– Это вам после Петербурга кажется, – Илья пошевелил толстыми плечами. – А мы так привыкли и не замечаем…
– Нет… душно… как будто дождь собирается… и никак собраться не может…
– Ну а чего же вы хотите? – Илья отложил в сторону умильную гримасу и сделался таким, каким нравился Софи – умным и ироничным. – Что бы еще могло быть, коли городом и окрестностями нынче фактически управляют две бабы – одна с уже окончившейся женской судьбой, а другая – с как бы и не начавшейся…
– О, Илья! – воскликнула Софи. – Вы, я вижу, вовсе не сторонник женского равноправия?
– Нет, я – не сторонник, – согласился Илья. – Я думаю, что Бог создал мужчину, чтобы он занимался делами, а женщину – чтобы ею можно было любоваться…
– Быт любого здешнего поселка – серьезное испытание для вашего утверждения, – заметила Софи.
– Да, конечно, – согласился Илья. – Люди так и норовят исказить в себе образ и задачи, вложенные в них Богом. Я думаю, в них действует что-то вроде азарта…
– Это интересно, – сказала Софи. – То есть, по-вашему, приисковые и прочие рабочие пьют и бьют своих жен не иначе, как состязаясь с Богом в творческих функциях? Что ж, это во всяком случае оригинально… Особенно по сравнению с экономическими теориями господ марксистов…
– Я читал, Аглая мне давала, – кивнул Илья. – Там есть много здравого, как мне показалось. Но не все.
– Аглая читала сама и давала вам читать работы Маркса? – удивилась Софи.
– Аглая – очень умная и образованная женщина, – с гордостью сказал трактирщик. – К ней даже профессор из Москвы приезжал. Она вам не рассказывала? Это – смешно.
– Нет, расскажите.
История и вправду выглядела забавной. Не имея семьи и иных увлечений, Аглая несколько лет назад начала собирать песни, потешки, скороговорки и сказки местных народов, а также материалы о том, что происходило в Сибири с фольклором переселенцев. Начало коллекции было положено подаренными ей старыми тетрадями Машеньки Гордеевой, которая после замужества и смерти отца прежние увлечения забросила совершенно. Аглая же, обладая умом систематическим и дотошным, собранные материалы не только записывала, но и тщательно классифицировала, привязывала к традиционным сюжетам, известным из мифов и сказок других народов, и постепенно пришла к достаточно интересным выводам, которыми ей захотелось поделиться со специалистами. Подумав и посоветовавшись с отцом и мужем сестры, она написала несколько взаимосвязанных между собой статей, обильных фактическим материалом, и отправила их в Петербург, подписавшись псевдонимом – Родион Аглаин. Статьи напечатали в вестнике Академии наук, в филологическом и этнографическом разделах, с очень хорошими рецензиями. Завязалась полемика, переписка. Некоторое время Аглая от имени «Родиона» переписывалась с тремя петербургскими исследователями-этнографами, написала и опубликовала еще несколько статей. В прошлом году один из столичных ученых проезжал по Транссибирской магистрали из Перми в Омск, нашел на карте Егорьевск и специально сошел с поезда в Тавде, чтобы сделать сюрприз и повидаться с сибирским коллегой, замечательным и тонким исследователем сибирского фольклора Родионом Аглаиным. Ирония ситуации заключалась в том, что пожилой ученый всю жизнь был яростным антисуфражистом и отчаянным противником женского образования. Можно себе представить его чувства, когда после некоторых недоразумений ему все-таки отыскали и представили «Родиона Аглаина»…
– Ну да, пожалуй, вы правы, Илья, – выслушав всю историю и минуту подумав, заявила Софи.
– В чем прав? – удивился Илья.
– В этой дыре не хватает развлечений.
Приняв решение, Софи никогда ничего не откладывала на потом. «Мало ли что может случиться? – рассуждала она. – Например, у меня будет провал в памяти и я все позабуду. Или придет в голову что-то еще. Или вообще расхочется. Или, к примеру, начнется война, революция и стихийное бедствие… И ничего не будет…»
Развлечения для Егорьевска Софи принялась организовывать на следующий день с утра и посвятила подготовительно-организационной работе приблизительно неделю. Единственным, кому удалось улизнуть от усилий Софи и не принять в этом участие, оказался инженер Измайлов, который, прознав про намерения Домогатской, просто переселился на прииски и перебирался с одного на другой, минуя Егорьевск. Все остальные были задействованы.
