— Что было дальше? — спросила я, заставляя Итана продолжать.

Если вскрывать гноящуюся рану, то сразу, чтобы больше ее не тревожить и позволить спокойно зажить.

— А дальше Нили не вышла на связь. Один раз, потом второй. Я был до смерти перепуган, считая, что с ними что-то случилось. К счастью, у меня были нужные знакомства и я смог связаться с другом только для того, чтобы узнать, что с моей семьей все в порядке, а моей жене всего лишь не нужен больной муж. Конечно, потом я связывался с ней, но всего лишь убедился в этом.

Я прикрыла глаза, с трудом сдерживая слезы. Эта история была слишком печальной, слишком страшной, чтобы ее можно было выслушать спокойно.

— И через год я увидел: мой друг показал мне бумаги на развод в одностороннем порядке. Наш закон такое позволяет, вот Нили и воспользовалась. Она… не захотела, — горько сказал Итан. — Моя жена не захотела идти в чужой мир, начинать все с самого нуля, лишаться привычного комфорта. Ты… не думай, что я ее виню. Совсем нет. С милым рай и в шалаше — это детские сказки. Просто… Просто… здесь, конечно, не так хорошо, но ведь совсем не шалаш. Здесь можно было жить хорошо. Но я сам виноват. Знаешь, можешь считать меня отвратительным, но сейчас, если бы я вернулся в прошлое, я бы ни за что не сказал ей, что моя болезнь не излечилась до конца. И плевать, что я бы ей соврал. Если бы она приехала, то я нашел бы способ изменить ее мнение.

Итан замолчал. Его голова была низко опущена, а волосы, упавшие на лицо, не позволяли мне разглядеть его выражение. Но одно я понимала точно — я бы не хотела видеть, как этот сильный мужчина так склоняет голову. Неожиданно Итан резко поднял голову и едко хохотнул:

— Вот такой я никчемный мужчина, за которым не пошла даже та, которая прожила не один год и клялась в любви. Я ее не виню, но обиду подавить не могу, хотя умом понимаю, что она была права, что не обязана была…

— Обязана, — перебила я Итана, потому что больше не могла это слушать: злость кипела, хотелось встретиться с женой Итана и пару раз встряхнуть ее так, чтобы мозги этой глупой женщины встали на место. — Она была должна пойти за тобой. То, что она выбрала материальные блага, что она испугалась трудностей, что она недостаточно доверяла тебе, — не делает никчемным тебя. Это делает никчемной ее.

— Ты… слишком хорошая, — сказал Итан хрипло. — И да, Кай частично знает об этой истории, поэтому он так себя вел. Но если бы он не доверял тебе, то никогда бы ни в чем не признался так легко. Хотя, думаю, ты знаешь характер своего сына лучше всех.

— Я знаю, — сказала я.

Тишина стала почти осязаемой. Я не выдержала первая. От эмоций, от объяснений Итана сердце разрывалось.

— Итан, — тихо позвала я.

— Что? — спросил мужчина.

— Если я тебя сейчас обниму, ты же не подумаешь ничего эдакого? — уточнила я, не удержавшись от грустной улыбки.

— Эдакого — нет, — ответил Итан.

Я пересела рядом с Итаном. Хотела обнять за плечи, но вышло у меня как-то неловко…

— Наклонись-ка, — скомандовала я. — Большой же мальчик, дай нормально тебя обнять.

Итан послушно наклонился, позволяя мне обнять его крепче, и положил голову на мое плечо. Все равно получалось не очень — слишком широкие плечи. Пришлось переместить руку на голову и аккуратно провести по жестким и немного спутанным волосам.

Могла ли я осуждать Итана за то, что он рассказал такое Каю? Могла, но не получалось. Я все понимала: предательство бьет больно, оставляет шрамы, которые даже самые сильные люди не в силах забыть. Сама такая же была. Сама шарахалась от мужчин, ожидая, что они предадут так же, как когда-то мой муж. Никакого морального права осуждать Итана у меня не было.

Более того, все действия мужчины были продиктованы исключительно заботой о моем сыне, а не собственным эгоизмом. И это значило очень и очень много не только для Кая, но и для меня самой.

