Чтобы разобраться во всех этих вопросах» надо прежде всего знать, что в архаической Одессе вовсе не было уличных указателей: они появились» да и то лишь в центре, только к июню 1825-го, а номера и того позднее, причём не номера домов, а номера кварталов и мест. На Молдаванке указатели вообще установили осенью 1839 года. Сами названия улиц, переулков, площадей и т. д. входили в официальный обиход лишь на рубеже 1820-1830-х, состоявшись (за редким исключением) как «народные топонимы». Поэтому в этом разделе мы остановимся на общих вопросах одесской топонимии, приведем ряд иллюстративных примеров, поясняющих её этимологию, укажем на связанные с этим обстоятельства, включая эволюцию административно-территориального деления города и специфики застройки.
История городских топонимов не может рассматриваться в отрыве от истории застройки Одессы, ибо в абсолютном большинстве случаев прямо из нее проистекает. Незнание или непонимание деталей планового, поквартального разрастания города нередко приводит к ошибочным и даже курьёзным выводам о генезисе и семантике тех или иных названий улиц, переулков, площадей, элементов рельефа и т. п.
Типология одесских топонимов довольно прозрачна, и при этом почти все они относятся к народным, то есть стихийно явившимся в бытовой практике. Основная их функция проста и понятна — помочь ориентироваться в среде нарождающегося полиса, в условиях отсутствия иных чётких ориентиров. Как уже говорилось, юная Одесса административно и территориально разделялась сначала на два форштата, а затем на три части. Последние же, в свою очередь, расчленялись на отдельные нумерованные кварталы и места. Планы города, как видно, из архивных документов, были в большом дефиците, а тиражироваться стали лишь с начала 1830-х. Никаких бедекеров не было и в помине.
Первые генеральные планы периодически уточнялись, порой со сменой нумерации кварталов. Мало того, эта нумерация нередко дублировалась. Скажем, при перепланировке так называемой Арнаутской Слободки (давшей название улицам Большой и Малой Арнаутским) во второй части города и застройке противоположной от неё нечётной стороны Канатной улицы появилось сразу несколько одноимённых кварталов, лежащих на незначительном удалении друг от друга. В результате того, что часть бывшего Греческого форштата, меж Александровским проспектом и Преображенской улицей, отошли к первой части города, то есть бывшему Военному форштату, здесь продублированы кварталы под номерами I, II, III, IV, V, VI. Кроме того, кварталы (торговые отделения) под номерами I, II, III, IV были одновременно на Старом базаре и Александровской площади. Перемена планов приводила даже к полной ликвидации или, напротив, появлению улиц, переулков, площадей. Всё это в сочетании с периодической сплошной перенумерацией на определенных этапах оборачивалось хаосом. Нечего и говорить об окраинах и предместьях, где на первых порах блуждали даже архитекторы, землемеры, уполномоченные муниципальные деятели.
А потому в Одессе, как, впрочем, и в других городах, вся первичная топонимия исключительно функциональна, то есть указывает четкие ориентиры. Таковыми могут быть: приметное казенное или приватное здание (сооружение), храм, погост, район компактного проживания представителей определенного этноса» социальной или религиозной группы, «тематической торговли» или сферы обслуживания, элемент рельефа, водоем (источник), направление дороги, а равно сочетание зданий, сооружений и проч, с элементами рельефа, «урочищами». Обзор первичной одесской топонимии убедительно свидетельствует о том, что все эти «народные названия» функциональны и четко обозначают, рисуют синхронную ситуацию. То есть ретроспективная топонимия — не просто памятник истории и культуры, но ещё исторический первоисточник.
Академические исследования истории одесской топонимии поместил в монографиях «История градостроительства Одессы и функции Одесского строительного комитета» и «Топография Пушкинской Одессы». Интересующиеся имеют возможность обратиться к ним, получить более подробную информацию и ссылки на архивные документы. Здесь же целесообразно ограничиться необременительным для читателя пересказом, не вдаваясь в чересчур запутанные, сложные, громоздкие обстоятельства и детали.
