— Владимир Матвеевич, кто это? Назовите фамилию, пожалуйста! Век вам благодарен буду. Хотите — ещё пирожных куплю? — не выдержав, чуть не закричал я от радости.

— Хватит с меня сладостей, — засмеялся Саушкин. — А что касается фамилии, извольте — Илья Коренев, по кличке Корень. Пользовался среди урок большим авторитетом за свою принципиальность. По их меркам был чуть ли не рыцарем воровского мира. Бровь ему кстати в драке разбили — вступился за какую-то проститутку. Не побоялся выти один и безоружный сразу на трёх субчиков с финками. И, заметьте, вышел из драки победителем.

Саушкин протяжно вздохнул:

— Много он мне крови попортил в своё время, пока его в Красную армию не мобилизовали.

— И что, он вот так — пошёл на службу? — удивился я.

— А куда бы делся?! Пошёл как миленький!

Мне эта новость не понравилась.

— Владимир Матвеевич, а вы не ошибаетесь? Может, это кто-то другой, раз Корень в армии…

— Я бы, наверное, тоже так подумал, но мне рассказывали, что Корня видели в городе, причём вёл он себя совершенно спокойно. Непохоже, чтобы скрывался от властей. Так-то я за его армейскими подвигами не следил, но краем уха слышал, что попал он в дивизию Якира, в 54-й советский революционный полк имени Ленина, где служил вместе с Мишкой Япончиком, — сообщил Саушкин.

Краем уха мне доводилось слышать о «славном» боевом прошлом этого воинского соединения. «Легендарный» 54-й полк почти полностью состоял из одесских бандитов, к которым для «усиления» попали аналогичные «кадры» из других мест, даже из первопрестольной.

Не знаю, что тогда двигало советским командованием, когда они сформировали это подразделение… Думаю, к 1919-му многие уже успели избавиться от прежних иллюзий насчёт классово или социально близких элементов, особенно в войсках. Но вот поди ж ты — решились на подобный эксперимент, поставив под красные знамёна и вооружив две с лишним тысячи вчерашних бандосов.

Не удивительно, что две третьих личного состава разбежались ещё до прибытия на фронт, а тех, кто не успел удрать, в бою расколошматили петлюровцы. Немногие выжившие пытались смыться в тыл, захватив поезд, но их перехватили уже нормальные регулярные части Красной армии. Видимо, в штабах всё-таки хватало реалистов.

Дальнейшая судьба бандитов была незавидной, того же Япончика застрелили на месте, как гласит официальная версия.

— Тогда я понимаю, почему монеты оказались у Лавровой, — догадался я. — Корень по каким-то причинам не успел связаться с заказчиком и отдал их Ольге, когда его забрали в армию. Думаю, когда выпал удобный момент, он сбежал, но где же его носило все эти годы?

— Я, кстати, не уверен, что Коренев дезертировал. Не в его духе, — пояснил Саушкин. — Вы сами упоминали принципы… Думаю, Корень сражался до конца.

— Даже если он героически воевал с беляками, кража у Фирша всё равно на его совести.

— Доказательств у меня нет, — развёл руками Саушкин.

— Тем не менее, эта версия кажется самой реальной. Владимир Матвеевич, может вы знаете, где Корня можно найти? Родственники, друзья… — стал перечислять я возможные варианты.

— В первую очередь я бы поискал Коренева у матери. Года назад она ещё была жива. Надеюсь, с ней ничего дурного за это время не приключилось — женщина она хорошая, хоть и воспитала такого непутёвого сына, — произнёс Саушкин. — Вам её адрес записать или запомните?

— Лучше записать, — усмехнулся я. — Не у всех ведь такая память, как у вас, Владимир Матвеевич. У меня в одно ухо влетит, а в другое вылетит.

На самом деле я хотел немного польстить старому сыщику.

— Хорошо. Вот допьём чаёк и съедим пирожные, и я вам всё на бумаге самым подробнейшим образом распишу, — пообещал Саушкин. — А если подождёте минут пятнадцать — принесу из архива карточку Корня. Но только чур — с возвратом! — строго добавил старый сыщик.

— Конечно-конечно, Владимир Матвеевич! — поклялся я.

После его ухода, я с разрешения Коли Пакратова позвонил Райнеру. День определённо заладился, потому что трубка на том конце, после того, как нас соединила барышня-телефонистка, сразу отозвалась его голосом.

