Чёрт… Значит, он действительно всё обсудил с отцом.

— Я заложница твоих натянутых семейных отношений.

— И заложница собственной глупости.

— Мне посыпать голову пеплом?! Или каждую секунду выть от горя? Поверь, мне… мне плохо от этих мыслей. Ещё хуже, что я ничего не решаю и не могу делать. У меня даже трусиков своих нет! Вдруг твой папаша обозлится, что я вошла не с той ноги в столовую и прикажет меня раздеть?

— Нет, такого не будет. А если сомневаешься, завтра сможешь прогуляться по магазинам. Устрою тебе шоппинг.

— Правда?!

— Спасибо, — улыбаюсь. — И всё же, что в коробке?

— Сама посмотри!

Бекетов коварно подмигивает и придвигает ко мне коробку.

Я раздвигаю пальцами шуршащую упаковочную бумагу, а там…

О боже…

Краснею до кончиков ушей.

Назначение кое-чего мне точно понятно, а вот другие штучки кажутся изобретениями инопланетян.

— Это же…

Поднимаю взгляд на Бекетова.

Он напряжён всем телом. Я нечаянно опускаю взгляд вниз.

Не то чтобы нечаянно, но после увиденного все мои мысли принимают одно направление — порочное и грешное.

Глаза бесстыже замирают на уровне ширинки Бекетова. Его модные брюки вот-вот треснут оттого, как сильно и мощно стояк натягивает ткань.

Бекетов смотрит алчно и жадно, словно порабощая меня.

— Взрослые игрушки для Проблемной девочки…

Я одновременно и ужасаюсь, и восторгаюсь. Не знаю, чего больше и что перевесит в итоге.

Моё влечение к этому мужчине может окончиться или разбитым сердцем, как минимум, или смертельным исходом, как максимум.

Однако я не могу долго находиться в страхе перед Бекетовым, желание перевешивает.

— Это всё мне?!

— Тебе, Анна-Мария.

Длинные, сильные пальцы Бекетова пробегаются по поверхности секс-игрушек. Он словно пианист, раздумывающий, какую мелодию ему сыграть.

Вон там лежит пробка. Там вибратор нежно-сиреневого цвета. Специально девчачий цвет выбирал, что ли?!

А всё остальное…

Чёрт. Не знаю.

Хочу ли узнать?!

Не могу сказать точно.

Позволено ли мне будет отказаться?!

Не уверена…

— И что мне делать с этим добром?

— Пользоваться, разумеется.

— Прямо сейчас? — сердце делает кульбиты в груди.

— Нет, глупыш. Позднее.

— Тогда зачем показал сейчас?!

— Хотел на реакцию посмотреть. Не труханёшь ли ты. Но кажется, ты совсем без тормозов, Анна-Мария, — невесомо целует в уголок губы. — Позднее я тебе покажу, что к чему. Сейчас уберём в сторону и займёмся главным… Сексом.

— Я ничего об этом не знаю.

— Я тебя научу, — коварно предлагает Бекетов и наклоняется, целуя.

Сначала нежно и осторожно касается моих губ своими, потом подключает к игре свой язык… Удержаться становится непосильной задачей.

Я снова позволяю ему увлечь себя порочной игрой.

Самозабвенно ласкаюсь об его язык. Пробую изменить тактику, шалея от собственной смелости.

Пытаюсь поймать кончик его языка и прикусить, придержать зубами. Задача не из лёгких, ведь Бекетов доминирует и не желает уступать мне первенство. Я иду на обман, расслабляясь и допуская такое глубокое проникновение, какое только возможно.

Он увлечённо заигрывает со мной, трахая рот языком. Мужская шершавая ладонь увлечённо скользит по моему телу. Грубоватая кожа слегка царапает мою.

Ещё немного…

Медленно сжимаю зубки вокруг языка мужчины и начинаю посасывать.

Тело Бекетова приникает к моему сильнее, а ладонь настойчиво расталкивает бёдра. Пальцы за миг добираются до чувствительно узелка плоти. Нажимая и лаская его, Бекетов выкручивает мою чувствительность на максимум и, кажется, искренне, наслаждается тем, как я отзываюсь на его прикосновения.

Его ласка проникновенная и острая. Он словно чистый глоток вожделения. Остатки разумных мыслей сгорают в вихре страсти.

— Умница… Ещё, — постанывает в мой рот Бекетов и отрывается от губ.

Они сильно припухли от жадных поцелуев и горят.

