— И что дальше?
Поневоле меня душит смехом. Марианна объясняет мне элементарные вещи с видом, будто открывает вселенскую тайну.
Признаться, смотрится она соблазнительно.
Мы до сих пор обнажены, оба!
Мне нравится смотреть на Марианну: у неё стройная, тонкая красивая фигурка. Тонкая талия, чуть впалый животик и высокая, задорная грудь с торчащими сосочками.
При каждом движении рук аппетитные сиськи немного подпрыгивают вверх и вместе с этим подпрыгивает вверх и моё сердце. Пьяно бьёт в голову.
Взгляд переползает ниже и останавливается на стройных бёдрах и длинных, потрясных ножках…
— Сложил? Теперь расправляй обратно и встряхивай одним резким движением. По моей команде, — выдаёт с солнечной улыбкой.
Вжух!
— Глеб! — возмущается Марианна. — Я ещё не давала команду. Надо на счёт «три»!
— Я на редкость дерьмовый командный игрок. Играю в одиночку.
— Ты ни за что не постелешь простынь правильно в одиночку. Попробуй ещё разочек. На счёт «три»!
Конечно, я больше дурака валяю. Странно, что мне вообще хочется принимать участие в этой странной игре: застели кровать, потратив времени на глупости больше, чем необходимо для выполнения элементарного действия.
Но под командованием Марианны я старательно встряхиваю простынь, она резко взмывает вверх, словно большое, белоснежное облако, а потом мягко опускается на кровать под довольный возглас:
— Ты это видел? Теперь всё, как надо!
Почти синхронно мы заправляем уголки простыни под матрас. Потом я натягиваю на себя трусы, а Проблема успевает свистнуть мою рубашку и застёгивает на себе с вызывающим видом.
— Да-да, Глеб Яковлевич. Вы сами разрешили мне брать ваши рубашки.
— А я по-твоему так должен расхаживать? Полуголый?!
— Куда ты собрался уходить? — Марианна хмурится. — Ты не собираешься спать сегодняшней ночью со мной? Почему? В поездке ты каждую ночь со мной рядом спал. Я привыкла.
— После нашего турне больше, чем полгода просвистело. Неужели ты не отвыкла спать рядом со мной?
— Не отвыкла, а когда ты снова в моей жизни появился, то я ещё больше привыкла и отказываться от этого удовольствия не собираюсь.
Офигеть.
Она меня самого в постель требует. Нагло!
Проблема быстро набрасывает на кровать подушки и укладывает одеяло. Первой забирается на кровать и гладит ладонью простынь:
— Поверь, теперь спать на этой простыни будет в десять… Нет, в двадцать раз приятнее!
Марианна смотрит на меня с ожиданием.
— Если я останусь, утром проснёшься от того, как мой член двигается глубоко в тебе.
— Ох… Думаю, что я с этим справлюсь и даже получу удовольствие…
Провокаторша мелкая…
— Пойдём в кроватку, Бекетов. Не заставляй меня ждать. Терпеть не могу ждать. Хочу тебя обнять поскорее и поспать…
Марианна и мысли не допускает, что я могу уйти спать отдельно, в свою спальню, а ведь именно это я и собирался сделать. Она намекнула, что в поездке я всегда спал с ней рядом. Признаться, это было и сладко, и тяжело.
Плоть всегда берёт своё. Всегда.
И моё желание остаться рядом с Марианной тоже продиктовано лишь желанием секса — горячего и отвязного секса с девчонкой без тормозов, открытой настолько, что мне хочется взять всё и сразу!
Думаю, дело только в этом и ни в чём другом. Но я всё же разумен и не хочу навредить, потому убеждаю себя в необходимости уйти.
— Бекетов… — едва слышно выдыхает Марианна. — Останься.
Огромные глаза становятся блестящими.
Только её слёз мне не хватает.
— Хорошо, — соглашаюсь нехотя. — Надо же протестировать сон на правильно застеленной кровати.
Лишь когда Марианна доверчиво укладывается на плече и, поцеловав мою грудь где-то в районе сердца, засыпает, почти мгновенно, меня накрывает пониманием, что причина моего нежелания остаться на ночь может крыться в другом.
Я просто не хочу привязываться к Марианне. В моей работе привязанности приравниваются к обузе и слабости.
