Я не могу выразить то, что чувствую сейчас. Никогда не был силен в изливании собственных эмоций, их всегда было катастрофически мало.

Сейчас после шквала эмоций меня раскатывает блином по раскаленной поверхности ревности и злости.

Начинает казаться, что я схожу с ума. Вернее, давно сошел, а этот миг — лишь краткий проблеск, за которым снова темнота и полное отсутствие контроля. Ревущий хаос в голове вместо мыслей и желание зверствовать накачивают кровь убойной дозой адреналина.

От ускоренного пульса виски пульсируют предельно частыми вспышками боли, а потом… резко отсекает.

Словно рухнул вниз с обрыва. Слишком долго все шло именно к этому. Я знал, что однажды все закончится. Но всегда считал, что привычно — на моих условиях.

Я намеревался носом рыть землю. Ради поисков Марианны. Хотел убить того, кто забрал ее против воли, а сейчас что?!

Вернуть насильно, приковать лживую тварь наручниками к кровати? Трахать, когда вздумается? Смотреть в ее красивое лицо, любоваться, как она красиво кончает, слушать, как лепечет всякий лживый бред про любовь и ненавидеть ее за ложь и предательство?

Ненавидеть так сильно, что в голове становится пусто, а внутри — лишь сгоревшие руины. Уродливые, чернеющие провалы там, где, как казалось, зашевелилось что-то хорошее.

Обманулся.

Потери на вкус, как зола.

Она скрипит на зубах, от нее колет пересохшие губы.

Слышится звук скольжения ножек кресла по полу. Отец занимает мое место у мониторов и просматривает записи.

— Фон Бергер. Сукин ты сын, мелкий паршивый ублюдок… — матерится отец. — Посмотрите-ка, чем они мне отплатили за долгие годы мирного соседства, за неоднократную помощь, за предложение выгодного сотрудничества. Поднялись на ступеньку выше и решили, что можно украсть у меня под носом?!

Бухает по столу кулаком.

— Дитмар. Да-да. Это точно он, — щурится отец.

— Как ты их различаешь? — спрашиваю безразлично. — Для меня они на одну рожу.

— Я смотрю глубже! — огрызается отец. — К тому же я с ними провел немало времени, подметил повадки. Фон Бергеры поплатятся за это. Ни о каком сотрудничестве не может быть и речи. Получат желанную войну, фашисты проклятые! Но сначала — Шахин.

— Да. Сначала — Шахин.

— Марианна сбежала с семейной ценностью! — напоминает мне отец. — Этот плевок в лицо я простить не смогу. Я…

— Успокойся, отец. Не стоит грозить Марианне карой небесной.

Имя девушки дается мне с большим трудом. Слова застревают в горле комком.

— Она просто импульсивная. Сбежала от страха. Она не хотела тебе навредить нарочно или довести до могилы.

— Ты сам в это веришь?! — злится отец. — Еще скажи, что он раскаивается! — тычет пальцем в монитор с застывшей картинкой. — Очень. Очень «виноватая» улыбка! Я этого так не оставлю.

— Успокойся! — рычу. — Мари не знала, что эти цацки настолько ценные. Она абсолютно не корыстная. Уверен, убегая, она о них даже не подумала.

Почему я защищаю ее даже сейчас, зная, что она с другим?!

Это противоречит всей логике.

Но забота о ней где-то глубинно, на уровне инстинктов, которые всегда срабатывают вне зависимости от ситуации и нашего желания.

— Она вообще никогда не думает! — стучит тростью отец. — Для кого я проводил разъяснительные беседы? Настраивал на пусть истинный? Говорил, что нужно быть рассудительнее, не рубить с горяча. Держать рот на замке, в конце концов! Это же не девушка, а находка для шпиона! Ты хоть представляешь, что может стать…

— С драгоценностями, да? — усмехаюсь.

— И с этой дурочкой, отчасти.

— Я хочу…

— Я знаю, чего ты хочешь. Найти и вернуть эту вертихвостку. Я тоже хочу вернуть и девушку, и драгоценности! Однако Шахин — первым делом! — отрезает отец. — Потом займешься Марианной. В свое удовольствие. Но прежде…

— Что опять, а?

