Франция, 1945 год

Эдвард Грейвс снял белый шлем военной полиции, запихнул под вещмешок на пассажирском сиденье в кабине грузового «опеля» и целеустремленно зашагал на деревенскую почту. Он немного беспокоился об этом этапе плана, потому что не говорил по-французски, но разговаривать и не пришлось. Грейвс показал аккуратно подделанное удостоверение почтмейстеру и подождал, пока какая-то старуха что-то с благодарностью бормотала насчет освобождения. Он кивал и улыбался, желая лишь, чтобы она оставила его в покое.

— Один пакет, мсье, — сказал почтмейстер, с триумфом показывая бандероль, словно лично переплыл Ла-Манш, чтобы ее доставить.

Грейвс молча взял пакет и вышел, заметив английскую почтовую марку. Лишь благополучно вернувшись в грузовик, он быстро вскрыл пакет, оторвав край зубами, когда шпагат не поддался. Его длинные быстрые пальцы слегка подрагивали, вытаскивая письмо и пачку английских фунтов. Он быстро пересчитал деньги, потом посмотрел на записку, в которой значились только лондонский адрес и имя отправителя: Рэндолф Фиц-Стивенс. Грейвс свернул бумагу в комок и выбросил в окно, повернул ключ зажигания и подождал, пока заведется двигатель.

Три часа спустя он стоял на пристани, глядя, как из Шербурской гавани выходит транспортное судно «Сен-Ло». Транспорт перевозил демобилизованных солдат, а грузовой трюм был забит личными вещами, французскими товарами (главным образом, вином) и несколькими ящиками, перевозка которых была отдельно оплачена частными лицами вроде него. Докерам понадобилось не больше десяти минут, чтобы выгрузить ящик из кузова «опеля» и перенести в трюм, а Грейвс стоял рядом, стараясь следить не слишком внимательно, стараясь не выглядеть озабоченным — чтобы морякам не пришло в голову потрошить груз в поисках ценностей. Матросам можно доверять не больше, чем неграм.

Через две недели сам Грейвс — и груз — отправятся в Штаты, и у Рэндолфа Фиц-Стивенса не будет никакой возможности найти его, даже если бы тот знал, кого ищет, — а он не знает. Все ли британцы так доверчивы? Несколько фотографий товара — и у этого типа аж слюна закапала с клыков. Сначала Грейвс думал, что попросит десять тысяч фунтов вперед, но, когда почуял волнение британца, удвоил сумму — и Фиц-Стивенс глазом не моргнул. Богатый и тупой, подумал Грейвс. Именно такие ему и нравились. Обидно только, что можно было заломить и больше. Впрочем, забавно думать, как этот тип будет сидеть в доках Саутгемптона или куда там он просил прислать груз и неделю за неделей ждать, когда тот прибудет, а потом начнет писать озабоченные вежливые письма в какой-то убогий французский городишко человеку, который не существовал!

Все складывается как нельзя лучше. Возможно, предстоят расспросы насчет командира «шермана», если его товарищи начнут болтать, но кто станет принимать их всерьез? И совершенно ничего не связывает Эдварда Грейвса, сержанта военной полиции, с именем на отгрузочной накладной. Учитывая все обстоятельства, лето оказалось совсем даже неплохим. Война, к которой он всегда относился в лучшем случае неоднозначно, закончена, и он заложил основу замечательного будущего в Штатах.

* * *

Война в Европе действительно закончилась, но всего пару недель назад, и не все немецкие войска сложили оружие: кто-то не знал о капитуляции, кто-то решил не сдаваться до конца. В подобном положении оказалась и одинокая искалеченная подводная лодка — ее боевую рубку и радиоаппаратуру повредило случайной миной. Немецкая лодка «U-146» типа «VII-В» из Сен-Назера практически дрейфовала по воле волн, еле-еле слушаясь руля, в ста двадцати милях к северо-западу от Шербура почти две недели, в течение которых волны оторвали последние остатки радиоантенн, сделав невозможной связь с Фатерландом или его агентами. Капитан знал, что война идет к концу и дни Третьего рейха сочтены, однако был кадровым военным и не хотел бросать искалеченное судно. Он решил выждать еще сутки, прежде чем посылать сигнал SOS. Спасателями, если они успеют до того, как лодка уйдет на дно, вероятно, окажутся американцы. Он подождет, пока они приблизятся достаточно, чтобы подобрать людей из воды, и потопит судно.

Транспорту «Сен-Ло» ужасно не повезло, что с немецкой лодки его заметили, когда до назначенного срока оставалось три часа, а в торпедных аппаратах еще были две торпеды, готовые к бою.

Решение ехать в Грецию пришло само собой. Именно там все началось. Именно там Шлиман нашел сокровища. Именно оттуда приехали таинственные гости Ричарда, именно туда Ричард тайно звонил. Оттуда и следует начинать. Дома доверять полиции нельзя, а Греция далеко и от музея, и от человека, сидевшего за рулем того фургона. Почему-то Дебора не сомневалась, что все это связано. Каждая миля полета приближала ее к истокам событий, унося все дальше от их смертоносных результатов.

Дебора никогда не спала во время полетов. Для ее роста и сложения в самолетах было слишком тесно, и ей не нравилось спать среди чужих людей. Плохо уже то, что они находились с ней вместе в летящей металлической трубе; еще хуже было бы позволить сознанию отключиться. Однако сегодня больше, чем когда-либо, она жалела, что не может проспать всю дорогу через Атлантику и над Средиземным морем и проснуться уже над сверкающими синими водами Эгейского моря.

Уснуть не удалось, как ни убеждала она свое тело считать, что наступила ночь. Дебора была измучена, перспектива лететь больше десяти часов и в результате сойти на землю на заре афинского утра наводила тоску. Однако мозг сводил на нет все попытки уснуть, слова вспыхивали перед закрытыми глазами, как субтитры к иностранному фильму. Сейчас не время расслабляться, гласили они. Нужно разработать план. У нее нет местной валюты (в Греции еще драхмы, или там уже перешли на евро?), нет брони в гостинице, нет понимания того, зачем она взялась за это дурацкое дело и что намерена делать теперь, раз уж взялась. О сне не могло быть и речи.

Дебора смотрела какой-то фильм, ела то, что перед ней ставили, и провела половину «ночи» (шторки опустили, и почти все пассажиры спали как младенцы), расхаживая по проходу, хотя и понимала, как раздражает тех, кто тоже не в состоянии уснуть. Она заметила человека в костюме-тройке, с которым столкнулась в очереди у стойки регистрации; тот читал, не обращая на нее никакого внимания.

Прошло два часа. Еще три. На какое-то время она вроде бы уснула, но, когда посмотрела на часы, стрелки как будто вообще не сдвинулись с места. Дебора сидела, думала, ждала и никак не могла понять, что ей, черт возьми, делать, когда самолет приземлится.

Ну что ж, по крайней мере она будет в безопасности.

Человек в костюме-тройке опустил книгу, потом выгнулся, словно разминая затекшие от долгого полета мускулы. При этом он бросил безразличный взгляд назад — туда, где высокая американка заглядывала мимо сидящего у иллюминатора соседа, чтобы увидеть утреннее солнце через наполовину опущенную шторку. Он был уверен, что она не узнала его, и это было к лучшему. Когда самолет приземлится, ему придется держаться поблизости. В конце концов, никакой особенной спешки нет, и самое главное — правильно рассчитать время.