Даже напоследок не успел на эту мелкую в свадебном платье посмотреть. Наверняка она себе платье заказала пышное и огромное, как облако сахарной ваты, всем на зависть, чтобы весь мир знал, как она счастлива…

Ну что ж. Её выбор.

Мне оставалось лишь одно — напоследок уродца-грека припугнуть, чтобы не вздумал девчонку обижать и обманывать. Однако номер для новобрачных уже был пуст, и даже в особняке — тишина. Молодожёнов нет. Следов, куда они уехали, тоже…

Вернее, был билет Леонида на Кипр, но на одно имя, а не на два!

И тут передо мной встала дилемма, в какую сторону рвануть: искать, куда урод сплавил девчонку, или его самого схватить.

Ведь уйдёт, гад…

Выбор, в какую сторону двинуться, был очевиден. И то едва успел выцарапать девчонку из борделя на аукционе.

Ценой своей свободы.

Рассказать об этом, как есть?! Тогда Марианна чёрт знает что придумает! Но это же ничего особенного не значит. Я просто не люблю дела бросать незаконченными….

Стиснув зубы крепче, чтобы с губ херня не сорвалась, приподнимаю девочку ещё. Глажу набухшие лепестки и трогаю по кругу текущую дырочку. Снова пробую мякоть её лона, сначала средним пальцем, на всю длину, и почувствовав уверенные, частые сжатия, добавляю ещё один.

— О-о-о-о-х…

— Ещё хочешь болтать, Анна-Мария?

Сделав несколько резких движений двумя пальцами, резко замираю.

— Глеб… Не останавливайся! — сжимает бёдрами мою руку. — Ещё хочу…

Просьба, произнесённая таким глубоким, срывающимся голосом, не может остаться без ответа.

Продолжаю двигать пальцами правой руки, быстро набирая обороты. От мягких, призывных стонов Марианны кровь шумит в ушах, я едва различаю её лепет между стонов:

— Упрямый молчун… Признаваться… не хочешь! А я… скажу-у-у-у…

Вот только не хватало мне её признаний в любви. Глупышка не знает, на что нарывается. Здесь ей светит только облом. Отношения не для меня!

Надо же как-то заткнуть ей ротик, заставить перестать нести вздор, от которого у меня внутри начинается дикая трясучка.

Подсовываю левую ладонь под её попку, двигаю дальше и собираю пальцами скользкую, тёплую смазку, обильно текущую мне на ладонь.

Поцеловав шейку, покрытую испариной, прикусываю мочку уха. Пальцы бесперебойно долбят узкую щёлочку. Ощутив, что Мари вот-вот кончит, уже на грани, готова скользнуть за неё, мягким, но уверенным движение, средним пальцев левой руки нажимаю на узкую, ажурную звёздочку попки, растирая влагу.

Она не успевает понять, что происходит — слишком сильно ей хочется кончить, ощущения максимально острые от чётких движений пальцев.

— Глеб… Глеб… — стонет низким, но громким голосом, ещё немного и она закричит.

В этот миг я надавливаю на тугое колечко влажным пальцем, и он мягко, легко проскальзывает внутрь.

Марианна кончает, резко и туго сжимаясь, издаёт стоны один за другим… Двигаться одновременно в двух направлениях становится тяжелее — слишком узкая моя девочка, и крепко хватает своими внутренними мышцами.

К тому же мне хочется в этих узких дырочках членом основательно потрудиться. Но пока растягиваю под себя.

— Ой… — выдаёт запыхавшаяся Марианна, ёрзает в моих руках и ещё громче: — Ой, что-то не так. Сзади. В…

— Скажи смелее, — требую хриплым голосом.

— Там сзади что-то, в моей попе… — говорит уже твёрже и ахает, став пунцовой до самых ушей. — Глеб! Ты что делаешь?

— Попку твою под себя разрабатываю…

Марианна туго и резко сжимается.

— Расслабься, сладкая. Ты кончила, когда я пальцем в твоей попке двигал, кончила намного сильнее и слаще, чем раньше, а теперь что? Решила заднюю включить? — смеюсь. — Я уже здесь. Поздно метаться. Не то насажу этим местом на… член.

— Глеб! — выдаёт ошарашенно, замирает, сглатывает часто.

