Разумеется, за разбитую вазу мне влетит по первое число. Но пусть лучше эта ваза будет разбита, чем я дам над собой измываться.

Этому не бывать!

Я мгновенно вскакиваю и хватаю вазу покрепче.

Дверь распахивается.

Стиснув зубы, поднимаю вазу повыше и…

Свет из коридора отбрасывает длинную тень мужчины, вошедшего в Бирюзовую спальню, как к себе домой.

Собственно, это и есть его дом. Дом Бекетова.

— Опусти то, что ты собралась в меня швырнуть, Анна-Мария.

— Я думала, что это кто-то другой! — говорю дрогнувшим голосом и медленно опускаю руки.

Бекетов запирает дверь изнутри, подходит к кровати и опускает на неё какую-то коробку, перевязанную серебристым бантом.

Мужчина отбирает у меня вазу и ставит её на место.

— Эта ваза стоит целое состояние.

— В этом доме каждая мелочь стоит целое состояние. Я как в музее!

— Я тоже всегда так думал! — хмыкает Глеб и, как ни в чём не бывало, обнимает меня за плечи, целуя.

Его губы вмиг растворяют все дурные мысли. Язык ласкается интимно и забирается глубже и глубже с каждой секундой поцелуя.

Мужские объятия становятся тисками, жёстким капканом.

Я начинаю задыхаться.

Хотела бы я не таять каждый раз, когда этому негодяю приходит в голову поиграть со мной. Но не хватает ни сил, ни выдержки.

Я же так хочу его, думаю лишь о нём, а он…

Бессердечный!

Губы Бекетова жёстко и властно терзают мои, язык трахает мой рот, а одежда скользит вниз, к моим ногам.

Чёрт… Он ещё и раздевает меня за доли секунды!

Я уже почти голая.

Нет. Блин, голая! Трусики тоже спустились на уровень щиколоток, а наглая, сильная ладонь мужчины хозяйским жестом ложится между моих бёдер.

Бекетов сдавливает двумя пальцами узелок клитора, пощипывая его ритмично и нежно.

Глеб возбуждает меня за жалкие несколько секунд так, что ноги становятся ватными.

Я готова просить его о продолжении. Умолять, выклянчивать…

Но вдруг…

Бекетов резко движется дальше и сжимает набухшие складочки двумя пальцами. Делает это жёстко, до резкой боли, словно сдавил стальными клещами.

— Ещё раз увижу, как ты флиртуешь с кем-то, убью, — говорит равнодушно.

Нажим усиливается. Становится невозможно даже вздохнуть, настолько сильно он держит меня.

Через миг отпускает.

Захват ослабевает.

Бекетов нежно поглаживает припухшие складочки, пробираясь к влажному входу.

Трогает его, растирает по кругу и ведёт себя, как ни в чём не бывало.

Горячая ласка контрастирует с его жестокими словами.

Я знаю, что он не шутит.

Ни капельки.

Он же наёмник. Для него цена человеческой жизни измеряется в нулях, которые ему готовы заплатить. А меня… меня, значит, он просто так прикончит.

Бесплатно.

Потому что приобретённая игрушка должна принадлежать только одному хозяину и заглядывать в рот тоже только ему, одному.

Я оторопело стою на месте, поражённая этой мыслью.

Бекетов подхватывает меня и опускает на кровать, забираясь сверху. Гладит ладонями, исследует тело пальцами.

Его взгляд становится мерцающим, по-настоящему опасным и безжалостным.

Кажется, он меня всюду уже поимел. Только мысленно, а сейчас раздумывает, выбирает, с чего бы начать.

— Ничего не спросишь? Ничего не скажешь? — роняет глухим, севшим голосом.

— Я… не знаю, что сказать. Пожалуй, я до окончания срока заключения не выйду из этой комнаты! — выпаливаю. — Пусть мне еду сюда приносят.

Бекетов сгибает мои ноги в коленях и расставляет их широко, прижимается щекой к колену, царапая нежную кожу щетиной.

— Послушная Проблема? Это что-то новое. Или ты задумала что-то другое? — пытливо смотрит мне в глаза.

Непрерывный контакт.

Тело словно подбрасывает высоко вверх, когда его пальцы начинают растирать узкую щёлочку по кругу.

Дрожь желания выдаёт меня с головой. Я хочу этого холодного, как айсберг, равнодушного и жестокого убийцу.

