— Наверное, утром понадобится минут десять, чтобы выйти, — пробормотала Дебора, положив молоток на стол так, чтобы он легко попался на глаза.
В тишине квартиры, окруженная задумчивой сыростью летней ночи, она вдруг задумалась, есть ли хоть какой-нибудь прогресс в понимании того, почему погиб Ричард Диксон. В Греции все было яснее, хотя те события отступили очень-очень далеко, далеко во времени и пространстве, из-за чего ее тамошний опыт казался таким же чуждым и экзотичным, как сами руины. Она ожидала, что возвращение домой поможет обрести ясность. И вот теперь она дома, однако же — учитывая странное присутствие полиции в музее, еще более странные теории Тони и пустоту, которую смерть Ричарда оставила во всем, что когда-то составляло ее ощущение дома, — Дебора чувствовала себя совершенно растерянной.
Неожиданно для себя она взяла телефон и набрала номер.
— Алло?
— Привет, Кельвин. Прости, что так поздно.
— Я-то думал, что теперь хотя бы смогу нормально спать по ночам.
Дебора улыбнулась, все тревоги развеялись, как мелкий песок, когда она услышала радость в его голосе.
— Только не говори мне, что любишь спать днем, как красотки перед балом, — сказала она. Уж кто-кто, но не ты, означал ее тон.
Кельвин хмыкнул, и Дебора прикусила губу.
— Раз уж ты, несомненно, не спишь в любое время независимо оттого, на каком континенте находишься, — сказал он, — все эти рассказы о том, что красотки любят спать днем, несомненно, миф!
Она вспыхнула и сменила тему, пока не испортила все саркастическим замечанием насчет того, как хорошо он умеет флиртовать.
— А не странно, что федералы заявились расследовать смерть Ричарда до того, как возник разговор о контрабанде или преступлениях, в которые могут быть вовлечены разные штаты и народы?
Он быстро сосредоточился.
— Теперь, когда ты сказала... Что у тебя на уме?
— Ты не знаешь причину, по которой смерть Ричарда могла быть как-то связана с преступлением ненависти?
Несколько секунд Кельвин молчал, словно из него выпустили весь воздух.
— Преступление ненависти? — повторил он. — Против Ричарда? Как?
— Не знаю, — пробормотала она. — Просто интересовалась.
— Странные мысли приходят тебе в голову среди ночи.
В его голосе снова слышалась улыбка. По крайней мере он не сказал «в хорошенькую головку».
— Знаю, — вздохнула она, отмахиваясь от идеи. — Прости. Мне не следовало тебе надоедать.
— Ты не надоедаешь. Я рад поговорить с тобой. Раньше... в смысле при полицейских... — Он запнулся. — Так лучше.
— Да, — ответила она.
— Ты как там? Хочешь, я подъеду?
Дебора промедлила лишнюю долю секунды, прежде чем весело заявить, что все прекрасно, что у нее все прекрасно и необходимости приезжать нет. Что она все крепко заперла...
— Ну, если ты уверена...
— Хочешь завтра прокатиться? — спросила она.
— Конечно. А куда?
— В Афины.
— Ты возвращаешься в Грецию? — В голосе Кельвина звучало сильнейшее потрясение. Он был озабочен, даже напуган.
— Афины в штате Джорджия, — засмеялась Дебора. — Город знаменит командой «Джорджия буллдогз» и, помимо всего прочего, Центром прикладного исследования изотопов.
— Это еще что такое? — спросил он с явным облегчением.
— Там находится очень большая и очень дорогая машина, и потому именно туда могли в первую очередь направиться люди, вынесшие из спальни Ричарда то, что они считали телом Агамемнона.
— Чье-чье тело?
И Дебора рассказала.
Глава 55
Утром Дебора первым делом поговорила по телефону с агентом Кернигой. Нет, сказал он, сегодня она ему не понадобится. Да, она может уладить кое-какие дела в «округе», но обязана держать сотовый телефон включенным и не покидать штат. Дебора согласилась и сумела обойти дальнейшие вопросы скорее недомолвками, чем прямой ложью.
Почему, спросила она себя, ты просто не расскажешь ему о лаборатории, куда, возможно, стоит заглянуть, потому что туда греки — если тело в маске действительно забрали греки — вполне могли заехать?
