– Да кто вы такая, Софи, чтоб всех судить?!

– Да никто. Я и не сужу вовсе. Просто объясняю. Да вам-то это легче понять – вы и сами к такому склонны. Пока мы с Элен вас не выдернули, сидели в своей келье по шею в карболке и дохли помаленьку…

– Почему же… в карболке? – растерянно спросил Измайлов. Сами обороты речи Софи регулярно сбивали его с толку.

– Для дезинфекции, – пояснила Софи. – Чтоб живое что не завелось. Хоть бы микробы… Вам все неловко, неудобно, как Загоруеву мундир. Терпеть не могу эту интеллигентскую привычку! Чтобы не обострять, вы на что угодно пойдете: будете близки с женщиной, с которой вас связь тяготит, или, наоборот, не ляжете с той, к которой тянет, а то и вовсе в петлю полезете, лишь бы не выяснять и не объяснять напрямик… Да, впрочем, вы и иным можете быть, особенно, когда дело не до вас, а до других касается. Вера мне рассказывала… Да я и сама о том знаю, и за то вас люблю! – Софи потянулась к инженеру и, положив тонкую кисть ему на плечо, поцеловала в заросшую рыжеватой бородой щеку. – Ой! От вас кедровыми шишками пахнет, как от Ильи-трактирщика. Приятно… С духами Элен… гм-м… что ж, по-моему, – сочетается вполне…

– Софи! Я понимаю, что вы ко мне по простому, как к литературному персонажу… – заметил вконец обескураженный Измайлов. – Но есть же какие-то границы! Какое вам, к примеру, дело до того, с кем я близок…

– Границы? – удивилась Софи. – Да я же ничего такого и не сказала, и не спросила даже. Хотя очень даже есть что… И дело мне до того есть, потому что Элен для меня куда ближе всех сестер…

– Софья Павловна, прошу вас… – Измайлов мучительно покраснел при мысли, что Элен вполне могла живописать ближайшей подруге разыгравшуюся между ней и инженером сцену. Иначе откуда бы Софи сказала про то, что он, мол, не ляжет с женщиной, к которой его тянет…

– Да ладно, ладно, не буду! – замахала рукой Софи. – Так, значит, не расскажете мне про Машенькины и Верины планы?

Измайлов решительно помотал головой. Откровенничать с Софи Домогатской о чем бы то ни было казалось ему занятием совершенно самоубийственным.

– Ну и бес с вами! – пожала плечами Софи. – Обойдемся как-нибудь…

Спустя пару дней она взяла в оборот Сержа-Дмитрия, отловив его недалеко от «Калифорнии», у здания почты.

– Дмитрий Михайлович! – окликнула она. – Вы будете со мной говорить. Но где бы нам…

– А что, выбора: говорить или не говорить, у меня нет? – усмехнулся Серж.

С каждым днем он все более узнавал прежнюю Софи, причем даже не егорьевского, а петербургского еще разлива. Упрямая, острая девочка с вишневыми губами и непокорными локонами, похожая на хрустальную подвеску к люстре, жила где-то совсем неглубоко в этой элегантной, напористой и очень живой женщине. Маша говорила, что у нее теперь есть муж и трое детей. Как он с ней живет каждый день? Может быть, просто не обращает внимания? И интересно было бы все-таки узнать: зачем она сюда приехала?

– Конечно, нет! – воскликнула Софи. – Мы ведь с вами старые приятели. Такие старые, что даже говорить о том неприлично. Я придумала: давайте пойдем в «Луизиану». Самсон и Роза будут рады, а нам никто не помешает…

Пожилые трактирщики действительно обрадовались. Софи, словно заранее подготовившись, скороговоркой рассказала неохватной Розе с десяток новостей из своей жизни, петербургских и уже егорьевских сплетен. Пообещала обязательно быть на свадьбе Ильи и Аглаи. Похвалила экзотическую красоту Лисенка и деловые качества Анны, восхитилась Розы с Самсоном неувядающей любовью… Вполне удовлетворенные беседой, трактирщики откатились.

Софи подали чаю и булок, Дмитрию Михайловичу – стопку водки и закуски.

– Ну, Серж, расскажите же мне, что эти англичане… Столько слов, и ничего не понять… Вы ведь их видели, говорили с ними? Что готовится?

– Я полагаю, Софи, что готовится большой «пшик», – спокойно сказал Серж, отпивая из рюмки с водкой так, словно в ней была налита вода.