Бекетов

Я не перестаю двигать пальцами, но уже медленнее и осторожнее. Всё же воткнуть палец, когда она почти ничего не соображает, это одно, а когда Мари всё осознает, в дело подключаются и предрассудки, и страхи. Взять резко и жёстко настоять на своём чревато лишь тем, что я навсегда перебью тягу у девочки к экспериментам, а она настолько горячая и отзывчивая, что лишать себя такого удовольствия совсем не хочется.

Стоит лишь немного, самую малость стать осторожнее, показать ей, как бывает хорошо… и самому постараться при этом не кончить в трусы.

— Мне кажется, это чересчур, — шепчет Марианна.

Водя губами по её шее, разгоняю мурашки, покрываю поцелуями кожу и не даю передышки, продолжая мягко, но настойчиво двигать пальцами внутри.

— Ты же видела коробку, Анна-Мария? Я тебя всю хочу. Абсолютно.

— Но я думала, что это всё позднее… Потом, когда приестся и всё такое!

— С чего вдруг у тебя такие мысли?! Неужели ты думаешь, что игрушками пользуются только те, кому обычный секс наскучил? Ага. Опять начиталась умных форумов, да?!

Мари кивает.

— Не читай эту помойку. Лучше у меня прямо спроси, что я об этом думаю.

— И что же ты думаешь?!

Болтовня её отвлекает. Чувствую, как напряжение мышц спадает, и можно чуть глубже, резче войти. Я уже там, до самой последней фаланги. Жарким кипятком её внутреннего тепла ошпаривает до самых гостей. Боюсь, если член пристрою, сгорю сразу же…

— Я предпочитаю не думать, а делать. К сексу у меня особое отношение. Не просто перепих от нечего делать или от желания сбросить напряжение. Секс — это такое же искусство, танец или игра, как тебе угодно. Я в неё очень хорошо играю и хочу научить тебя… тому же.

На последних словах голос уже срывается в хриплый шепот. Бёдра сами непроизвольно начинают двигаться.

— Глеб…

Частота сокращений становится запредельной.

— Не стесняйся. Игрушки лишь инструмент, тебе понравится и с ними, и без них… Со мной тебе нечего стесняться или бояться. Просто расслабься… Хочешь же?

— Хочу тебя! — хныкает и словно решив больше не ломаться, окончательно расслабляется, разом опустив напряжение.

Не желая терять ни секунды, аккуратно растягиваю её тугую попку ещё одним пальцем и активнее двигаю во влажной, переполненной киске. Вхожу в общий ритм и теперь уже двигаю пальцами обеих рук, как автомат, чёткими и ритмичными очередями. Марианна ёрзает, но теперь уже от желания большего.

И если бы не грёбаная охрана, я бы не удержался от того, чтобы её попку прямо сейчас опробовать…

Вместо этого лишь остаётся терпеть и доводить девочку до финала. Раскрасневшаяся, вспотевшая, растрёпанная, сама насаживается бёдрами, раскачивается взад и вперёд, кончая долго и остро.

Ей хорошо, тело Марианны обмякает. Только её пальцы намертво в мои бёдра впились. Она пытается удержать себя, но после от удовольствия совсем растекается на моих руках сладкой патокой.

— Глеб, — почти мяукает, заласканная до невозможности.

Грудная клетка вот-вот лопнет, штаны трещат по швам. От переполненных яиц звон стоит в ушах, как от боя церковных колоколов.

— Глеб… — уже осмысленнее.

С огромным трудом вынуждаю себя поправить на девчонке одежду. Хотя видок у неё такой — поправляй или не поправляй, видно, что удовольствием под завязку накачанная.

— Я тоже хочу сделать тебе приятно! — обещает прерывистым шёпотом Марианна.

Прежде чем я успеваю отреагировать, она встаёт на ноги. Вскочить пытается, но быстро кренится в сторону. Успеваю подхватить её и уронить на себя. Кудряшки Марианны мгновенно свешиваются мне на лицо, щекоча кожу, забиваясь в глаза. Её волосы заставляют меня зажмуриться и Мари этим пользуется, целуя меня.

Сладкую я поймал в падении и сейчас она на мне распластана тесно-тесно, в затылок впивается острый камешек. Но это такие мелочи, совсем ничего не значат. Гораздо острее меня меня пронизывает жаром стройного, юного тела красавицы. Мари перебрасывает копну через плечо, снова целует меня.

— Можешь открыть глаза, — щекочет губы бойким язычком и улыбается, словно пьяненькая.