пустые спазмы.

— Держи, выпей водички, вымой лицо.

В поле зрения возникает стеклянная бутылка с минеральной водой. Некто даже колпачок заботливо скручивает и подаёт мне прохладное стекло.

Кивнув несколько раз, как заведённая, я принимаю помощь, пришедшую словно из ниоткуда. Щедро поливаю на ладони, умывая лицо. Всё равно я ничем не красилась, с лица стекать нечему, кроме глупых, горячих слёз.

Делаю несколько глотков, прополаскиваю горло, снова ополаскиваю лицо. На ресницах повисли крупные капли воды.

— На вот, ещё платочком вытрись…

Автоматически беру большой носовой платок песочного цвета и только потом замечаю дары подающего.

Вернее, сначала обращаю внимание на мужские руки. Замечаю большой перстень на безымянном пальце левой руки.

Не может быть!

Однако этот перстень я уже видела раньше.

Ни на ком ином, как на отце Глеба.

Это он, Бекетов-старший!

Именно он подал мне бутылку воды и платок. Потрясённо разглядываю Якова Матвеевича, в костюме песочного цвета, в тонкую, едва заметную белую полоску. Старик держится статно, расправив широкие плечи. Даже трость, на которую опирается старик, не умаляет его величия…

— Вы?!

— Не делай такое перепуганное лицо! — отец Бекетова посылает мне улыбку закоренелого Дон-Жуана.

Ошарашенно делаю шаг назад.

— Раньше женщины были от меня без ума, — говорит будто самому себе.

— Лет семьдесят назад!

— Я Глебу отец, а не дед. Так что ты малость перегнула палку. Но я тебя не виню. Очевидно, я вызываю у тебя трепет. Как говорится, у страха глаза велики.