– Да вы что! – темпераментно восхитилась Софи. – «Пшик»?! Но с чего же вы взяли? У всех здесь, получается, кроме вас, какие-то надежды…

– Софи, вы помните, кто я по изначальному расположению судьбы? До всех этих подмен и переименований?

– Помню. Мошенник, – безжалостно припечатала Софи. – Не самого высокого полета, но – с фортуной, как я понимаю.

– Правильно! – неожиданно обрадовался Серж. – Я – мошенник. Липовый прииск «Золотой лебедь». Акции. Побег в Сибирь с деньгами вкладчиков. Если бы не недоброй памяти Климентий Воропаев и его разбойнички, все могло бы и по иному обернуться…

– Ну да, да, и что же? – ностальгические воспоминания Сержа Дубравина о его мошенническом прошлом Софи ничуть не занимали.

– А то, что если у меня и были к чему-то таланты и чутье, то вот к этому самому… И вот здесь я чую тот же запах… Молодостью моей пахнет, понимаете, Софи?

– Чем пахнет?

– Аферой!

– Ах, вот что! – Софи от возбуждения даже потерла ладошки. – То есть вы, Серж, как единственный здесь, в Егорьевске, живой аферист (Гордеев с Алешей были не вам чета, но они умерли), хоть и отошедший от дел, чувствуете запах… И это значит… Это, быть может, значит, что англичане тоже хотят выпустить какие-то акции, прокрутить их где-то в Лондоне на бирже, продать, а потом… исчезнуть со всеми деньгами? Так?

– Ну, где-то так…

– Но зачем же они тогда сюда-то приехали? Зачем ведут разведку на Алтае? Или делают вид, что ведут?… Но… я все равно не понимаю…

– Вы, Софи, верно заметили, что я, по молодости лет, был мошенником… ну так себе масштабом… Здесь же, как я понял, мы имеем дело с тиграми. В учредителях этого «Алтай-Ишим-золота» или как они еще это общество назовут, будут лорды, бароны и даже член английского парламента. От этого и ставки возрастают, и возможная прибыль. И опасность разоблачения. Дело ведь идет через Кабинет. Стало быть, все совершенно в этом предприятии никак не может быть воздухом. Как раз-таки и должна быть разведка, приезжие англичане, какие-то демонстрационные действия… Судите сами: что им сдался Ишим с его болотами, если они действительно золото добывать хотят? Зачем таскают с собой этого мистера Сазонофф с его откровенно бандитской рожей?

У правительства положение тоже аховое. Инвестиции в промышленность нужны как воздух, так они за все схватятся. Вы, Софи, за делами в Сибири, конечно, не следите… Зачем вам? Я – вынужден, чтобы мозги окончательно не засохли, и не стать, как Петр Иваныч, придатком к бутылке и охотничьему ружью… Известно ль вам, что в этом именно году окончательно разорилось «Восточно-Сибирское общество чугуно-плавильных и железоделательных заводов»? Между тем, имело в аренде едва ли не половину Кузбасса. Обещалось дороги строить и прочее. Осталось два миллиона долгу. В соответствующем вестнике опубликовано письмо барона Фредерикса министру финансов Витте. Суть такова: дать возможность правлению общества найти группу капиталистов – русских или иностранных, способных осуществить заключенные с Кабинетом договора… Софи, вам аналогия понятна?

– Куда уж понятнее! – воскликнула Софи. – Но вы Машеньке-то, Марье Ивановне все это говорили?

– Говорил, – пожал плечами Серж. – Да только что ж с того? Со всяким бывает и с ней случилось: уперлась – теперь или никогда! А нынче и вовсе в раж вошла, Измайлов ваш ее, вроде, поддерживает… Инженер, как же!

В тоне Сержа прозвучало что-то вроде ревности, и Софи засмеялась.

– Измайлов не мой. И поддерживает он… я бы на это и смотреть не стала. То, что он делает, это, скорее, поддакивать называется… «Да, да, вы правы, совершенно!» Что бы ни сказали… Причем поддакивает-то он обеим…

– Да я-то знаю… Но Маше, видать, и того довольно…

– И что ж теперь?

– А то. Весь Егорьевск, как вы сами могли видеть, в ожидании англичан. Даже те, кому уж и вовсе дела нет. Приедут, не приедут? Если приедут, то с кем дело станут иметь: с Михайловой и Полушкиным или с Опалинскими-Гордеевыми? Азарт, понимаете ли, Софи, – великая вещь…