Потому что этот путь мог оказаться тупиковым. Потому что украденные предметы просто не стоило искать. Потому что она подозревала, что Кернига по-прежнему утаивает от нее истинную цель расследования. Все это было правдой, но не настоящей причиной. Настоящая причина заключалась в том, что репутация Ричарда пострадала бы, если бы стало известно, что он вложил столько энергии в коллекцию, которая не стоила места на полках.
А не потому, что ты играешь в Нэнси Дрю?
Нет, вызывающе ответила сама себе Дебора. Не потому.
Она позвонила Кельвину, и тот попросил, чтобы она подхватила его возле работы. Ему надо было разобраться с какими-то бумагами, прежде чем ускользнуть на весь день. Он говорил с ней так, что в поездку захотелось взять шампанское и корзинку клубники, и Дебора вдруг обратила внимание, что, одеваясь на встречу, уделяет необычное для нее внимание мелочам. Она надела серьги и надушилась, и все это с совершенно не присущим ей девчоночьим ликованием. Попробовала помаду поярче, но это был слишком уж большой шаг, и Дебора снова стерла ее, смущенная и желанием накраситься, и мыслями, заставившими ее стереть краску.
«Господи, я ненавижу ухаживания. Или что там в двадцать первом веке сменило ухаживание. Все эти осторожные заигрывания, жеманные улыбки и двусмысленные разговоры, мелкие хитрости, напускное безразличие и искусство игры. Да, верно. Ухаживание похоже на договорной теннисный матч — добиться приличного счета, чтобы не было похоже на поддавки, но все равно проиграть. Игра в теннис на каблуках и под вуалью».
Или, произнес другой голос из самых темных уголков разума, она просто смертельно боится того, о чем все это свидетельствует: романтики и связи (отвратительное слово) — а также самой абсурдной из священных коров — секса.
«Плевать! — сказала она себе, отшатываясь от этой мысли, словно ее ударило током. — Просто скажем, что я ненавижу ухаживания, и хватит об этом, договорились?»
Договорились.
Дебора решительно надела летнее платье, у которого был достаточно строгий вид для посещения лаборатории, хотя и с оттенком небрежности, словно она сняла его с вешалки, особо не приглядываясь.
Вероятно, именно так и надо было сделать...
Дебора пошла к машине, сознательно не поглядевшись в зеркало.
Кельвин работал в стеклянной башне, переливчато-синей, как раскаленный клинок, окна которой смотрели на Парк Столетия в сторону центра «Кока-Кола» и «Омни». Находилась она в самой дорогой части города, где цена за землю начинала постепенно соперничать с ценами в Бостоне и Нью-Йорке. На Дебору обычно такие места не производили впечатления — их профессиональная роскошь ощущалась вызовом всему, что она делала и ценила. Ее расстроило удовольствие, с которым она сейчас смотрела, как улыбающийся Кельвин выходит из стеклянных дверей здания: человек, полностью соответствующий этим прямым и элегантным очертаниям.
— Неплохое местечко, — заметила она, трогаясь с места.
Он пожал плечами:
— Внутри темно и лифтов маловато. Зато я живу сразу за углом.
Дебора улыбнулась и полетела мимо светофоров и объездными путями к ведущей на север автостраде, размышляя, были ли эти слова подготовкой к приглашению.
Они ехали сорок пять минут по шоссе Ай-85, потом свернули на шоссе 316 в сторону Афин, болтая о книгах, фильмах и еде и ни разу не упомянув Ричарда или сегодняшнюю официальную цель. Город удивил их, появившись целиком и во всей суете из миль сосновых лесов, подобно тому, как богиня, имя которой он носил, родилась взрослой из головы Зевса. Дебора приезжала в университет на симпозиум шесть месяцев назад и сохранила карту кампуса, хотя сверилась с ней лишь раз, чтобы найти дорогу к Ривербенд-роуд и ЦПИИ.
Стояло лето, и окрестностям не хватало обычного гомона студентов, но Центр прикладного исследования изотопов был нацелен не только на университетские нужды, его деятельность имела и коммерческие аспекты, так что исследования продолжались. Они поговорили с администратором, и Дебора подтвердила, что действительно звонила и договаривалась о встрече и что у них есть с собой образец, хотя его надо бы подготовить. Да, они готовы приплатить лаборатории за подготовку образца, и нет, их не интересует жидкостно-сцинтилляционное измерение активности, только датирование по радиоуглероду. Во время разговора Кельвин топтался рядом с серьезным и немного растерянным видом. Дебора улыбнулась ему, пока администратор передавал подробности в лабораторию, и он улыбнулся в ответ — несколько нервно.