– Но… как же… Почему же Фаня не сказала мне…

– А как она вам, позвольте, могла об этом сказать? Если отец Андрей сначала держал ее дома взаперти, а потом – отправил в монастырь? Вы хоть раз после пытались с ней встретиться, поговорить, узнать о ее судьбе?

– Но как же я мог… Я, признаюсь вам, когда все это случилось, пил несколько месяцев, как сапожник. Чуть службу не потерял… А потом, как в себя немного пришел… Узнал, что она стала монашкой… Что же я мог? Я… я же и думать не думал, что ребенок…

– Ну, многое могли бы, если б только захотели… Но это ладно. Давайте ко дню сегодняшнему вернемся. Фаня не в силах была больше в монастыре оставаться и сбежала оттуда…

– Где же она?! – раненой птицей вскричал Карп Платонович. Софи взглянула на него с удивлением.

– Уехала. Далеко. Здесь ей жить никак нельзя было. И мальчика с собой забрать она не могла. Он… ну, как бы это сказать… дикий, что ли. Похоже, никто никогда его воспитанием, и уж тем более образованием не занимался. Фаня считала, что он слабоумный. Я к нему теперь присмотрелась, и полагаю, что это не так. Физически Карпуша вполне здоров, и нуждается в каких-то педагогических, что ли, ухищрениях. Его можно, мне кажется, приручить, а после – и развить. Если, разумеется, кто-то за это возьмется… Что скажете, Карп Платонович…

Лицо мужчины прорезала гримаса настолько мучительная, что на одно короткое мгновение Софи даже сделалось его жалко. Нос Загоруева смешно двигался, и черные волоски, торчащие из ноздрей, шевелились от шумного дыхания. На толстой шее урядника багровели красные полосы, оставшиеся от ногтей.

– Я ведь женат, Софья Павловна… Более двадцати лет с женою прожили. Вся эта история… Шила в мешке не утаишь. Пока у нас с нею после всего наладилось… Трое ребятишек у нас… Две дочки и сын… И как же я этого дикого мальчика… Куда? Как?! Никак невозможно!

– Если я вас правильно поняла, вы от своего сына отказываетесь? – Софи поднялась и тоже раздула тонкие ноздри. Рядом с нелепым, изнывающим от нервной чесотки Загоруевым она казалась удивительно породистой.

«И что Фаня в нем нашла?» – удивленно подумала Софи.

– Софья Павловна… Поймите…

– Не трудитесь объяснять! Мне знать надо было. Не могу же я ребенка при живом, здоровом и вменяемом отце… Впрочем, это все уже не ваше дело…

– Что же вы с ним… что же вы с Карпушей теперь делать собираетесь? – тихо и покорно осведомился Загоруев.

– С кашей съем! – отчеканила Софи и вышла.

Карп Платонович, оставшись один, застонал. Потом расстегнул верхние пуговицы мундира и запустил руку за пазуху. Только в кровь разодрав кожу на груди, он слегка успокоился.

– Владыка в трактире! В этом есть что-то такое, знаете, даже юмористическое… – заметила Софи, пытаясь скрыть свое смущение.

Если бы не облачение и не висящий на груди владыческий крест, отец Андрей был бы ни капельки не похож на священника. В нем вовсе не было той округлой одутловатости физиономии и прочих частей, которая почему-то присуща почти всем православным попам. На его удлиненном, с длинной и узкой бородкой лице вполне естественно смотрелись очки и выражение образованного и много думающего человека.

– Что ж, и Христос входил не только в храмы, – усмехнулся священник в ответ на слова Софи. – Стало быть и нам, ничтожным, дозволено…

– Простите, – сказала Софи. – Вы, наверное, привыкли ко всем этим ритуалам, благословение и прочее. Я же не верующая, и потому…

– Поверьте, Софья Павловна, некоторое время я вполне могу обойтись без всяких ритуалов. Господь наш, уверяю вас, тоже легко бы без них обошелся. Ритуалы нужны пастве, чтобы суметь выразить свое душевное движение навстречу к Богу…

– Очень удачно, что мы оба можем сейчас без этого обойтись, – признала Софи. – Тогда могу ли я узнать, что вас ко мне привело? Кстати, Илья ждет за дверью, и велит подать, если вы захотите чего-нибудь отведать… или испить… Тьфу ты! Еще немного и начну от смущения говорить гекзаметром! Короче: отец Андрей, вы есть или пить хотите?

