— Что он делал? — осторожно спросила Дебора, уверенная, что она на грани чего-то важного.
— Писал вот это.
Русская зажала в кулак пачку писем и потрясла ими.
— О чем они?
Александра затихла, немного склонив голову вперед и полузакрыв глаза, словно молилась. Руки двигались сами по себе, очевидно, что-то разыскивая просто на ощупь, и вытащили из пачки один-единственный лист.
Он отличался от других — глянцевая черно-белая фотография, размеченная красными линиями, стрелками и нацарапанными буквами кириллицы. Александра, по-прежнему не открывая глаз, положила снимок на тонкий ковер — аккуратно, бережно, словно это что-то очень хрупкое или взрывоопасное, и подтолкнула по полу к Деборе.
— Что это? — спросила Дебора, подбирая бумагу и метнув взгляд на русскую, которая молча застыла, сидя на корточках. Та не ответила, и Дебора стала рассматривать фотографию.
На самом деле на ней оказались четыре снимка — один и тот же объект, сфотографированный из четырех различных позиций. Объектом был человек, лежащий на спине; глаза закрыты, рот слегка приоткрыт. На двух фотографиях — серых и смазанных — тело от головы до пояса, две другие — крупный план лица, четче и контрастнее. На обеих на лбу мужчины была видна дырка, чуть-чуть в стороне от центра. Похоже на дырку от пули.
— Не понимаю, — сказала Дебора с ноткой раздражения. Русская была чрезмерно мелодраматична. — Кто это?
Александра по-прежнему молчала, и у Деборы возникло странное ощущение, что русская чего-то ждет. Дебора нахмурилась и снова посмотрела на фотографию.
— Кто?..
И тут отдельные фрагменты вдруг начали складываться в четкую картинку: редкие черные волосы, расчесанные на пробор, бледность кожи, брови, подбородок, форма рта, густая щеточка коротко подстриженных усов...
— Нет, — прошептала Дебора. — Не может быть.
Она уставилась на фотографию и покрывающие ее красные линии и стрелки.
— Не может быть. Он похож на...
— Гитлера, — закончила Александра, не поднимая глаз. — Он похож на Гитлера.
— Адольфа Гитлера, — пробормотала Дебора. — Да. Но...
— В конце войны, — заговорила Александра, теперь шепотом, — Гитлер покончил с собой в бетонном... бункере, да?
— Да. — Дебора словно разучилась мыслить ясно. Ей казалось, что она бродит в тумане. Что ждет ее впереди, она и вообразить не могла.
— Русские нашли его тело вместе с другими, — продолжала Александра. — Их забрали, чтобы освидетельствовать и похоронить, но тела были сильно повреждены и было очень жарко. Поэтому их не увезли в Москву, а по приказу НКВД передали в штаб-квартиру СМЕРШа, то есть военной разведки...
— ...в Магдебурге, — медленно проговорила Дебора.
Туман рассеивался, но теперь она падала, летела вверх тормашками — как, наверное, могла бы падать в темноту микенской цистерны.
— Да, в Магдебурге, — подтвердила Александра. — Все было открыто. Честно. И все это знают. Кроме моего отца. Мой сумасшедший отец стал одержим идеей...
— ...что тело Гитлера так и не попало в Магдебург, — закончила Дебора. Собственный голос напоминал ей звон далекого колокола. Потом перефразировала, вставив слово из письма, которое было у Сергея Волошинова в ночь, когда его убили. — «Останки Адольфа Гитлера так и не попали в Магдебург».
А значит, тело, которое исследовали в лаборатории?..
Нет. В тайной комнате в Атланте Ричард хранил тело Гитлера? Невозможно. Как оно туда попало?
Точно так же, как клад Приама оказался в Пушкинском музее, ответил голос у нее в голове.
Глава 66
Прошло три часа. Вернулся Василий с покупками, и Александра занялась на кухне обедом. Дебора сидела в кресле и смотрела на коробки, пока мозг осваивался с новым поворотом дела.
Если Сергей Волошинов был прав, то она и, коли на то пошло, Ричард, Маркус и его отец шли по ложному пути. В записке, найденной у русского, и впрямь говорилось о теле, которое вез немецкий конвой и которое затем оказалось в потайной комнате за книжным шкафом Ричарда. Она, однако, ошибалась, предполагая, что это немцы хотели, чтобы тело попало в Магдебург. Они хотели, чтобы оно попало в безопасную Швейцарию. Тело отправили в Магдебург русские, хотя это произошло позже, а к тому времени, если Волошинов был прав, они уже имели дело с совершенно другим трупом.
