Возвращаюсь в клинику.

Измеряю шагами коридор. От нечего делать раскидываю воображаемые цели по углам и представляю, с какой из точек было бы удобнее всего «снять» объект. Так проще вернуться в спокойное состояние, полное невозмутимости и трезвости. Ощущаю, как кровь успокаивается, сердечный мотор колотится в привычном ритме, так, как надо. Холодная голова, твердые руки. Больше ничего не надо.

Мари водят из кабинета в кабинет, сопровождают в лабораторию, а потом ведут обратно в кабинет к Усатычу, так я прозвал гинеколога про себя. Проходит еще час… Да что же так долго?! Не думал, что придется задержаться на целых полдня в клинике, рассчитывал покатать девочку по городу и на члене тоже, что греха таить.

Однако приходится подпирать спиной стены в клинике.

Смотрю на часы, а стрелки хер куда двигаются, ползут, как подыхающие улитки.

Уже за полдень…

Млин!

Снова наворачиваю круги, задерживаюсь возле кабинета. Услышав смех Мари, застываю камнем, и резко распахиваю дверь.

И мля, что я вижу?!

Пустота.

Однако в просторном кабинете Усатыча есть еще одна дверь, которую я распахиваю рывком. За ней что-то вроде комнаты для отдыха персонала, только класса вип.

Неужели Марианна там? С другим мужиком? Напрашивается на трепку! Даже ладонь зачесалась.

Бекетов

Взгляд обводит небольшое помещение.

Небольшая софа, кресло, стол и два мягких пуфа… Даже телек на стене висит, транслирующий что-то…

Мари сидит за столом, катает между ладоней небольшую чашку с напитком, улыбается, глядя на экран.

— Сейчас будет мой любимый момент. Цунами из бассейна! Никогда не забуду свое выражение лица… — посмеивается Усатыч. — Я не знал, что младшенький плавает, почти как амфибия, и думал, что спасаю сына.

Пылая от гнева, наблюдаю за какой-то придурковатой любительской съемкой семейного празднества Усатыча.

С одной стороны, хорошо, что он не показывает моей дорогой Проблеме себя в бассейне в окружении сисятых телок, чтобы показать, какой он все-таки супер мачо.

На видео этот придурок с разбегу ныряет в небольшой надувной бассейн, в дурацких, оранжевых семейных трусах, спасая пацана, которого спасать совсем не нужно. Как результат, одна из стен надувного бассейна, не выдержав здоровенного мужика, продавливается, выпуская поток воды, затапливая газон и всех остальных членов семьи. Они с визгом бросаются прочь, кто-то падает, поскользнувшись на газоне, ставшем скользким от влаги.

Оператор люто смеется и получает за это струей водяного пистолета прямиком в лицо… Видеоролик закончился.

— Что здесь происходит? — спрашиваю грозным голосом.

Марианна вздрагивает, опускает чашку чая на стол, смущается.

— Жду результатов анализов. Петр Николаевич запросил ускоренную обработку. Осталось подождать всего полчаса.

Мари говорит извиняющимся тоном и пытается улыбнуться мне. Вот только улыбка натянутая, через силу.

Нервирует.

С каких пор между нами повисло это гребаное напряжение?!

После разговора с отцом? После разговора с Усатычем? После просмотра дебильных видео чужой семьи?

Капают и капают на мозг моей бедной девочке… Нейролингвистическое программирование, вот как это называется.

Мари впечатлительная и очень наивная, открытая. Плодородная почва, в которую, что посеешь, то и пожнешь. Сначала мой отец ловко обработал Мари разговором, посеяв сомнения, застращал. Теперь он чужими руками усердно пичкает мою девочку разговорчиками о семье, скармливая ей сладкую, но лживую конфету о семейном счастье.

Что потом?! Она начнет капать мне на мозг желанием завести детей?! Пожениться?!

Черта с два. Меня устраивает все, как сейчас. Приятное времяпрепровождение, в компании с Марианной я отдыхаю мозгами и телом. Не хочу ничего менять. Единственное, чего желаю, оказаться от всех подальше. Больше мне не нужно!

— Полчаса? Выйдем, поговорим.

— Хорошо. Я только чай допью.

