– Отец Эмеран помогает одним состоятельным людям покупать у других состоятельных людей ценные вещи и составляет для этого особо ценные договоры.

– Перекупщик что ли?

– Посредник. Он очень уважаемый и очень родовитый человек.

– А, ну тогда ясно…

Не знаю, что там ясно Ирфану, а я вот не могу взять толк – Стиану что, известна профессия моего отца? То, что герцог Бланшарский уважаемый и родовитый, это и так понятно, а вот с чего вдруг Стиан взял, что мой отец посредник при продаже чего-то ценного? Это Ирфана он может водить за нос, а я прекрасно поняла, что речь о биржевом брокере, торгующим ценными бумагами. Но откуда Стиан это знает? Я ему об этом никогда не говорила. И в прессе об этом не могли писать. Для любителей светской хроники герцог Бланшарский – это, прежде всего герцог, никому не придёт в голову интересоваться, чем он зарабатывает на жизнь. Люди вообще привыкли думать, что аристократы живут на широкую ногу благодаря несметным богатствам на банковских счетах. Но Стиан о роде деятельности моего отца задумался. И откуда-то получил информацию о его причастности к биржевой торговле. Коллеги из разведки подсказали?

– Слушай, Шанти, а чего ты вообще сюда приплыл? Да ещё с женой. Сидели бы в Фариязе. Ты там, кстати, чем занимаешься?

– В Фариязе? В Фариязе я помогаю родне собирать персики с абрикосами, сушу их, развожу по городам, чтобы продать их.

Ну да, а не в Фариязе он занимается наукой и даже шпионажем, но ведь вопрос был не об этом.

– А здесь-то ты чего забыл? – продолжал допытываться Ирфан. – За фруктами приплыл? Небось, на тромском корабле? Они тут, я слышал, не реже бильбарданских появляются.

– Эмеран хотела посмотреть на необычных зверей и снять их на фотокамеру.

О, значит, это я во всём виновата? Особенно в том, что мы преследовали двух островитян и теперь стоим здесь, рядом с их деревней. Ну-ну…

Ирфан окинул меня подозрительным взглядом и тут же шепнул Стиану:

– Зря ты с северянкой связался. Странные они, в жёны совсем не годятся. Лучше бы дома сидела, персики резала, детей нянчила, а у неё фотокарточки эти на уме. Одним словом, тромка.

– Так я сам немного тромец, – улыбнулся на это Стиан, – и мне всегда было любопытно, что за люди живут на Гамборе. Столько всяких историй рассказывают про этот остров. Говорят, люди здесь простосердечные и чистые душой. Они не знают зависти, потому что у них есть всё, что нужно им для счастливой жизни. Они не воюют, потому что всегда могут добыть себе вдоволь еды. Они живут в гармонии с собой и этим лесом, потому что помнят, что они дети матери-природы.

Ирфан с кислым видом слушал его речи и в итоге заключил:

– А ещё они дикари. Хуже малых детей.

– Что, за двадцать лет ты так и не привык к ним? – поддел его Стиан. – А с первого взгляда так и не отличить, кто ты, старосарпалец или гамборец.

– Да это всё традиции их здешние, – стушевался Ирфан и потупил взор. – Моя-то старая одежда после шторма поистрепалась, а тут никто ткать не умеет, только из листьев и жил плетут всякую срамоту. Уж извини, что в таком виде перед тобой и твоей женой предстал. Но я тут, у этих дикарей, вроде как верховный жрец. Вот, – словно в доказательство своих слов он потряс посохом с оскалившимся черепом вместо набалдашника, – наградили они меня этой палкой, когда я вроде как чудо для них сотворил.

– Ну-ка, расскажи, – заинтересовался Стиан.