— Райнер у аппарата, — официальным тоном произнёс он.

— Привет, Боря! Это я, Быстров. Не забыл ещё?

— Ну, здравствуй, уголовный розыск! Тебя забудешь! По делу али как?

— По делу. У меня для тебя важные новости: наша Лаврова три года назад поработала наводчицей. С её подачи обнесли квартиру нумизмата Фирша — константиновский рубль по всем признакам из его коллекции. Чистил Фирша некто Илья Коренев — погоняло Корень…

— Прости что? — растерянно спросил Райнер.

— Погоняло… Прозвище, — поправился я.

— Так бы сразу и говорил! — забурчал чекист.

— Учту на будущее! — повинился я. — Как понимаешь, крал не для себя, но передать монету заказчику не успел — Коренева почти сразу забрали в армию. Тогда он отдал монеты Ольге, скорее всего, на хранение — вряд ли бы Корень доверил ей иметь дело с заказчиком, наверняка бы её кинули…

— Быстров, ты опять заговариваешься? — недовольно зарычал в трубку Райнер. — Кого, куда, а главное — нужно кидать… Я тебя не понимаю!

— В смысле — её бы обманули! — поправился я.

— Похоже на правду, — согласился чекист.

— Мне в МУРе дали адрес, где может находиться Корень. Планирую навестить гражданина и потолковать с ним по душам.

— Так, Быстров! — заволновался Райнер. — Инициативу без меня не проявляй. Ты где сейчас: у себя или в МУРе?

— В МУРе.

— Тогда жди, я за тобой заскочу. Вместе к Корню двинем. Я у начальства по такому случаю авто выбью.

— Хорошо, жду! — сказал я и повесил трубку.

Жила мать Коренева на другом конце города, и добираться до неё мне бы пришлось полдня, так что от предложения прокатиться на служебном автомобиле с моей стороны было бы как минимум грешно.

Пришёл Владимир Матвеевич с фотографией Корня.

— Вот, берите. В архиве, конечно, есть и другие — но на ней он лучше всего получился, — сказал Саушкин, протягивая мне снимок.

С фотографии на меня глядел довольно приятный на внешность мужчина, не скажешь, что вор, по которому плачет тюрьма. Широкий лоб, умный взгляд, тонкий нос. Ни дать, ни взять — студент.

— Есть в нём нечто такое… байроническое, — внезапно добавил Владимир Матвеевич.

Я пожал плечами.

— Встретимся лицом к лицу, тогда и разберёмся.

Райнер и впрямь подкатил к МУРу на шикарном чёрном авто.

— Надеюсь, не у самого начальника отбил? — сказал я, кивая на отливающий блеском кузов автомобиля.

На языке так и вертелось словечко «тачка», но, используй я его в общении с чекистом, и это уже был бы перебор. И без того уже два раза с жаргонизмами моего времени прокололся. Только третьего не хватало, пусть бог и любит троицу.

— Артузов сказал: нам нужнее, — усмехнулся Борис. — Ехать далеко?

— Далеко, — кивнул я и сообщил адрес.

— Тогда прыгай! Не будем тратить время впустую, — велел он.

Вид у Райнера был какой-то взбудораженный, чувствовалось, как ему невмоготу, как его бьёт нервная горячка, как он норовит соскочить с сиденья и пуститься бежать по улице впереди автомобиля.

— Ты чего такой дёрганный? — спросил я.

— Да Томин, сука, раскололся, — со злость ответил Райнер. — Сразу на допросе поплыл. Всё было, как ты сказал. Услышал от Гаврилова про монеты, сложил два плюс два, и решил их заграбастать. Томина к расследованию в Гохране привлекали, так что он знаний всяких там нахватался, что к чему понимал. Гаврилов его заподозрил, за что и пострадал. Одно радует — этот скот хоть и радел о своём кошельке, на мировую контру не работал. Ума хватило. И к пропаже Лавровой он никакого отношения, как догадываешься, не имеет.

— Поэтому ты так загорелся, когда я тебе про Корня сказал, — понимающе протянул я.

— Артузов сказал — не найду её, выгонит из ГПУ! Я, конечно, понимаю, что это он сгоряча ляпнул, да если и выгонит — хрен с ним! Не достоин, значит, такой чести… Но просто гордость меня заела, не может такого быть, чтобы мы с тобой с этим делом напортачили! — бросил он на меня оценивающий взгляд.