– Это все от Веры идет, ты правильно заметил. Она сама, как это ни удивительно, такая. Причем, именно столько, сколько я ее знаю…
– Ну да, не случайно лорд Александер только о ней и говорит… Я думаю, как раз сочетание ее крестьянских ухваток, предприимчивости и этой вот врожденной, получается, аристократичности и сводит его с ума…
– Что?! Что ты сказал?! – Софи откинула волосы с лица и уставилась на Михаила. – Повтори! Лорд Александер, этот лошадиноликий господин с вечной иронической ухмылкой… Ты, кстати, знаешь, что он везде ходит с огромным зонтом, и никогда с ним не расстается, даже если дождя и близко не может быть?
– Ну разумеется, – улыбнулся Туманов. – Лорд Александер – бывалый путешественник. Кроме всего прочего, в ручке этого зонта спрятан стилет и, кажется, еще пузырек с ядом. А когда он входит куда бы то ни было, сразу ищет взглядом подставку для зонтов, которая есть в каждом лондонском общественном или частном месте. Самсон в «Луизиане» в конце концов поставил в сенях старое корабельное ведро, которое непонятно откуда взялось в его хозяйстве. Сэр Александер очень ему радовался. Но иногда пьяненькие мастеровые справляют в это ведро малую нужду…
Софи рассмеялась.
– Но я правильно тебя поняла? Лорд Александер Лири без ума от Веры? У них что, роман?… Но ведь Вера значительно его старше!
– Ему 38 лет. А Вере, насколько я понимаю, сорок четыре… Но кого это когда останавливало? – улыбнулся Туманов.
– Ну да… – вспомнила Софи. – Ты и Саджун…
Не желая видеть печали на ее лице, Туманов решительно и весьма откровенно приласкал ее. Он знал наверняка, что это сразу же направит ее мысли в другую сторону.
– Мишка! Я же тебя просила! – с ласковой досадой воскликнула Софи, тем не менее возвращая ласку мужчине.
Туманов коротко застонал сквозь стиснутые зубы.
– Господи, Сонька, как это глупо, что мы попусту время теряем!
– Ну да, – садясь и подтягивая колени к подбородку, сказала Софи. – Тем более, что его уж и так почти не осталось… Но ведь все сложилось так, как сложилось, Мишка, и мы с тобой теперь уже не можем ничего в этом изменить…
– Добрый день, мистер Сазонофф! Простите, что я нарушаю ваше уединение, но могу ли я с вами сейчас говорить?
– Можете во всяком случае попробовать…
Сазонофф лежал на кровати в своей комнате, рядом, на полу стоял штоф водки и миска с квашенной капустой, от одного вида (не говоря уже о запахе) которой мистера Барнеби бросило в дрожь. Штоф был наполовину пуст.
«Несчастная любовь,» – обречено подумал англичанин и, достав из кармана плоскую фляжку с ежевичной настойкой, сделал изрядный глоток.
– Я близок к отчаянию, – признался он Майклу Сазонофф время спустя.
– А в чем, собственно, дело? – осведомился мистер Сазонофф без всякого видимого интереса. – Охота не удалась?
– С охотой как раз все в порядке. Я сам застрелил огромного кабана и получил огромное удовольствие, – Барнеби сделал еще глоток. Сазонофф тоже потянулся за штофом. – Но вся ситуация в целом… Вы знаете, Майкл, что я служу барону. Мой отец служил его отцу, мой дед его деду и так далее… Вы не родились в Англии, всю жизнь, как я понял, мотаетесь по свету оторванным листом, и вам, возможно, этого не понять, но если барон после этой поездки откажется от моих услуг, это будет катастрофа…
– А почему он откажется? – красноватые, припухшие глазки мистера Сазонофф взглянули на англичанина с проблеском любопытства.
– Мне кажется, что мы уже практически провалили возложенную на нас бароном миссию.
– Ну отчего же? – лениво возразил Сазонофф. – Концессия на Алтае принадлежит нам. Разведка практически закончена. Можно завозить оборудование, нанимать рабочих и начинать разработки. Если все правильно спланировать и отыскать нужных специалистов, то на следующий же сезон уже можно получить пусть небольшую, но прибыль… Что же касается местных дел, то… наверное, следует считать все это очередной пиратской историей о кладах, которые так любят в вашей пиратской империи… сэр?