Волошинов — и не он один — верил, что найденное в Берлине тело, которое приняли за труп Гитлера, принадлежало кому-то из нескольких двойников фюрера. Именно это тело забрали в Магдебург для расследования, освидетельствования и, впоследствии, похорон, тогда как настоящее было похищено. Волошинову понадобилось десять лет поисков, чтобы случайно наткнуться на историю американского подразделения, столкнувшегося с немецким конвоем в нескольких милях от швейцарской границы, — а затем он установил дальнейшую судьбу груза. Когда старик решил, что вычислил его местонахождение, он получил визу и полетел в Атланту.
Но все это, несомненно, лишь безумие?
Вот как его начальство воспринимало теории Волошинова: отказ прекратить расследование привел его к лишению наград и переводу на канцелярскую работу в Москве. Однако Дебора — благодаря помощи недовольной Александры — добралась до сути его доводов и уже не была так уверена, что имеет дело с бредовыми измышлениями.
Во-первых, Волошинов был одинок только в том, что держался за свои теории даже после того, как ему велели от них отказаться. Множество других людей тоже сомневалось насчет похороненных в Магдебурге останков. Сам Сталин обвинял британцев и американцев в том, что они позволили Гитлеру сбежать и поселиться где-то за границей — возможно, в Южной Америке. Не исключено, что это была просто дезинформация, придуманная, чтобы обвинить западных союзников в снисходительности — даже дружелюбии — к человеку, которого у русских были все основания ненавидеть. Тем не менее Сталин искренне сомневался в подлинности найденного в Берлине тела.
История, насколько Дебора смогла разобраться, выводилась из комбинации официальных отчетов, сообщений очевидцев и слухов, причем картина складывалась непоследовательная, порой даже противоречивая. Очевидно, Волошинова эта непоследовательность не смущала. Наоборот, он привлекал внимание к дырам и неувязкам; они указывали на изъяны в официальной версии событий. Одна нить аргументации шла от полковника МВД по фамилии Меншиков в его собственноручно написанных письмах, адресованных лично Волошинову и очень похожих на то, что было при нем в ночь смерти. Насколько поняла Дебора, Меншиков во время падения Берлина служил в семьдесят девятом подразделении СМЕРШ. Он участвовал в обыске бункера, слышал показания уцелевших и видел, как — на основании этих показаний — обуглившиеся тела Гитлера и Евы Браун выкопали из неглубокой могилы в саду имперской канцелярии.
Гитлер погиб 30 апреля 1945 года, выстрелив, согласно тем же показаниям, себе в голову из собственного «маузера». Его жена приняла цианид. Два тела унесли из бункера, облили бензином, принесенным для этого еще несколько дней назад, и сожгли под надзором адъютанта Гитлера, майора СС Отто Гюнше. Свидетелями кремации стали Гюнше, Мартин Борман, Йозеф Геббельс, Хайнц Линге (слуга Гитлера) и Эрих Кемпка (личный шофер). Из-за сильного советского обстрела тела сожгли не до конца, хотя охрана здания — включая Эвальда Линдлоффа и Ханса Рейсера, которые и рыли могилу, — показала, что тела были обожжены до неузнаваемости. Другие члены немецкого верховного командования также покончили с собой, включая всю семью Геббельса: Йозеф, Магда и их шестеро детей.
Через несколько дней после смерти Гитлера русские нашли тело, которое сочли останками фюрера. За эти дни, согласно теории Волошинова, настоящий труп уложили в ящик и под охраной отправили на юг, к швейцарской границе. Тело, которое выкопали русские, утверждал он, принадлежало кому-то из двойников Гитлера. Одни улики указывали на Густава Велера, другие — на актера по имени Андреас Кронштедт, третьи — на Юлиуса Шрека, члена нацистской партии еще с двадцатых годов и любимого шофера Гитлера. Именно двойника, считал Волошинов, немцы сфотографировали, прежде чем погребальный костер сделал тело неузнаваемым. Именно это тело — а не тело Гитлера — положили в деревянный ящик и отправили в русскую патологоанатомическую лабораторию в Берлин-Бухе. 8 мая 1945 года, когда Европа праздновала День Победы, главный судебно-медицинский эксперт 1-го Белорусского фронта доктор Фауст Шеровский [11]и патологоанатом майор Анна Марантц произвели вскрытие останков.
11
Ошибка автора. Имеется в виду доктор Фауст Иосифович Шкаравский.