Она спросила про дом, про мой дом… Не думаю, что у меня когда-нибудь появится место, которое можно будет называть домом с большой буквы — таким, где готовят завтраки всей семьёй или стелят простыни смешным методом…
— Завтрак уже готов?
— Как заказывал, Глеб. Ягоды — клубника и черешня, тёплые вафли, блинчики, финиковый сироп, абрикосовый джем, травяной чай с малиной, — перечисляет Эдгар, раскрывая передо мной большую корзину для пикника. — Большой термос с чёрным кофе.
— Блины не на молоке? — спрашиваю строго. — Орехов нет?
— Обижаешь, Глеб. Я же, как компьютер, запоминаю, кто что ест и кому что есть ни в коем случае нельзя.
— Спасибо, Эдгар. Надеюсь, ты ради этого не встал слишком рано?
— Всё в порядке. Я всегда рано встаю.
Ну что ж, оглядываю содержимое корзины. Остался доволен визуальным осмотром и прихватываю слюни, текущие от голода.
Представляю, как будет урчать в животе у Марианны. В первую нашу встречу её пустой желудок только и делал, что выводил трели, одну другой музыкальнее и громче.
Быстрым шагом выхожу из дома и пересекаю двор, загружая корзину для пикника в багажник своего автомобиля. Там уже лежит большой плед, парочка складных плетёных стульев и небольшой складной столик.
Есть все составляющие идеального утреннего пикника, кроме одного, самого главного — не хватает Марианны.
С мыслями о ней залетаю обратно в дом.
— Глеб, — тормозит меня негромкий, но властный окрик отца.
Папаша стоит на последней ступени парадной лестницы. На моём отце надет роскошный, длинный халат в мелкую серо-бордовую клетку, в левой руке — зажата трость, а в правой — крошечная чашечка кофе.
И ни капельки сна в его светлых, почти бесцветных глазах.
— Ты чего встал так рано? — спрашиваю. — Ещё не рассвело.
— Тот же вопрос. Удрать собираешься?
— Всего лишь выехать на пикник. Твоей охране я уже об этом сказал. Тупые лбы наготове. Выедут сразу же за моей машиной. Следом.
Отец открывает рот, чтобы сказать что-то.
— Я не собираюсь бежать, отец.
— Я знаю, что ты держишь своё слово и хотел поговорить с тобой не об этом.
Смотрю на циферблат часов.
— У меня мало времени. Надо ещё Марианну разбудить.
— Разговор будет коротким, но предельно ясным, Глеб. Присядем? — отец кивает в сторону невысокой софы.
— Три минуты, отец, и я ухожу.
— Если ты так сильно торопишься, мне и одной минуты хватит! Я даже с этого места сходить не стану. Скажу прямо в лоб. Ты же ценишь откровенность, — скалится. — Мне не нужны от тебя внебрачные щенки. Я ценю твоё мужское право развлекаться с девушкой, купленной на аукционе, но предупреждаю, чтобы ты позаботился о должной контрацепции. И если девушка, не дай боже понесёт от тебя, я приму все необходимые меры. Мне от тебя нужен только законный брак с девушкой из состоятельной семьи. Тебе всё понятно?
— Предельно, отец. Только я уже взрослый мальчик и с твоей стороны слишком поздно читать лекцию о сексе и предохранении. Детей не будет. Я в них не заинтересован.
Отец в это время неспешно цедил свой кофе и внезапно замер, поперхнувшись, когда услышал мои слова о нежелании обзаводиться слюнявыми младенцами.
— Детей не будет? — спрашивает, покашливая до слёз. — Не заинтересован? Тебе сорок один год, балбес! — шипит отец.
— Моя профессия требует отсутствия крепких семейных отношений.
— В старости согреет твоя профессия? Подаст руку, обрадует успехами?!
— Мне слишком рано говорить о старости, — качаю головой. — И если на этом всё, то я пойду, пожалуй.
— Иди, конечно, — вздыхает. — Думаешь, что ты ещё молод и свеж, как огурчик? Считаешь, что сможешь всю жизнь жить так, как сейчас?! Без семьи, без привязанностей, без гарантий? Даже без детей?! Ты слишком легкомыслен, Глеб. Но ничего, я это исправлю! — обещает отец и придаёт своей осанке более величественный, грозный вид.