– Да что тут рассказывать? Когда лодка моя разбилась о рифы и меня на берег выкинуло, я три дня скитался по пляжу, думал, может, кто проплывать мимо будет, заберёт меня. Ночью я костры жёг, днём строгал из бамбука копья и ловушки на дичь. Хорошо, хоть нож у меня при себе был, очень он мне помог. И вот на четвёртый день приметили меня здешние дикари. Сами на берег не выходили, всё в лесу прятались, шушукались, но носа не показывали. Неделю так на меня ходили смотреть, пока я одного в лесу не изловил. Ну, как изловил? Пошёл ловушки на птиц проверять, а там рядом парнишка сидит, смотрит на меня затравленным взглядом. А мне за эти дни так тоскливо стало всё одному да одному на берегу сидеть, когда даже словом не с кем перекинуться. Позвал я парнишку с собой к костру, думал, ну хоть с кем-то своё отшельничество разделю, а он еле ковыляет – нога у него от болячки нагноилась и вспухла, да видно давно уже. Да и весь он на вид больной был, прям доходяга. А я и думаю, вот не повезло-то, хоть один дикарь со мной познакомиться захотел, и тот скоро помрёт. Ну, ничего, я с ним похлёбкой поделился, накормил, а потом говорю, как ногу лечить будем? Он лопочет что-то, я понять не могу. В общем, дал я ему палку, засунул в рот, чтобы зубами закусил, а сам стал нож прокаливать над огнём. Вскрыл я парнишке нарыв, а потом этим же ножом рану ему намертво прижёг и куском своей рубахи ногу перевязал. В общем, вылечил я парнишку. А он потом в свою деревню убежал, рассказал всем, что заморский демон вместо того, чтобы его, калеку помирающего, съесть и к пращурам отправить, вылечил, да ещё вкусным птичьим мясом кормил. В общем, признали меня здешние дикари искусным лекарем и жрецом, в деревню свою позвали. Так я с тех пор тут и живу, врачую, как умею, чудеса всякие и фокусы придумываю, чтобы этих малых удивлять и власть свою поддерживать. Одним словом, беззаботно живу, сыто. Но есть у меня к тебе, Шанти, одна просьба.

– Хочешь, чтобы мы забрали тебя домой?

В словах Стиана проскользнули нотки тревоги, да и я сама с ужасом представила, что будет, если мы приведёт старосарпальца на судно Рагнара. Вдруг он поймёт, что эти тромцы какие-то неправильные тромцы, не те, что в годы его молодости жили в Старом Сарпале. Тогда у нас могут быть проблемы. Не знаю какие, но они точно будут.

– Да нет, – отмахнулся на наше счастье Ирфан. – Что мне там, в Тахиме нынче делать? Там я был простым рыбаком, одним из многих, а здесь я хоть и среди дикарей, но важный и нужный им человек. К тому же семья у меня тут, жена-дикарка, дети-дикарята и внуки-дикарёныши. Куда я от них денусь? Нет, я не про то хотел сказать. Мне ведь чего нужно? Зайди вместе с женой и собакой в нашу деревню, погостите в моём шалаше хоть денёк. А то дикари эти уже слух пустили, что на озере объявился озёрный бог Синлу со своей зверорыбой. Ну, то есть, ты со своей собакой.

– Да? – весело усмехнулся Стиан, – а почему они нас так называют?

– Так глаза у вас обоих голубые как у рыб. Ясное дело, ты по здешним меркам не человек, а божок с чудо-зверем, оба прямиком из озёрных глубин вынырнули, но рыбью суть свою скрыть не смогли, вот и выдают вас глаза.

– Какие замечательные поверья, – восхитился Стиан.

– Это ещё что. Эти дикари и твою тромскую жену приметили, сразу прозвали её Белой Матерью. Это у них богиня белых облаков, проливательница дождей. Ну, так вот, дикари считают, что озёрной бог Синлу влюбился в Белую Мать, похитил её с неба и утащил на озеро, чтобы насильно женить на себе. Они там тебе, случайно, корзины с подношениями каждый день не таскали?

– Таскали. И большое им за это спасибо.

– Ну вот, значит, они хотели тебя уговорить, чтобы ты отпустил Белую Мать обратно на небо, а то без дождей этим дикарям, видите ли, скучно живётся.

– Да? И что же теперь делать?

– Да ничего. Зайдите оба в деревню, погостите у меня денёк-другой. Я сделаю вид, что вроде как подчинил коварного Синлу своей воле и скоро заставлю его вернуть Белую Мать обратно на небо.

– Понятно, – усмехнулся Стиан, – хочешь авторитет свой поднять в глазах людей.

– Ну, а ты как думал? Я же здесь верховный жрец, я, вроде как, должен быть с богами на короткой ноге. Ну, так что, поможешь мне? Ты не переживай, я дикарям вас в обиду не дам. Одно моё слово, и они к вам даже близко не подойдут. Тем более, вы же боги. Вы главное, деревню покиньте до того, как дожди пойдут. А то дикари заподозрят что-нибудь, ещё решат, что не настоящая Белая Мать с тобой пришла.

Тут он снова бросил на меня взгляд, и я отчётливо поняла, что мы рискуем, соглашаясь войти в деревню под видом богов. Вдруг, дождь над тропическим лесом прольётся через полчаса? Как это вообще можно предвидеть?