— Здравствуйте, Георгий Олегович, — произнёс Саушкин. — Не удивляйтесь: видел вашу фотографию в газете и, можно сказать, познакомился с вами заочно.

— Очень приятно, Владимир Матвеевич. У вас найдётся для меня пять минут?

— Разумеется, — кивнул он. — Только придётся немного подождать. Вот, с последним задержанным разберёмся и буду всецело к вашим услугам.

В этот момент милиционер подвёл к дежурному по столу приводов высокого парня с красивым румяным лицом.

— Вот, товарищ дежурный, задержанного взяли вчера ночью при попытке проникнуть на склад Продкооперации. Документов при нём обнаружено не было. Установить личность не удалось.

Парень усмехнулся и с дерзостью посмотрел на окружающих. Чувствовалось, что он — воробей стрелянный.

— Представьтесь, — велел дежурный.

— Иванов Иван Иванович, — развязно произнёс румяный.

— Что — так и записывать?

— Так и записывайте, — ухмыльнулся задержанный. — Иванов Иван Иванович. Чем не нравится?

Дежурный вздохнул и беспомощно оглянулся на Саушкина. Тот кивнул ему, поднялся из-за стола и подошёл к задержанному.

— Ты чего? — вздрогнул парень.

Ему было неловко под пристальным взглядом старого спеца.

— Да так… ничего. Смотрю на вас и думаю — чего вы от родителей своих открещиваетесь, хотя это они скорее от вас, Ульян Тарасович, отказаться были бы должны. Всю жизнь честно прожили, ни копейки чужой не взяли… Да и вы, гражданин Иващенко, прежде на таком преступном занятии как грабежи лабазов замечены не были. Сколько было приводов — все за сутенёрство. Чего спрашивается, в воры подались — конкуренции не выдержали?

Парень дрогнул.

— Чего?! Никакой я не Иващенко, вы что-то путаете, уважаемый.

Саушкин усмехнулся.

— Это вряд ли, Ульян Тарасович. Хоть я лично вас и не брал, но ваша личность мне хорошо знакома. А станете и дальше дурака валять — так нам недолго и картотеку поднять, там и ваша карточка найдётся и пальчики сыщутся.

— А, ладно! Пропадать так с музыкой! — смирился задержанный и обратился к дежурному:

— Пиши, начальник: Иващенко Ульян Тарасович, одна тыща восемьсот девяносто седьмого года рождения, из мещан.

Дежурный с облегчением обмакнул кончик ручки в чернила и заскрипел в тетради.

— Ну что ж, на сегодня всё. Теперь я в вашем распоряжении, — сказал нам Владимир Матвеевич.

— Пойдёмте ко мне в кабинет, — предложил Коля.

— Чаем угостишь? — прищурился Саушкин.

— Обижаете, Владимир Матвеевич! — откликнулся тот.

— А я, пока вода греется, сбегаю за пирожными к чаю, — сказал я.

— Балуете вы меня, старика, — польщённо улыбнулся Саушкин. — И хотя сладкое в моём возрасте кушать вредно, пожалуй, перед таким соблазном я не устою.

Как и договаривались, я сбегал в ближайшую кондитерскую и купил там несколько пирожных. Стоили они недёшево, но не каждый день пьёшь чай в такой компании!

Вернулся вовремя, как раз к тому моменту, как Панкратов стал разливать ароматный и душистый напиток по обычным гранёным стаканам.

— Коля успел мне сказать, что вас интересует кража у известного нумизмата Евгения Фирша, — сказал Саушкин.

— Всё верно.

— Я не буду расспрашивать вас, почему вас вдруг понадобилось дело трёхлетней давности. Раз вы им интересуетесь, значит, так нужно. В сущности история банальная: квартиру Фирша обчистили в тот день, когда хозяина не было дома. Сработали на самом высоком уровне, дверь аккуратно открыли, а потом точно так же аккуратно закрыли, не прибегая ко взлому, отпечатков и следов пребывания не оставили. Судя по тому, что ничего, кроме коллекции не тронули, а у Фирша хватало и других, ценных вещей, был чей-то конкретный заказ.

— Но ведь людей, которые знали о коллекции Фирша, не так уж и много? — заметил я. — Всё-таки круг нумизматов весьма ограничен. Широкие массы даже не догадываются, какую ценность из себя представляют старинные монеты.