– Отвечаю коротко: спасибо, не хочу! – улыбнулся священник.

Софи поднялась со своего места, приоткрыла дверь и что-то сказала в полутьму коридора. Потом вернулась и села.

Владыка молчал.

– Вы знаете, – от непонимания ситуации Софи попыталась наладить светскую беседу. – Я тут намедни случайно слышала вашу проповедь о любви и браке… И вот, она мне прямо очень понравилась. Хотя вообще-то я совсем не любительница проповедей…

Отец Андрей открыто и хорошо засмеялся. Софи, не удержавшись, вторила ему.

– Я пришел говорить с вами о Карпуше, – отсмеявшись, сказал священник.

Софи выпрямилась струной и насторожилась.

– Откуда вы знаете?

– У священников свои источники информации, – улыбнулся отец Андрей. – Нам многое ведомо… Я знаю и о Фанином побеге, и о том, что мальчик сейчас находится у вас… Он… очень нехорош? Нездоров?

– Сейчас он уже перестал драться и кусаться, когда к нему подходят и приносят еду, – честно сказала Софи. – На той неделе впервые согласился сам вымыться и переодеться. До этого приходилось делать это насильно. Соня, дочка Веры Михайловой, утверждает, что мальчик вполне разумно разговаривает… правда, не с людьми, а с их собакой, с Баньши. С людьми он пока говорить отказывается. Баньши разрешает ему себя трогать, и ложится с ним рядом, а это, по словам Веры, многого стоит. Мне кажется, что ему просто нужно время, чтобы понять, что кругом него – не враги… Но я не понимаю: что вам до него, отец Андрей? Ведь Карпуша – сын Загоруева. Или вы сомневаетесь в этом?

– Нет, к сожалению, не сомневаюсь, – печально качнул головой священник. – Но тем не менее… Я хотел бы забрать мальчика, Софья Павловна…

– Забрать Карпушу?! – изумилась Софи. – Но почему?! Куда?

– Я обеспечу ему хороший уход и, по возможности, умственное развитие. Он не мой сын по крови, но вполне может стать моим духовным сыном. Ведь это ребенок моей жены (А Фаня по-прежнему моя жена, вы ведь знаете, что православная церковь не признает развода священника)… Когда мальчик будет к этому готов, я помещу его в Ишимскую обитель. Он станет послушником и будет…

– Отец Андрей! – Софи встала, прижала руки к груди, и теперь смотрела на священника сверху вниз по физическому положению. Ее собственные ощущения в этот миг были обратными. – Вы – удивительный человек. Я всегда буду радоваться, что встретила и узнала вас… Простите меня, но Карпушу я вам сейчас не отдам. Попробуйте это понять. Он – действительно ребенок Фани. Загоруев не имеет на него никаких прав. А Фаня – она вся здесь, вся – насквозь земная. И если есть хоть один шанс, что Карпуша может как-то образоваться и прижиться в этом мире, надо его использовать. Фанин единственный сын не должен быть монахом. Слишком многое, почти все, отобрала у нее эта ваша Церковь…

– Да, я понимаю вас, – тихо сказал отец Андрей.

– Я клянусь вам! – Софи подняла правую руку. – Я знаю, что церковь запрещает клятвы, но все равно… Если окажется, что Карпуша не может жить в миру, я сама привезу его назад, в Егорьевск, и отдам под ваше и вашего Бога милостивое покровительство. Верьте мне, я никогда не нарушаю своего слова…

– Я верю вам, Софья Павловна, и… спасибо вам за Фаню… Храни вас Бог!

Отец Андрей вышел из комнаты, а Софи буквально упала в кресло и вдруг поймала себя на том, что ей впервые в жизни захотелось поцеловать руку священника и попросить у него благословения… Сердце ее бешено колотилось, но не от испуга, а от возбуждения, как бывает в те немногие разы в жизни, когда человеку доведется соприкоснуться с чем-то, неизмеримо большим его самого…

– Сестра, что ты делаешь?! Почему?! – подобно героям из романов Фенимора Купера, Волчонок отличался крайней невозмутимостью, и редко выглядел растерянным, но сейчас выдался именно этот случай.