Мы просидели еще немного, пока окончательно не пришли в себя после таких откровений. Итан окончательно высвободился из моих объятий, встал и сказал:

— Пойдем, а то если Кай встанет и не обнаружит нас…

— То как раз подумает что-то эдакое? — хмыкнула я.

— О да, не могу сказать, что меня это смутит, но вот тебя… Не хочу получить посохом по какому-нибудь чувствительному месту. И, кстати, надо бы тебе все-таки поспать. У нас завтра бурные планы, — подмигнул мне Итан.

— Это еще какие?

— Охота на орков, охота на гоблинов, сбор воды из ручья смерти и многое, многое другое.

— А в честь чего мы так торопимся? — Я нахмурилась — вроде как не планировали ничего такого.

— Как бы тебе сказать… Есть у меня в свете последних событий не очень хорошая информация о приюте, поэтому я бы предпочел, чтобы Кай с ним побыстрее расквитался и находился как можно дальше.

Почему Итан резко поменял мнение о приюте, я не узнала. Увиливать или переводить тему не стал, честно признался, что сейчас у него только предположения. И эти предположения ему не нравятся. А высказывать необоснованное мнение слишком опасно, да и нужно мне это сейчас?

Разумеется, сейчас мне было нужно другое. Поспать. Потому что Итан обещал разбудить меня через четыре часа, чтобы сначала поохотиться на звероподобных порождений тьмы, потом на орков, потом пойти в магистрат и оформить все нужные документы, а также взять вопросы для подготовки к собеседованию. И со всем он как-то хотел управиться за один день, поэтому на сон выделил всего четыре часа. Честное слово, если бы это не касалось Кая, я бы плюнула на все, выставила Итана за дверь и забаррикадировалась, чтобы никто не мешал мне нормально поспать. Я не соня, но недосып отвратительно сказывался на моем характере. Я становилась злой и раздражительной, а мой сын — единственный, кому не перепадало из-за моего ужасного настроения, — называл мою улыбку в такие моменты адской.

Но раз Итан так сказал, доверимся его словам. К тому же, кроме перечисленного выше, Итан сказал, что мне необходимо тренироваться как лекарю. Нет никакой гарантии, что члены комиссии, которые занимаются «выпиской» из приюта, не захотят проверить мою благонадежность как потенциального героя. В этом мире все хоть как-то участвуют в противостоянии тьме, поэтому охотиться на порождений ходят даже самые маленькие дети. И родители должны за ними присматривать. Конечно, никто не умрет, если родители вдруг недосмотрят за своим чадом, но отправка на алтарь перерождения в столь юном возрасте может нанести психологическую травму. И в будущем такой ребенок может и не оправиться.

— Конечно, можно упирать на то, что Каю уже приходилось перерождаться, но иногда там сидят такие… бюрократы. Городской магистрат со всеми его заморочками намного приятнее.

— А они не перебарщивают? — зло спросила я. — Как отвести детей на эту границу и бросить там, где они могут погибнуть, так ничего страшного. А тут проверять будут?

— Вполне возможно, — вздохнул Итан. — Ко мне, например, таких требований не предъявляли, но с другими людьми подобное случалось. Я же говорю — они немного бюрократы. Но иногда это работает хорошо: не все родители добросовестны, понимаешь? Был горе-вояка, который однажды убежал с места сражения, оставив своего сына одного. А тот насмерть перепугался и больше никогда не смог бороться с порождениями.

— Хорошо, я поняла, — согласилась я. — Надеюсь, ты хорошо будешь меня тренировать.

— Не сомневайся. Уже завтра начнем прямо с орков.

Завтра наступило слишком быстро. Итан разбудил меня ровно через четыре часа, как и обещал. Точнее, будить-то меня пришел Кай, которого Итан отправил, но факт оставался фактом — мне пришлось вставать. Желание убить кого-нибудь с утра было поразительно сильным. Будь я в своем обычном мире, то полдня ходила бы злая как черт, сдерживая свои эмоции лишь ради Кая, а здесь же…

А здесь я просто убивала порождений тьмы! Господи, как же это восхитительно! У меня даже аппетит прорезался, хотя с утра я смогла впихнуть в себя только местный чай.