— Эмин, я… — ее глаза наливаются слезами.

— Все мои подарки остаются тебе. Остатки на твоей карте тоже твои, там достаточная сумма, чтобы начать все сначала.

— Ты говорил, что мое место неизменно. Это все из-за нее?!

Морщусь, потому что Инга переходит на истеричный крик. Чего я не переношу.

— Нет, Инга, моя женитьба здесь ни при чем. Тебя не устроило твое место, ты решила расширить границы. Это недопустимо. Собирай вещи. В четыре утра за тобой приедет машина.

Разворачиваюсь, чтобы уйти, но Инга бежит за мной.

— Эмин! — рыдает, захлёбываясь слезами. — Ты не знаешь главного!

Втягиваю воздух, разворачиваясь. После всех выходок и этой истерики я вообще теряю к ней интерес, как к любовнице. Это не то, что я готов терпеть.

— Когда женские слезы становятся системой, они теряют свою ценность. Не унижайся. Все!

— Эмин, — хватает меня за рукав пиджака. — Я беременна! — выкрикивает и отпускает меня, отходя на шаг назад и утирая слезы. Рассматриваю ее внимательно, а потом начинаю смеяться. Мне действительно смешно.

— Мы не в сериале, Инга. Прекрати.

— Я, правда, беременна, вот там справка, — кидается к своей сумочке, роется и, вынимая бумажку, протягивает мне. Изучаю. По бумажке действительно беременна. Но я таких бумажек могу напечатать тысячи. — Я вчера узнала.

— И какой срок? — выгибаю брови, ни грамма ей не веря. Я всегда предохраняюсь. Мне не нужны отпрыски любовниц.

— Там написано.

Всматриваюсь в бумажку. Две недели.

— Как удачно совпало. Ты узнала, что я женюсь, и тут же залетела? От кого, позволь спросить?

— Эмин! — оскорбленно распахивает заплаканные глаза.

Иду на нее, хватаю за плечи и вжимаю в стену.

— Я всегда с тобой предохранялся, Инга.

— Презервативы тоже не дают стопроцентной защиты, они могут порваться.

— Могут, — ухмыляюсь, — но таких совпадений не бывает, Инга. И если выяснится, что ты лжёшь, то я уже не буду столь обходителен с тобой, — тихо, но холодно произношу ей в лицо. — Собирайся, у тебя десять минут. Жду внизу в машине.

— Куда?

— В клинику сдавать кровь. Ты же не думаешь, что я поверю твоим бумажкам?

— Я беременна, Эмин, — выдыхает Инга. — И готова сдать любые анализы.

Не чувствую, что она лжет. Но и радости от перспективы стать отцом не испытываю. Больше раздражение и ярость на Ингу за то, что намеренно залетела. Мне хочется ее придушить за это.

— Собирайся, жду тебя на парковке. Восторгов не будет. Ты наделала себе еще больше проблем.