Шагнув, останавливаю чашку у самого рта Марианны.

— Уверена? Что за чай тебе здесь скармливают? Я тебя совсем не узнаю.

— Молочный улун, — отвечает Усатыч, поднимает свою чашку. — Я и сам его пью. Ничего криминального. Из сладостей только абрикосовая пастила и клубничный мармелад на агаре.

— Вы всех клиенток так обслуживаете? — спрашиваю с яростью.

— Нет, что вы. Я занимаюсь исключительно вип-персонами и особыми случаями, такими, как Марианна. Совсем скоро мне принесут результаты анализов, и я смогу составить рецепт на контрацептив для дальнейшего прием.

— Составить?! — хмурюсь. — Рецепт?

— Со здоровьем Марианны ей противопоказан прием агрессивных гормонов, в том числе те таблетки, что девушки обычно принимают в течение семидесяти двух часов после незащищенного секса, чтобы предотвратить наступление нежеланной беременности, — разводит руками врач.

— И что вы предлагаете?

— Глеб, мы уже все обсудили, — пытается ввернуть свои слова Марианна. — Петр Николаевич объяснил, что мне сейчас принимать никакие таблетки нельзя. Нужно подождать некоторое время, провести тест на беременность. Если не наступит, то уже потом можно будет принимать специальные таблетки, а если…

— Рот на замок! — останавливаю ее жестом. — Ты еще слишком юна, чтобы решать!

Подняв Марианну, сам усаживаюсь на пуф, смотря на доктора с оскалом.

— Жду подробных объяснений. И без чая.

— Какой же ты иногда… ужасный монстр! — выдыхает Марианна и быстро выбегает из кабинета врача, громко хлопнув дверью.

Марианна

— Опять губы надула?

Вопрос Бекетова обрушивается сзади и придавливает.

Иногда мне с легко и просто, а иногда я начинаю бояться, что просто не вывезу его тяжелого характера и тотального, деспотичного контроля во всем. В особенности в том, что касается посягательств на его свободу и личное пространство. По какой-то причине Глеб яро охраняет эту зону и не позволяет приблизиться.

Я продолжаю смотреть в окно коридора клиники, но теперь вместо пейзажа за окном, разглядываю отражение Бекетова в стекле. Прозрачное, едва заметное.

Он возвышается надо мной гранитной скалой мускулов и твердолобого желания держаться как можно дальше во всем, что не касается секса. В сексе, как выяснилось, у Глеба нет границ и нет пределов для желания. Даже сейчас он всего лишь опустил ладони на мою талию и прижался грудью, но я чувствую, каким жаром наливается его дыхание и густеют порочные мысли, окрашиваются в темный.

— Почему ты меня отталкиваешь?

Смотрю на его льдистый взгляд через стекло, но даже так хватает остроты, о которую можно порезаться очень глубоко.

— Я тебя не отталкиваю, Проблема. Есть договоренности. Я их чту. Только и всего.

— А как же я? Я тоже для тебя лишь договоренность? — спрашиваю с обидой.

Слышится тяжелый вздох. Протяжный и глубокий, в котором Бекетов словно всего себя выдыхает как можно медленнее, чтобы не сорваться.

Я напоминаю себе, каким он был в самом начале нашей встречи — жестким, несгибаемым, затыкал мне рот по каждому поводу и грубовато, по-мужски шутил. Многое ли с тех пор изменилось? Его характер все тот же, как у каменной глыбы с толстым наростом льда.

Но он обо мне заботится, в отношениях появился секс. Для меня это значит безумно много! А для него? Я путаюсь, не могу прийти к верным выводам. Иногда мне кажется, что его чувства ко мне глубже, чем кажется, а иногда я чувствую себя лишь секс-игрушкой, которой нужно натурой отработать неподъемный долг в миллион евро.

Господи, сколько же мне придется трахаться! Как бы у Бекетова ничего не стерлось…

Но он прижимается теснее, словно опровергая мои глупые мысли. Такой длинный, толстый, тяжелый член фиг сотрется.

— Ты для меня… — задумчиво перекатывает Глеб и внезапно прикусывает меня за шею. — Твоему затылку в чувствах я не стану объясняться.