— Мы останемся с тобой, — сказал Джордино.

— Только не подходите слишком близко, чтобы не подхватить простуду, — ответил Стайгер и слегка развернул вертолет, уводя его в сторону. — Будем молиться, что наша малышка достаточно проворна. — И с этими словами переместил штурвал вперед.

«Минерва» наклонилась вниз под углом в семьдесят пять градусов, Сандекер уперся ногами в кресло товарища и вцепился руками в выступы борта. Для команды «Кэтлин» все это выглядело так, словно «Минерва» решила нырнуть в море.

— Сделай спуск более пологим, — сказал Питт. — Снаряд начал приближаться к хвостовому винту.

— Я понял, — сказал Стайгер, и его голос прозвучал напряженно. — Это как спрыгнуть с крыши небоскреба с закрытыми глазами.

— Хорошо смотришься, — ободряюще сказал Питт. — Но теперь не спеши. Если превысишь семь джи[23], то потеряешь лопасти винтов.

— Даже не думай об этом.

Четыре тысячи футов.

Джордино не пытался слепо повторять маневры Стайгера. Он следовал за ним, немного отставая и двигаясь по спирали. Доктор Вейр, чья работа была закончена, вернулся в теплую кабину.

Резкий наклон кабины вызывал у адмирала Сандекера ощущение, что он стоит, прислонившись спиной к стене. Взгляд Стайгера постоянно перемещался от альтиметра и спидометра к стрелке, показывающей уровень топлива.

Три тысячи футов.

Питт видел, как ткань купола парашюта трепещет в опасной близости от вращающегося винта, но молчал. Стайгер и сам все знает, убеждал себя Питт, не стоит его лишний раз дергать. Он смотрел, как море стремительно приближается к «Минерве».

Стайгер ощутил растущую вибрацию, шум ветра усиливался по мере того, как увеличивалась скорость снижения. На мгновение ему захотелось перестать сражаться и закончить все мучения. Но потом впервые за день он подумал о жене и детях, и желание вновь их увидеть вернуло ему решимость победить.

— Эйб, пора! — приказ Питта оглушительно прозвучал в его наушниках. — Начинай подъем.

Стайгер потянул штурвал на себя.

Две тысячи футов.

«Минерва» содрогнулась — беспощадные гравитационные силы обрушились на нее, проверяя надежность элементов конструкции. Вертолет завис в воздухе, снаряд отреагировал, как конец гигантского маятника, и начал описывать широкую дугу. Уцелевшие стропы парашюта натянулись, точно струны банджо, а потом по две и по три начали рваться.

В тот самый момент, когда снаряд с Быстрой Смертью уже собрался начать обратное движение и врезаться в вертолет, последние стропы лопнули, и страшный груз устремился вниз.

— Все, вы свободны! — закричал Питт.

Стайгер был настолько опустошен, что ничего не ответил. Он отчаянно сражался с мраком, который навалился на него от перегрузок, но тут Сандекер поднялся на колени и потряс Стайгера за плечо.

— А теперь летим к круизному кораблю, — устало сказал адмирал, в его голосе слышалось огромное облегчение.

Питт не стал смотреть вслед «Минерве». Вертолет развернулся и устремился в сторону норвежского корабля. Он наблюдал за снарядом, проскочившим высоту в тысячу футов, — боеголовка так и не взорвалась. Механизм подрыва тянул до последнего момента — а потом стало уже слишком поздно. На скорости около трехсот шестидесяти футов в секунду страшное биологическое оружие рухнуло в бездонные воды моря.

Питт еще некоторое время следил за крошечным белым следом на поверхности воды, пока и он не скрылся за неустанным движением волн.

В гибели гордого военного корабля было нечто, вызывающее печаль. Президент почувствовал, как сжимается его сердце, когда огромные клубы дыма начали подниматься над «Айовой» и пожарные катера приблизились к пылающему линкору в тщетной попытке погасить яростное пламя.

Он сидел в кабинете вместе с Тимоти Марчем и Дейлом Джарвисом. Представители объединенных штабов вернулись в Пентагон, чтобы начать расследование, писать обязательные рапорты и отдавать необходимые приказы. Через несколько часов шок пройдет и средства массовой информации начнут требовать подробностей. Как можно больше.

