С этими словами она поднялась, тяжело опираясь на палку, и отправилась в кабинет заниматься делами, которые в последнее время, надо признаться, изрядно подзапустила…
Уже на тракте Лисенок внезапно соскочила с подводы и нырнула в придорожные кусты. Вышла оттуда, ведя за руку Волчонка. Людочка, не узнав юношу, заплакала от испуга.
– Это правда? – спросил Юрий у Софи и Измайлова, глядя исподлобья.
– Правда, – кивнула женщина.
– Благодарствуйте, – Волчонок склонился с дикой, истинно звериной грацией. – Я отработаю, не думайте, – добавил он.
Елизавета зажмурилась и прижалась щекой к плечу Юрия.
– Я понял, – заметил Измайлов. – Вы решили не брать для Лизы рояль, потому как рассудили, что на первое время брата ей вполне хватит…
Софи молча швырнула в Измайлова кедровой шишкой и попала.
Пока Измайлов потирал ушибленное ухо, Волчонок внимательно смотрел на Соню, которая успокаивала раскапризничавшуюся Людочку.
Взяв с собой корзинку с булками и пирогами, и Надю Коронину в качестве проводника, мистер Сазонофф отправился в лес. Надя с холщовым мешком за спиной, в котором легко угадывалась небольшая лопатка, бодро шла впереди, и с разговорами к Михаилу не приставала. Мистер Сазонофф был ей за это весьма благодарен.
Спустя пару часов, когда не до конца оправившийся Туманов уже запыхался от спорой ходьбы, на краю небольшой поляны Надя показала своему спутнику расщепленную рябину.
– Вот, сюда Хозяин приходит музыку играть, – сказала она. – Потянет за деревяшку, она и скрипит. Ему в удовольствие. Но это медведем надо быть, чтобы сил хватило…
– Ничего, я попробую, – усмехнулся Михаил.
…Пронзительный, режущий уши скрип пронесся над лесом. Для верности Туманов попросил Надю отойти в сторону, приложил руки ко рту и, срывая глотку, проорал пару куплетов похабной песни из репертуара французских портовых грузчиков.
– Если он нынче здесь, так точно заглянет, – уверила мужчину Надя. – А если нет, так не обессудьте… Я тут недалеко буду, корешки в лощине покопаю и папоротниковых семян соберу. Если что, вы меня покричите…
– Ага, спасибо, – сказал Туманов и уселся на полусгнивший пень, пристроив у ног корзину с пирогами.
Хозяин услышал скрип, удивился и даже испугался немного. Кто это мог «играть» на его рябине? Неужели забрел откуда-то молодой медведь, претендующий на кормный участок? Но как же Хозяин его не почуял? Да и когтевых отметин на стволах, которыми пришлые медведи всегда заявляют о себе, нигде не было видно…
Услыхав человеческий голос и узнав его, старый медведь отчасти успокоился: никаких конкурентов на горизонте не было. (Еще ведь и неизвестно, справился ли бы старый мишка с молодым и здоровым зверем, если бы таковой объявился в его владениях!) Определив ситуацию в общих чертах, Хозяин прошел немного в нужном направлении, зашел с наветренной стороны и тщательно принюхался: не пахнет ли кровью?
Пахло вовсе не кровью. Ого! Пахло свежими, со сладкой начинкой булками… Весело подбрасывая толстый зад, Хозяин затрусил к знакомой рябине…
– Ты как, прямо с корзиной возьмешь, или тебе в траву выложить? – спросил Туманов, держа аппетитно пахнущую корзину в вытянутой руке.
Рука слегка дрожала, но не от тяжести, а от страха и уважения. Наяву старый медведь показался еще огромнее, чем помнился в бреду. Широченная башка склонена чуть набок, полукруглые уши шевелятся, стараясь уловить и разобрать человеческие слова.
Корзина Хозяину была в общем-то без надобности, но если предлагают… Можно будет потом поиграть с ней…
Туманов заворожено наблюдал, как, плотно усевшись на обширный зад и вытянув задние лапы с круглыми серыми пятками, мишка передней лапой ловко достает из корзины булки и пироги, и по очереди отправляет их в пасть.
– Ты знаешь, – задумчиво сказал Туманов медведю. – Ты ведь мне жизнь спас. А вот можешь объяснить – зачем ты это сделал?
