Охаю.

Ведь на мне нет белья.

Бекетов властно расталкивает мои бёдра в стороны и толкается. Изощрённо медленно и в то же время напористо, властно.

Нежные складочки и клитор царапает грубой ширинкой мужских брюк. Но поражает даже не это, а… подозрительно длинная выпуклость, прячущаяся под брюками.

Толчок. Медленный и дразнящий.

С губ срывается изумлённый вздох со стоном.

Меня это будоражит!

— Бекетов, — шепчу, опустив взгляд. — Ты снова с пушкой? У тебя в штанах пистолет?!

— Нет. Сюда не пускают с оружием. Серьёзная система безопасности. Металлодетектор. Даже консервный нож не протащишь. Пушку, тем более.

— Тогда что же это?! — говорю срывающимся голосом.

— Догадайся, — пошло хмыкает и снова таранит меня.

Этим…

Миг на раздумья.

Я всё же не дурочка. Но очень сложно поверить в то, что я возбуждаю Бекетова.

Чтобы проверить свои подозрения, я сама двигаю бёдрами навстречу мужскому телу.

Без всяких сомнений за тканью прячется большой и длинный, дико возбуждённый мужской орган.

— О Боже! — срывается с губ.

— Эврика. Поняла большой и толстый намёк, Проблема?!

Я краснею. Пунцовею. Просто сгораю в костре смущения и стыда.

Сглатываю ком.

— Это эрекция, — шепчу одними губами.

— Надо же! Ты не безнадёжна. Догадаешься, куда я её дену? — трогает большим пальцем губы, раскрывая мой ротик.

Пока язык Бекетова скользит по моему языку, совершая порочные движения, на меня снисходит ещё одно озарение.

Почти ослепляет своей ясностью.

— Как-то я проснулась в твоих объятиях. Мне в попу что-то упиралось. Длинное и толстое…

Взгляд Бекетова темнеет с каждым моим словом.

— Это тоже был не пистолет?!

Кивает.

Ахаю возмущенно:

— Но ты же сказал, что это был ствол!

— И не соврал. Ствол и есть. Даже заряженный.

Снова дикая пошлость. Взрослые оттенки юмора.

Нечто тёмное и будоражащее в каждом его слове и взгляде, которыми он меня почти сжирает.

Только движения рук резче и грубее, чем раньше.

Он на меня злится?!

За что? Я же не хотела оказаться в борделе!

— Я ещё невинна.

— Я не глухой. Об этом трубили на протяжении всех торгов. Тебя хотели многие. Твоя целочка прямо золотая… с бриллиантовой крошкой…

Бекетов опускает пальцы, начиная водить по нежным складкам. К моему ужасу и огромному смущению по телу проносится стремительный жар. Струится к самому низу живота и концентрируется там, где уверенно выплясывают мужские пальцы.

Спина выгибается дугой. Пальчики на ногах поджимаются от сладких волн, накрывающих быстро. Одна за другой.

Не ведая, что творю, обхватываю Бекетова за шею. Свежий, морозный аромат его тела сильно пьянит.

Ладони жадно ложатся на мужские плечи. Царапаю ткань дорогой рубашки и дрожу от нетерпения.

Потому что мне до головокружения хочется, чтобы он меня поцеловал.

— Бекето-о-о-о-в… — стону в голос.

Где-то внутри меня быстро разрастается огромный, огненный шар экстаза.

Ещё немного… Ещё… Самую малость…

Пальцы Бекетова влажно и быстро скользят по клитору, дразня его. Отправляются ниже и обводят лоно по кругу, подбираясь к самому сокровенному, дразня, выводя из себя, заставляя вскрикнуть:

— Ещё!

— Ах ты маленькая грязная девочка!

Мужские пальцы резко и грубо ныряют в мои волосы, жадно собирают их на затылке. Бекетов вынуждает меня запрокинуть голову.

Он наклоняется и смотрит мне прямо в глаза.

— Ты сегодня другая. Что с тобой? — напряжённо спрашивает.

— Хочу… Я тебя хочу-у-у-у… — стону.

Жажду продолжения!

Потому что, чёрт побери, он остановился, его пальцы лежат на моих складочках, а я хочу, чтобы он…

В общем, сделал ещё!

Вставил свои волшебные пальцы куда надо. Он же умеет и хочет.

Почему медлит?!

— Хочешь меня?

— Да-а-а-а… — соглашаюсь с восторгом.