Хочу так, что в голове пустеет, а где-то глубоко внутри разрастается пугающее пламя. Оно сжирает всё на своём пути.

Не остаётся ничего.

Ничего, кроме алчного, безумного притяжения и острого желания близости.

Марианна

От напряжения воздух едва не потрескивает громкими искрами.

Бекетов медленно опускает руку, притягивает к себе коробку и снимает крышку. Звук шелестящей упаковки звучит слишком громко и бьёт по моим нервам. Я вздрагиваю.

— Ты напряжена. Боишься меня, что ли? — удивляется Бекетов.

— Боюсь. Я слишком хорошо знаю, что твои угрозы — это не пустой звук, — шепчу едва слышно.

— Глупая, дурная девчонка! — цыкает мужчина. — Когда же ты поймёшь главное?

— Что именно?!

Я широко распахиваю глаза и жадно смотрю на лицо Глеба.

— Ну же, скажи… Не томи меня! — прошу его.

Бекетов медленно размыкает губы и снова плотно смыкает их, едва заметно покачав головой.

— Подрастёшь, узнаешь, — и издевательски щёлкает пальцами по моему клитору.

Пискнув, свожу ноги вместе.

— Раздвинь! — приказывает.

Металл в его голосе не допускает ни промедления, ни ослушания.

Делаю то, что он приказал. Чувствую себя как кукла на витрине и снова начинаю мелко дрожать, в особенности, когда он скользит взглядом вверх и вниз.

Бекетов прищуривается, словно оценивает товар.

— Ну, что же ты молчишь?! И ничего не делаешь?! — спрашиваю высоким голосом. — Я так долго не могу. Изнывать от неизвестности — хуже всего!

— Изнывай, девочка. Дольше и мучительнее, — тянет по-садистски. — В следующий раз будешь думать тем, что прячется под твоими чудными кудряшками. То есть головой.

— Спасибо за уточнение. А то я не догадалась бы… — пытаюсь шутить, но улыбка получается нервной.

Не выдержав напряжения, в итоге быстро сворачиваюсь калачиком, подложив локти под голову. Бекетов возмущённо смотрит на меня, сложив руки под мускулистой грудью.

— Кажется, с каждый днём я нахожу в тебе всё больше изъянов, которые следует искоренить. Неповиновение — главный из твоих…

— Грехов?! Мне вам покаяться, отче?!

— Покайся, — говорит серьёзным голосом.

— А ты? У тебя самого сколько грехов за душой?!

— Много. Похоть — один из них, — ухмыляется Бекетов и его ледяные глаза становятся похожими на океан во время шторма.

Глеб двигает коробку в мою сторону, словно предлагая заглянуть внутрь.

Что же там внутри?!

Любопытства очень много, но и страха во мне предостаточно.

Вдруг там…

— Что в коробке? Ошейник? Кандалы?! Плётки?!

— Чего?! — закашливается Бекетов. — Я не по этой теме. С чего тебе вообще пришли в голову такие мысли, грязная девочка?!

— Вдруг ты меня приковать к батарее планируешь? Я же пленница в этом доме…

— Ты не…

— Пленница. Именно так я себя чувствую. В плену. С тюремщиком!

— Я не тюремщик!

— Я говорю не про тебя, а про того урода-охранника!

— А-а-а… — Бекетов улыбается загадочно. — Поверь, он тебя не побеспокоит. Никогда.

— С чего вдруг такая уверенность? — спрашиваю с подозрением.

— Скажем так, я договорился с отцом о его бессрочном увольнении без возможности вернуться.

— Там, где есть один урод, всегда найдётся и другой!

— Не в этот раз, Анна-Мария.

Ухмыляется. Внезапно я понимаю, что речь идёт не о простом увольнении. Глеб избавился от Дениса.

Бекетов не дал мне ни одного повода думать именно так, но я чувствую это.

Наверное, меня должно шокировать это. Бекетов убивает людей. Но мне чертовски приятно знать, что он готов убить за меня.

— Я договорился с отцом. Тебя не тронут. Не обидят и не станут угрожать. Только не пытайся бежать. Это всё, что от тебя требуется. В остальном…

— Я могу покинуть поместье твоего отца?

— Только в сопровождении охраны и с обязательным возвращением в те же сутки, — мгновенно отвечает Бекетов, даже не задумавшись.