Софи не любила и не понимала музыки, но наличные музыкальные силы Егорьевска оказались к настоящему моменту таковы, что их просто невозможно было игнорировать. В результате Лисенок давала сольные концерты, Серж-Дмитрий приятным баритоном пел под аккомпанемент собственной жены, а Аглая быстренько собрала хор учеников младших классов училища, который с оглушительным успехом пел перед собравшимися родителями. Трое старших учеников Златовратского исполняли латинские гимны. В разных местах и разным (хотя и частично пересекающимся) составом, репетировали сразу три спектакля. Левонтий Макарович ставил «Антигону» и лелеял в душе надежду уговорить Веру Михайлову сыграть главную роль.
Петропавловский-Коронин с неожиданным в нем артистизмом и пафосом декламировал произведения Одоевцева и Некрасова. По вечерам метеоролог Штольц с «волшебным фонарем» нараспев рассказывал о модной естественнонаучной теории Великого оледенения. К нему собиралась молодежь и почему-то много крестьян-переселенцев, которые, сняв шапки, толпились у входа, глазели на картинки в «волшебном фонаре» и слушали «господские сказки», раскрыв рот. Надя Коронина читала открытые лекции по народной медицине. Они имели неожиданно большой успех среди женщин Мариинского поселка. Все желающие попросту не поместились в помещение конторы, Наде задавали множество вопросов и долго не отпускали. После Софи и Надя решили, что, по-видимому, умственное развитие мариинских работниц было инициировано до того нововведениями Веры Михайловой. Леокардия Власьевна публично рассказывала о гигиене и соблюдении правильного режима, но вопросы ей задавали преимущественно о правилах написания казенных писем и жалоб. В залах «Калифорнии» и «Луизианы» была открыта выставка пейзажей Сони Щукиной. В воскресенье в помещении собрания и во дворе вокруг него был организован благотворительный базар под патронажем Татьяны Потаповой. Кроме всего прочего, там продавались и имели большой успех механические игрушки Стеши Михайловой. Илья Самсонович обеспечивал бесплатный квас и булки для устроителей и покупателей базара. Аглая выставила декоративные поделки своих учеников. Скрывавшаяся на Выселках Фаня попросила Софи представить на базар ее вышитые салфетки. По удивительному совпадению три из пяти Фаниных салфеток приобрел владыка Андрей, который после службы явился благословить базар, как дело, безусловно, богоугодное. Машенька Опалинская, подумав, выставила на продажу бо?льшую часть своей коллекции тростей, оставив себе лишь три – самые удобные. Трости неожиданно быстро раскупили за приличные по егорьевским меркам деньги. Петр Иванович предложил для благотворительной продажи пятерых щенков из последнего помета Пешки-Большой, которые были моментально разобраны самоедскими охотниками. Собаки Гордеева-младшего выходили не слишком казисты статью, но на всю приишимскую тайгу славились умением самостоятельно работать по зверю. Вера Михайлова в приватной беседе сообщила Софи, что она всех этих дворянских штучек с базарами не понимает, но, не желая отставать от прочих, просто пожертвовала на благотворительность некую, весьма значительную сумму.
Вырученные во время базарной торговли средства пошли на покупку одежды и провизии для самых бедных приисковых семей, потерявших кормильца. Составлял списки и разносил благотворительные дары по домам Матвей Печинога, как всегда серьезный и доброжелательный. Его честность и пунктуальность никем не подвергались сомнению так же, как когда-то честность его отца – инженера Матвея Александровича.
Софи казалась всем довольной.
Когда ее бурная деятельность слегка утихла и вошла, так сказать, «в колею», в Егорьевск вернулся инженер Измайлов, и при первой же встрече весьма агрессивно предупредил Софи, что, как она не проси, он не будет организовывать рабочий кружок по изучению социал-демократической литературы, а также заниматься инженерным делом с одаренными егорьевскими подростками. Софи рассмеялась и оставила Андрея Андреевича в покое.