— Почему?

Глупый вопрос.

Завёл девушку, подвёл к обрыву и бросил руль управления ситуацией… Кто же так делает?!

— Ты мне нравишься, — облизываю губы. Выдыхаю рвано. — Хочу, чтобы ты меня поцеловал.

Я едва не растекаюсь клубничным сиропом, когда губы Бекетова медленно приближаются к моим.

Наконец он прижимается ко мне губами.

Осторожно, трепетно, мягко.

— Так? — спрашивает.

Издевается, Мастер пыток!

— Не так!

— Скажи как.

— Сам знаешь! — краснею и требую капризно. — С язычком хочу.

— Сучечка мелкая. С язычком, значит!

Губы Бекетова налетают на мои штормом. Его язык уверенно врывается ко мне в рот.

Чувствительность обостряется до предела. Мои нервные окончания просто сгорают без следа и всякого стыда.

Я приподнимаю ноги, обхватив Бекетова за поясницу. Сгребаю ткань его рубашки пальцами и льну всем телом.

Какой-то неконтролируемый, животный порыв…

— Ещё, — стону ему в рот.

Поцелуй ускоряется, углубляется. Превращается в грубое сношение. Он…

Ох…

Впервые понимаю смысл выражения «трахать рот языком».

Потому что да… именно так!

Быстро. Жадно. Грубо…

Ещё глубже!

Бекетов умело и жестко сжимает возбуждённую плоть, а через миг два мужских пальца уверенно вторгаются в истекающее соком лоно, я испытываю…

Наверное, это оргазм.

Но я чувствую бурю. Одновременное удовольствие и бессилие.

Телу хорошо, но я его не ощущаю. Только волны и сжатия, бурление крови.

Пожар в каждой клеточке тела.

Это прекрасно. Так прекрасно и хорошо, что почти больно, и начинает давить на грудь…

— А-а-ах… — выдаю с затухающим стоном.

Пытаюсь унять сердце и дыхание.

Но в груди упорно и гулко, часто стучит.

Не унимается. Напротив, ещё быстрее начинает биться. Я делаю вдох и издаю стон боли — в грудь как будто вонзаются шипы.

— Больно, — шепчу.

— Ты что-то пила?!

Уколы боли не прекращаются, но одновременно накатывает отупение, теплом сжигает чувства и мысли.

Хочется спать. Даже боль можно потерпеть. Если дышать часто и неглубоко.

— Марианна, ты пила?!

Тон голоса Бекетова снова резок и холоден.

Я пьяно и счастливо улыбаюсь, прикрываю глаза. Меня резко начинает вырубать.

— Глаза открой!

Хлопок по щеке.

Резкий. Обжигающий.

Боже, он ещё и девушек бьёт!

Хам. Грубиян.

Почему он мне так безумно нравится?!

— Тебе что-то кололи? Таблетки давали?! Ты пила хоть что-то?!

Голос Бекетова доносится до меня как сквозь сон.

— Марианна, блядь! — тормошит меня, как куклу. — Говори!

— Лимона-а-а-ад. Такой вкусный. Ты тоже… выпей, — шепчу слабым голосом, понимая, что мне не то что говорить, но даже дышать становится трудно.

Почти невозможно.

— Не отключайся. Не отключайся!..

Марианна

Пробуждение ужасное. Больно всюду, горло словно распухло изнутри, а меня начинает выворачивать наизнанку.

Зрение то проясняется, то затухает.

Кажется, рядом со мной суетится врач.

В борделе есть врачи?!

Рядом гудят голоса. Крики. Маты. Грубые мужские голоса ругаются до хрипоты.

Или мы уже не в борделе?

Всё раскачивается.

Я в машине?! Или это просто комната так быстро меняет цвета и тона, крутится адской каруселью.

Потом меня резко бросает в темноту.

Затем снова вытягивает на поверхность, где неоновые кляксы цветов режут глаза.

И так по кругу.

Изматывает нереально сильно.

Потом всё замедляется. Чувства возвращаются, продираются сквозь пелену отупения.

С трудом разлепив мокрые ресницы, оглядываюсь кругом. Даже зрение возвращается. Только мне не нравится то, что я вижу.

Кажется, я до сих пор в борделе. Ад не выпустил меня.

Мне так плохо и страшно…

— Б-б-бе…

Говорить не получается. Блею, как овца.

Слёзы катятся градом.