Об этимологии этих названий ходят самые анекдотические слухи. Говорят, что, мол, по Большой Арнаутской селились арнауты большого роста, служившие на флоте, а по Малой — арнауты маленького роста, служившие в пехоте. Это в самом деле курьезное предположение, уже хотя бы потому, что в формирующейся с августа 1795 года Арнаутской слободке долго не было никаких улиц, да и самих арнаутов почти не было. Не говоря уже об отсутствии как таковой процедуры отбора по росту: арнауты, вне зависимости от комплекции, были очень полезными волонтёрами в средиземноморских предприятиях российского военного флота и десантных операциях. Для того, чтобы понимать топографическую и этническую ситуации, надо хотя бы в общих чертах представлять обстоятельства устройства и эволюции этой слободки.
В конце 1795-го «на южном конце вновь возникавшего города построено было 16 казенных каменных «связей» (флигелей), длиною каждая в 6, а шириною в 3 сажени; каждая «связь» состояла из двух домов или помещений с лавками, выстроенными по «азиатскому обычаю», работы производились по подряду именитым гражданином Евтеем Кленовым, с платою ему за каждую «связь» по 700 руб., что за все 16 «связей» выдано из казны 11.200 рублей». По распоряжению де Рибаса эти сооружения передали греческому попечителю Кес-Оглу (Кесоглу) для размещения средиземноморских переселенцев. Последний, однако, помещал здесь не только греков, православных албанцев (арнаутов) и Югославии, но и лиц, прибывавших из разных регионов России и зарубежья. Сохранились чертежи фасадов и планов сказанных домов с лавками, подписанные де Рибасом и де Воланом, и скопированные поручиком Иваном Соколовым. Из этих чертежей становится понятно, о какого рода «связях» идёт речь: это три одинаковых одноэтажных дома прямоугольной формы, вытянутых в линию, и связанных заборами с въездными воротами по фасаду.
К концу следующего года часть «связей» пустовала, не охранялась, а потому подверглась разграблению и пришла в запустение. И поскольку насельникам остальных флигелей предоставлялось право бесплатного проживания лишь на один год (после чего они обязывались подписками вернуть затраченные на строительство суммы в течение пяти лет), то по прошествии этого года они просто-напросто оставляли их, и опять-таки без присмотра. В результате к началу 1798 г. всё это «греческое предместье» пришло в разорение: из 16 «связей» в эксплуатации оставалось только две, а от остальных «уцелели только стены». То есть можно видеть, что если здесь и было несколько семей арнаутов, то рост их уж точно никто не измерял, да и улиц никаких не было.
Итог: в первые годы заселения Одессы это «греческое предместье» не состоялось. По неблагоприятным обстоятельствам, в том числе из-за корректировки плана города, предполагаемая «Арнаутская площадь» оказалась на отшибе. «Связи» пришли в ветхость, позднее были разобраны, а новая волна застройки началась лишь в 1803 году. Название Арнаутская Слободка (Арнаутка), как и, скажем, название Молдаванская Слободка, входит в документальный обиход задним числом. Изначально речь идет просто о казармах для переселенцев, «солдатских казармах», «Солдатской Слободке», а затем о «старых аранутских казармах».
С 1803-го места под застройку отводились здесь не только грекам, но австрийским, итальянским, французским подданным, русским офицерам. Перед и после чумной эпидемии 1812 года сюда по распоряжению Ришелье массово переселяли владельцев самостроя из балок и других мест. В их числе в основном малоимущие — отставные солдаты, солдатки, бедные мещане и еврейские ремесленники. В орбиту Арнаутской слободки попали и канатные заводы. Постепенно на смену незначительным строениям приходят более солидные, в этом районе фиксируется, например, недвижимость таких известных итальянских семейств, как Фраполли, Тозони, Монако, Фаци и др., здесь построился известный французский книготорговец Сорон. Если тут и обитали арнауты, то единичные.