Саушкин кивнул.

— Всё верно. Мы проверили каждого из потенциальных заказчиков, до кого смогли дотянуться. Увы, безрезультатно.

— А кого не смогли проверить?

— Так получилось, что один из них успел выехать заграницу до того, как мы на него вышли. Именно он и стал главным подозреваемым в этом деле. Но… в силу специфики, добраться до него мы не можем. Думаю, коллекция Фирша покинула страну, — горестно заключил Владимир Матвеевич.

— Не вся, — сказал я. — Нам удалось найти её жемчужину — серебряный константиновский рубль.

— Но позвольте, насколько я помню — а память меня по сию пору ещё никогда не подводила, в коллекции господина Фирша не было столь редкой монеты! — По лицу Саушкина чувствовалось, что он очень заинтересовался этим фактом. — Во всяком случае, нам он ничего не рассказывал…

— Об этом секрете он сообщил на смертном одре своему знакомому — профессору Шалашову.

— С Евгением Васильевичем нас связывает давнее знакомство, — улыбнулся Саушкин. — При случае передайте ему от меня поклон.

— Обязательно передам, Владимир Матвеевич, — пообещал я.

— А могу я узнать, если, конечно, не секрет: где и при каких обстоятельствах вы нашли этот рубль?

— Тут как раз нет ничего секретного: рубль был найден во время осмотра жилища пропавшей гражданки Ольги Лавровой.

— Лавровой? — Саушкин так взволновался, что едва не опрокинул свой стакан с чаем.

— Да. Вы её знаете? — внимательно уставился я на него.

Владимир Матвеевич кивнул.

— Да. Одно время она была жиличкой у Фирша, снимала у него комнату. Правда, это было задолго до того, как профессора ограбили. Мои коллеги проверяли её, но ничего подозрительного не нашли. Обычная скромная девушка из хорошей семьи, — последние слова Владимир Матвеевич сказал уже далеко не уверенным тоном.

Я не смог сдержать ухмылку. Оказывается, не так уж проста пропавшая гражданка Лаврова, хотя, что-то в этом духе я стал подозревать с того момента, как нашёл у неё злополучный рубль.

— Выходит, она и поработала наводчицей, — развил мои мысли Панкратов. — Фирша случайно проболтался ей о своей коллекции, она же сделала дубликаты ключей, а дальше…

— Дальше в игру вступил кто-то, кого мы ещё не знаем.

Я замер, вспомнив слова квартирной хозяйки, как к ней пытался проникнуть мужчина в кожанке с рассечённой бровью. Вера Михайловна приняла его за чекиста, но надо отдать должное — внутрь без документов не впустила. Далеко не все граждане отличаются такой бдительностью. Я ещё хотел спросить о нём Райнера, но потом, когда в дом вломился Томин, совсем забыл об этом.

Что, если это и был тот самый вор, сообщник Лавровой? И пусть это всего лишь догадка — всё равно стоило её проверить.

— Владимир Матвеевич, напрягите, пожалуйста, вашу феноменальную память, — попросил я.

— А что такое? — Саушкин отставил чай в сторону и отложил чуть надкусанное пирожное.

— Обычный вор вряд ли станет брать только коллекционные монеты, он польстится и на другие ценности. Значит, наш вор — не просто профи, он ещё и со своим определённым кодексом, — принялся размышлять я. — Знаете таких?

Владимир Матвеевич не без гордости кивнул:

— Ну, конечно, мне доводилось сталкиваться с подобными субъектами. И некоторые, даже в наше трудное время, остались верны своим принципам. Хотя, ещё немного, и они вымрут словно динозавры. У воровского мира меняется понятие о чести, — добавил он горестно.

— Тогда я очень рассчитываю на вас. И заранее приношу извинения — у меня нет описание внешности, только одна особая примета — рассечённая бровь. Понимаю, это могло приключиться с ним год назад, но вдруг… — Я с надеждой посмотрел на задумавшегося Саушкина.

Если не этот живой «компьютер», даже не представляю, как буду искать типа в кожаном. Москва — это Москва, огромный город. Даже если каким-то чудом найду, потеряю уйму драгоценного времени.

Саушкин чуть помолчал и, наконец, откликнулся:

— Исходя из психологического портрета преступника, который вы мне нарисовали, и пресловутой рассечённой брови, кажется, я догадываюсь, о ком речь.