— Ты помнишь наш уговор. Марианна — залог твоего сотрудничества. Однако ее нет и ничто не мешает тебе просто свалить, не выполнив обещанного. Поэтому ты обязан выполнить условия сделки, а потом делай, что хочешь с этой пройдохой.

— Намекаешь на брак?! Именно сейчас?! Когда вокруг творится хаос? Ты в своем уме?

— Именно сейчас, в момент хаоса нам не повредит немного спокойствия и определенности, — увидев мое кислое выражение лица, всплескивает ладонью. — Да боже мой, речь идет лишь об официальной регистрации брака! Большакова не против, закатим пышную свадьбу позднее. Честная сделка, закрепленный брак и подписи в договоре, вот что меня интересует. Сделаешь это — я буду терпелив по отношению к сбежавшей девушке и позволю тебе самому разбираться с ней. Откажешься — спущу всех-всех своих самых злых ищеек. Всех! Даже со стороны самых конченых ублюдков найму. Устрою облаву. Плевать какой ценой, но я верну то, что принадлежало нашей семье несколько веков и переходило из поколения в поколение. Я не подведу предков и не опозорюсь. Традиция не прервется. Я так сказал!

Глаза отца горят как лед на солнце. Холодок пробегается по позвоночнику.

Марианна накосячила знатно. Конечно, как всегда, головой не думая, совершила хрень несусветную и даже не подозревает, что прямо сейчас решается вопрос ее жизни!

Ни больше, ни меньше.

Никто из наемников с Мари церемониться не станет. Ей угрожает большая опасность.

Я должен сделать все, от меня зависящее, чтобы предотвратить беду.

— Недолго же ты был беспомощным стариком, — усмехаюсь.

Снова Марианна загоняет меня в ловушку. Взбалмошная дурочка! Совсем не думает о последствиях… Ее стараниями и необдуманными поступками я пойман в капкан. И чего проще отказаться, махнуть: да ну ее нахуй, такую проблемную, без капли доверия ко мне после всего, что было между нами! После того, как я ей отношения предложил…

Но не могу.

Походу, я этой бесявкой проклят.

Ненавижу мелкую. От души ненавижу за то, что сбежала с другим мужиком, не дала объясниться. В очередной раз она взбрыкнула, как дикая, необъезженная кобылка, а разгребать последствия ее несдержанности придется мне.

Пороть ее надо! Так, чтобы жопа горела.

Найду, через колено перекину и выпорю сучку мелкую до красных отметин.

— Чего ты сидишь? — рычу в сторону отца. — Уверен, у тебя юристы уже наготове, а Большакова ночь напролет пальцы разминает, чтобы черкнуть согласие о браке! Зови всех. Жениться, блять, буду.

Бекетов

Вдавливаю ручку со всей силы. Сжимаю челюсти до скрипа зубов.

— Осторожнее, не порви договор, — едва слышно выдыхает отец.

Бросаю в его сторону яростный взгляд. Отец начинает смотреть в окно, посвистывая.

— Макс уже в Европе. Его осмотрели врачи, — замечает он между делом. — Моего храброго мальчика залатают так, что следов не останется.

— Я рад, что его мордашка не пострадает. Ничуть.

— Ага, я передал ему пожелания скорейшего выздоровления от тебя. Теперь на следующей странице подпиши. Внизу. И еще на одной. Теперь последняя… — заглядывает осторожно издалека.

С последним росчерком вокруг меня смыкаются стены темницы. Должен заметить, что и Большакова не выглядит счастливой и особо довольной сделкой. Мы переглядываемся, адресуя друг другу холодные взгляды. Говорят, из двух зол выбирают меньшее, и наш договорной брак — именно такой случай.

— Готово! — швыряю ручку на договор.

— Минуточку. Юлий Валерьевич, будьте так добры, проверьте! — просит отец.

Полчаса тишины.

— Всё в полном порядке.

— Дайте и мне взглянуть! — отец скрупулезно водит острым взглядом по строкам договора, проверяет наши с Большаковой подписи и только потом, проверив все, подходит к девушке, расцеловал ее в обе щеки. — Добро пожаловать в семью! Обменяетесь кольцами?

— Кольцами? Ты серьезно подготовился, папа…

Обручальные кольца появляются в тот же миг. На алой бархатной подушечке два идеально круглых золотых кольца, два звена рабской цепи.