— Ты быстро учишься. Мне понравились твои милые поцелуйчики…

Его льдистый взгляд искрится.

Бекетов сдвигается ниже, совсем немного, чтобы накрыть ртом тугой сосок и втянуть его в плен горячего, влажного рта…

— А-а-а-ах!

Ещё один укол возбуждения.

Прямиком в вены, лишая контроля над телом, плавящегося от взрослых игр.

Мужчина посасывает тугую вершинку, катая на языке. То отпускает, то снова пленяет, жадно и безжалостно.

Он переключается с одного соска на другой и, пока забавляется, второй рукой жадно мнёт свободную грудь.

— Глеб!

Я царапаю кожу его головы, запустив пальцы в короткие светлые волосы.

В голове мелькает мысль — очень порочная.

Чтобы он опустился ещё ниже.

Ещё и ещё…

Чтобы пристроился там, совсем низко, где сейчас порхают по изнывающему местечку его сильные пальцы…

Хочу почувствовать его губы и язык.

— Шалунья, — говорит хрипло, оторвавшись на миг от моей груди.

Смотрит на меня невероятно довольно и обдувает жарким дыханием торчащий сосок. Медленно и дразняще бьёт языком по самому кончику.

Запускает электричество прямиком по венам.

— Я знаю, о чём ты подумала. Хочешь куни.

Вздрагиваю. Краснею.

Нельзя же так. Говорить. Пошло и дерзко.

Это слишком. Горячо.

— Я… Я не хочу. Даже не думала, — вру, краснея до кончиков волос.

— Хочешь-хочешь. Я прочитал это в твоих глазах. И здесь тоже…

Бекетов показывает мне свои пальцы, блестящие от влаги.

— Стоило тебе только подумать и сразу же потекла сильнее…

Он растирает между подушечек пальцев мою смазку и подносит к лицу. Близко-близко.

— Сладко пахнешь. Как крем-брюле.

Ухмыльнувшись, Бекетов медленно облизывает свои пальцы и втягивает в рот сразу два, смотря при этом мне в лицо.

И господи… У меня такое впечатление, что я могу лишиться девственности только от его взгляда. Порочного и глубокого.

Призывного.

Как будто Бекетов не пальцы облизывает, а меня между ног так своим языком и губами дразнит.

Я начинаю дрожать ещё сильнее. Возбуждение становится слишком сильным.

Оно бьёт набатом в самом низу живота, порождая смерч похоти.

— Хочешь, — констатирует факт.

Облизываю губы.

— Ты слишком самоуверен.

Голос словно чужой. Низкий и бархатный. Иной.

Неужели это говорю я?!

Или Бекетову просто мастерски удаётся вытаскивать на свет все самые тёмные и порочные желания?!

— Я прекрасно знаю. И себя, и тебя. Твои желания все как на ладони…

Бекетов проводит ладонью по моей промежности и снова довольно улыбается.

— В прямом смысле этого слова. На ладони. Так сильно течёшь… Можно умыться. Так что нет смысла отрицать, Анна-Мария. Ты хочешь. Хочешь, чтобы я вылизал тебя. Трахнул языком.

— Как я могу хотеть того, о чём ничего не знаю? — спрашиваю, задыхаясь. — Покажи мне.

Бекетов запрокидывает голову назад и смеётся. Царапает мой слух своей хрипотцой, а сердце отплясывает чечётку.

— Какая ты хитрая девочка, Анна-Мария. Не так быстро. Куни надо заслужить…

— То есть я не заслужила?

Кажется, разочарование в моём голосе слишком явное. Потому что довольства на лице Бекетова становится значительно больше.

— Будешь старательной ученицей. Станешь выполнять все мои задания. И тогда я, возможно, побалую твою дырочку.

— Возможно?! Побалуешь?! Кажется, ты пытаешься меня надуть!

— Я когда-нибудь тебе лгал? — спрашивает серьёзным тоном.

— Не знаю. Чужая душа — потёмки, а ты — так вообще — бездушная адская тьма.

— И снова ты мне льстишь, Анна-Мария…

Бекетов щёлкает пальцами по клитору, начиная ласкать его. Но движения расчётливые и медлительные. Он водит по кругу, а мне хочется, чтобы он вывел жаркую и стремительную спираль.

— Ты станешь моим первым. Во всём.

— Да. Так и будет, — кивает согласно.

— Я не хочу в тебе разочаровываться.