Президент уже принял решение. Всеобщее возмущение следовало смягчить. Они ничего не добьются, если объявят террористический рейд еще одним днем бесчестья. Мусор следовало замести под ковер, проявив максимальную осторожность.

— Нам только что сообщили, что адмирал Басс скончался в военно-морском госпитале в Бетесде, — тихо сообщил Джарвис.

— Должно быть, он был сильным человеком, если столько лет носил бремя знания о Быстрой Смерти, — сказал президент.

— Значит, на этом все и закончится, — пробормотал Марч.

— Остается еще остров Ронджело, — напомнил Джарвис.

— Да, — сказал президент и устало кивнул. — Остается еще остров.

— Мы не можем допустить, чтобы следы этого организма остались.

Президент посмотрел на него.

— Что вы предлагаете?

— Стереть остров с лица земли, — ответил Джарвис.

— Невозможно, — возразил Марч. — Советы поднимут отчаянный вой, если мы взорвем бомбу. Обе наши страны не нарушали мораторий о запрещении наземного ядерного оружия в течение двух десятилетий.

Тонкая улыбка появилась на губах мужчины.

— Китайцы такого акта не подписывали.

— И что?

— Мы воспользуемся идеями операции «Дикая роза», — объяснил Джарвис. — Пошлем наши атомные подлодки к берегам Китая, а потом отдадим приказ нанести ядерный удар по острову Ронджело.

Марч и президент обменялись задумчивыми взглядами, потом повернулись к нему, ожидая продолжения.

— До тех пор, пока никто ничего не знает о подготовке к испытаниям и ни одного из наших надводных кораблей не будет в радиусе в две тысячи миль, русские не получат реальных доказательств нашей причастности. А их спутники-шпионы засекут, что траектория ракеты берет свое начало от территории Китая.

— Да, у нас может получиться, если все сделаем аккуратно, — заявил Марч, которому идея Джарвиса нравилась все больше и больше. — Китай, естественно, будет всячески отрицать свою причастность. Кремль, наше министерство иностранных дел и возмущенные нации, порицающие Пекин, обменяются суровыми обвинениями, и через две недели все забудут о происшествии.

Президент смотрел в пространство, договариваясь со своей совестью. Впервые за восемь лет он ощутил уязвимость своей должности. Могучая броня власти оказалась бессильна перед непредвиденными ситуациями.

Наконец, он с трудом поднялся на ноги — президент словно постарел на десяток лет.

— Молю бога, что я буду последним человеком на земле, приказавшим нанести ядерный удар, — сказал он, и его глаза наполнились глубокой грустью.

Потом глава государства повернулся и медленно зашагал к лифту, чтобы вернуться в Белый дом.

Умконо, Южная Африка

Январь 1989 год

Жар раннего утреннего солнца уже давал о себе знать, когда двое мужчин осторожно опустили на веревках деревянный гроб на дно могилы. Потом вытащили веревки, которые, задевая края гроба, с легким шорохом, подобно змеям, скользнули наверх.

— Вы уверены, что не хотите, чтобы я его закопал? — спросил могильщик с эбеновой кожей, закидывая свернутую в кольца веревку на жилистое плечо.

— Благодарю, я все сделаю сам, — сказал Питт и протянул несколько южноафриканских рандов.

— Никаких денег, — ответил могильщик. — Капитан был другом. Я мог бы выкопать сотню могил, но все равно не отплатил бы за его доброту ко мне и моей семье.

Питт понимающе кивнул.

— Я позаимствую вашу лопату.

Могильщик молча протянул лопату, энергично потряс руку мужчине, улыбнулся ему широкой улыбкой и зашагал по узкой тропинке, которая вела от кладбища к деревне.

Питт огляделся по сторонам на окружавшую его пышную, но суровую растительность. По мере того как солнце все выше поднималось в небо, влажный кустарник начал окутывать пар. Он стер рукавом пот со лба и потянулся, стоя под мимозой и разглядывая пушистые сферы и длинные белые шипы, прислушиваясь к пронзительным крикам птиц-носорогов. Потом посмотрел на большой гранитный камень над могилой.