Хозяин согласно помотал башкой, и тихонько, добродушно рыкнул в ответ, показывая, что несмотря на пироги, готов слушать еще и по мере сил участвовать в разговоре. Он уже давно понял, что этот человек и тот, давний, отпустивший его на волю, – не имеют друг к другу никакого отношения, просто чуть схожи между собой повадками и размерами. Но ни о чем не жалел. Правильно, думал Хозяин, что не дал тем этого съесть. Вот, этот теперь булок принес. И разговаривает…
– Не можешь, – констатировал Туманов. – Да ведь я и сам ни черта в своей жизни разобрать не могу, куда ж тебе – медведю… Я ведь, ты понимаешь, хоть на вид и без памяти был, а слышал все то, что она мне говорила… Лучше б не слыхать никогда… Ты можешь понять?… У тебя жена-то есть где-то? Ну, женщина твоя медвежья? Детишки?
Человек говорил медленно и отчетливо, и Хозяин понял почти все сказанное им. Речь шла о женщине, человеческой самке. Надо думать, о той самой, которая была с ним в зимовье… Ну что ж она ему? По сравнению с самим этим человеком там и взглянуть-то не на что. Такой мог бы и покрупнее себе подобрать… Сам Хозяин с самками встречался изредка, на границах своего участка, и на очень короткое время; с детьми, которые у него, несомненно, за долгую жизнь случались, никогда не видался, и потому человеческих страстей на эту тему не мог понять совершенно… Однако, всегда готов был послушать… Особенно под медовые коржики…
– Теперь ведь как жить? – спросил человек. – Забыть невозможно, и помнить тоже… Лучше снова под пытку, чем… Ты думаешь, она это как сказала? По душе и памяти, или так, для красного словца, полагая, что я вот-вот в ящик сыграю?… Не узнаешь теперь никак… В том-то и дело, тезка, что я всегда… с самого начала мог и хотел именно для нее… именно ей дать… Поверь уж на слово, я действительно мог дать так много всего… Жаль только, что ей все это было совершенно ненужно… Ты можешь понять?
По словам человека выходило, что той тощей лупоглазой человеческой самке чем-то не подошел этот большой и справный по людским меркам самец с его маленькими и умными красными глазками. Когда они вернулись в человечий поселок, она прогнала его, может быть, даже покусала… Но все, что Хозяин недавно видел и понимал, говорило как раз об обратном: он нужен ей, и она очень даже понимает, как ей повезло, что он из всех человечьих самок выбрал именно ее. А может быть, там, в поселке, есть еще один медведь… тьфу! – человек, и этот просто боится с ним схватиться?… Может быть, вообще вся эта кровавая история была – из-за нее? Люди, они же не как медведи, их много, они стадами живут. А ведь вон как стучатся по весне рогами большие пятнистые олени… Гул по всей тайге идет!
В этом месте своих, непривычно сложных для медведя рассуждений Хозяин запутался, помотал башкой, отгоняя комаров и мошку, которая так и норовила набиться в уголки глаз, и закусил пирогом с калиной.
– Ладно тебе, мохнатый, – сказал человек. – Вижу, что сочувствуешь мне, а горю помочь не можешь. Да и как бы ты смог?…
Хозяин шумно и протяжно вздохнул. Пироги и разговор подходили к концу. Человек уйдет. Дни стали совсем короткими. Муравьи в предчувствии холодов прячутся под землю. В малине появился острый винный привкус. А по утрам лапы почти не слушаются. Скоро наступит зима, метель занесет вход в берлогу… Будет ли в жизни старого Хозяина еще одна весна? Кто знает?
Хозяин снова потряс головой и потер лапами изгрызенные мошкой уши. Медведю не стоит думать о таких вещах. Пусть думают люди…
Днями после отъезда Софи и прочих калмычка Хайме привела к Матвею гостившую у нее Анну-Зайчонка. Из всех детей Элайджи Зайчонок получилась самой низкорослой и едва доставала Матвею до плеча.
– Матвей, – робко попросила девушка, усевшись напротив брата и чинно сложив руки на круглых коленках. – Ты ведь теперь станешь взаправду моим братом, ладно? Лисенок с Волчонком от меня уехали, а от тебя – твои сестры… Я… у меня как будто пусто вот здесь стало, – девушка ткнула пальцем в ложбинку между высокими, налитыми грудями. – И сосет так…