– Мистер Сазонофф! Майкл! – Барнеби сделал еще один глоток, сложенной щепотью распушил бакенбарды и решился. – Вы догадываетесь ли о том, что барона в первую очередь интересует не разработка сибирских недр, а создание акционерного общества и продажа акций на бирже?
– Ну разумеется, я это знаю, – медленно, врастяжку улыбнулся Сазонофф. – И совершенно на него не в обиде… Что ж, это, как вы, англичане, говорите, – бизнес. Каждый крутится как может. А там уж – кто кого…
Барнеби, в голове которого шумело все сильнее, обескуражено смотрел на практически опустевший штоф. Майкл Сазонофф при том вовсе не выглядел пьяным.
– Майкл! – мистер Барнеби шмыгнул крупным, с красными прожилками на крыльях, носом. – Вы всех нас надули! А лорд Александер, сын герцога Уэстонского, спит с пожилой бывшей рабыней и клопами в одной постели, в которой до него, по слухам, уже побывали местный инженер, беглый каторжник и вонючий самоед, и ест с ней из одной миски тухлую капусту. И говорит – вы только представьте себе, Майкл! – что уже давно не получал от жизни такого удовольствия. А барон, узнав обо всем, просто вышвырнет меня на улицу без всякого сожаления, невзирая на все заслуги нашего рода перед его родом, и…
– Простите, Ивлин! – Сазонофф резко встряхнулся, покачнув кровать, и сразу стало видно, что он тоже не слишком трезв. – Лорд Александер ест – что? Капусту с клопами? И самоедами? Но… позвольте…
Спустя некоторое время Анна-Зайчонок с тревогой спросила у Самсона:
– Дедушка, а чего это англичане-то?… Они ведь между собой прежде и не говорили почти, а теперь давно уж закрылись у того, большого, сначала орали друг на друга, а теперь тихо совсем и вроде стонет кто… А он же себе водки наверх взял. Боязно мне, дедушка… Ты бы глянул…
Самсон, стараясь ступать потише (что при его габаритах, естественно, было никоим образом невозможно), подошел к незапертой двери в комнату Майкла Сазонофф, аккуратно приоткрыл ее и заглянул в образовавшуюся щелочку.
Барнеби и Сазонофф, обнявшись, сидели на кровати и довольно слаженно (голос мистера Барнеби был чуть выше, и он вел мелодию) выводили:
«Не повторьяй мнье имья той, которой памьять мука жизьньи…»
– Все в порядке, – кивнул Самсон внучке. – Поют…
– Марья Ивановна! Чувствительно рад видеть вас в моем скромном заведении! Желаете побеседовать на англицкую тему? – Илья Самсонович осклабился в подобострастной улыбке и каким-то совершенно холопским движением рукавом смахнул со стола не существующую пыль. Черные глазки его при этом остро блеснули.
– Нет! – Машенька ощутила недоброжелательство и раздражение против Ильи, который ей всегда нравился, и который вот-вот с нею второй раз через кузину породнится.
«А кто меня сейчас не раздражает?» – привычно одернула себя Маша.
– Скажите, Илья, Софи… Софья Павловна сейчас у себя?
– Д-да… У вас дело к ней? – Илья чуть поколебался, прежде чем ответить, а Маша разозлилась еще больше: «ее покой охраняет, боится, что побеспокою чем-нибудь! Все, все они… Что она им, в конце-то концов?! Ведь не было же ее… А теперь… Будто бы от меня добра никто не видел! – Машенька, едва не скрипнув зубами от досады, вспомнила, как Измайлов, с его добрыми тревожными глазами большой собаки, ловил падающую Софи, как все они вокруг суетились и кричали, как держал ее на руках и бесстыдно целовал при всем народе этот уродливый, но в чем-то ужасно обаятельный Сазонофф… – Но – почему?»
– Софья Павловна сейчас у себя, отдыхает. Вы к ней подниметесь или я доложу, что вы ее здесь ждете?
– Я пойду к ней, – Машенька ладонью нашарила головку прислоненной к столешнице трости, тяжело поднялась и двинулась к лестнице.
– Мари! Здравствуйте! Проходите, садитесь, где вам удобнее… Вот здесь? С Людой что-то стряслось? Заболела? Скажите! – Софи вскочила и больше не садилась сама, передвигаясь по комнате, как зверь в зверинце, неожиданными рывками.