Глава 13

Алина

— Алина? — доносится да меня голос Екатерины. Отрываюсь от телефона. — Все хорошо? — интересуется женщина, пододвигая ко мне чашку чая. — Да, нормально… — снова утыкаюсь в телефон, в десятый раз прочитывая сообщения от Димы. «Алин, прости. Я влип в неприятности». «Мы можем поговорить?» «Мне, пи*дец, как стремно…» «Просто позвони мне, что бы ты обо мне ни думала». А я не знаю, что думать. Ну чем он мне сейчас поможет? И верю ему и не верю, сердце рвется. — Алин, на свадьбе ты сказала, что не соглашалась… Эм… — пытается деликатно со мной поговорить Екатерина. Не понимаю, что говорить. На свадьбе я высказалась на эмоциях. — Меня выдали замуж родители. По их традициям, это нормально, — опускаю голову, вновь смотря в экран телефона. Как бы оно ни было, мне хочется позвонить Диме. Кому верить, если не ему? — То есть ты замуж не хотела? — Нет. Я даже не знала Эмина до этого. — Даже так… — задумчиво проговаривает Екатерина. — У вас было не так? — Нет, я встретила отца Эмина в институте. Он учился у нас на РУДН. — Вам повезло, — выдыхаю я, отворачиваюсь, рассматривая посетителей ресторанчика на пятом этаже торгового центра. Я никуда не хотела ехать. Екатерина настояла. Она, правда, милая, добрая, улыбчивая, терпеливая и старается мне понравиться. — Мой сын в курсе, что ты не хотела за него замуж? — Да, — киваю. — Все ясно, — с сожалением произносит Екатерина. — Такая ты молоденькая еще, как родители отдали тебя этому циничному волку? Грустно улыбаюсь. Забавно оттого, что мать так отзывается о своем сыне. — Вот так, — развожу руками, не желая вдаваться в подробности. Екатерина ничего не изменит. Не думаю, что Эмин слушается маму. Да и родители меня назад не примут. — И вот, познакомившись с моим сыном, ничего не изменилось? Молчу, кусая губы. Он чужой для меня человек. — Ясно! — не очень довольно кидает Екатерина. — Я понимаю, что это слабое утешение, но давай закажем что-нибудь очень вредное. Десерт. Ты что любишь? — Закажите на свое усмотрение. Можно мне в туалет? — Конечно. Зачем ты спрашиваешь? Поднимаюсь с места, сжимаю в руках телефон и быстро удаляюсь в туалет. Запираюсь в кабинке, включаю воду, словно меня подслушивают, и набираю номер Димы. С каждым новым гудком, сердце ускоряет ритм. — Алин! — произносит он в трубку. — Привет, — мое «привет» звучит глупо, но я не знаю, что еще сказать. — Ты как? — Как замужняя женщина… — снова хочется рыдать, но я держусь. — Бляяя, — сокрушается он. — Уже женщина? — Дим, ты просил позвонить, я позвонила. У меня мало времени. Нет, я не виню его ни в чем. Сложная задача – бороться с планами взрослых мужчин. — Что у тебя случилось? — Зайка, я нашел нам квартиру в маленьком городке. Уже договорился, тебе бы понравилось. Когда ехал назад, на меня напали и отжали все деньги. Я, дурак, обналичил их, чтобы мы с тобой меньше светились… Я в больнице провалялся несколько дней. — Дима как так? Ты же борьбой занимаешься? — всхлипываю я. — Ты не веришь мне? — Я уже никому не верю, даже себе… — Включи видеосвязь! — требует он. Нажимаю на значок камеры, отдаляя от себя телефон. — Вот как-то так, — произносит Дима, демонстрируя свое лицо. Рассматриваю. Ссадина на скуле, синяк под глазом, губы немного припухшие. — Против толпы не попрешь. — О боже! Больно? — Да это ерунда. Я тебя подвел. И деньги… — с сожалением произносит он, закрывая глаза. — А главное – ты замужем… Не прощу себя, это невозможно пережить. Зайка, я так соскучился, просто капец… Тоже закрываю глаза. Хочется покричать от отчаяния. — Он не трогал меня, пока… — всхлипываю, выключая камеру и поднося телефон к уху. — Не трогал? — Нет… Но… — Алин мы можем встретиться? Хотя бы на десять минут. — Когда? — Когда угодно. Я готов хоть сейчас прилететь к тебе, зайка. Только скажи куда. — Не знаю, я попробую. Я в торговом центре на Славянской. — Понял, буду через десять минут. — Стой! Я не обещаю… — Все равно. Я буду рядом и подойду, когда ты разрешишь. — Хорошо. Я напишу, — скидываю звонок. Мочу руки в холодной воде, протираю полыхающее лицо и выхожу из кабинки. Екатерина заказала нам эклеры, политые молочным шоколадом и посыпанные ягодами. — Я поговорю с Эмином. — Какой в этом смысл? — ковыряю вилкой в пирожном, съедая малину. — Вот и я хочу понять, почему мой сын так поступил, — категорично заявляет она. Пожимаю плечами. — Вы не могли бы оставить меня одну? Хочу прогуляться по центру в одиночестве. Домой вернусь с водителем. — Алин, я тебе не враг. Еще раз повторю, я на твоей стороне. — Понимаю, спасибо, но, если можно, я хотела бы прогуляется по магазинам одна. Выдохнуть. — Ладно, — соглашается Екатерина. — Эмин просил провести с тобой целый день. Но мы ему ничего не скажем, — подмигивает мне. — Спасибо.

Как только мама Эмина скрывается из поля моей видимости, пишу сообщение Диме, что жду его в ресторанчике на пятом этаже. Пока ожидаю Диму, грызу ногти от волнения и постоянно оглядываюсь. Не отпускает ощущение, что я совершаю что-то постыдное, запретное и за мной следят. Боже, во что превратилась моя жизнь? Еще месяц назад я переживала об учебе и вздыхала по Димке. Самыми главными моими проблемами были тройка по экономике и какую юбку надеть, чтобы не казаться монашкой, но и не разозлить при этом отца.

Вздрагивая, подскакиваю на месте, когда ощущаю, как на мое плечо ложится рука. — Зайка, ты чего? Это я, — Димка обнимает меня со спины, целуя в макушку. Накрывает теплотой и очередной надеждой, что я не одна. — Привет, — шепчет он мне на ухо. — Дима, — веду плечами. — Давай пересядем подальше, — указываю ему глазами на отдельный столик, отгороженный ширмами. Дима берет меня за руку и ведет за ширму. Садимся друг напротив друга. Он снимает черные очки, и я закрываю рот рукой. Вживую его травмы выглядят еще страшнее. — Ну что ты, зайка. Это все заживет, — усмехается он. Киваю ему. — У нас мало времени. — Понимаю. Как я могу все исправить? Долго ты продержишься? — Не знаю, — мотаю головой. — Лин, квартира пока свободна, нужно только внести деньги. Там так тихо и спокойно, нас никто не найдет. Вот, — протягивает мне телефон, показывая фото дома, двора, маленькой, но уютной квартиры-студии. — Документы хозяева не просят. Имена придумаем другие, — торопливо объясняет он мне. — Нужно ехать туда на машине, так нигде не засветимся. А там… Как-нибудь разберёмся, руки ноги есть. Только… — потирает лицо руками. — Я не знаю, сколько времени уйдет, пока я найду деньги. Машину нужно взять старенькую. Но она тоже стоит денег. Ты готова меня ждать, зай? — берет меня за руку, поглаживая пальцы, и внутри все обрывается. Я уже представляю нас в этом городе, в этой квартире. Где есть только мы и никого больше. — У меня есть карта. Там много денег. Но я не могу сразу перевести крупную сумму. Если только постепенно, частями. — Алина, ты понимаешь, как это бьет по моему самолюбию? Не могу еще взять с тебя деньги. Это пипец как стремно, — сокрушается он. — Да какая разница?! Деньги все равно не мои. Мне их не жалко. — Лина, — тянет меня за руку к себе, целует пальцы. И мне впервые так тепло за последние дни. — Ты только не отдавай ему себя. Держись. Киваю, сглатывая ком. — И переводить ничего не нужно. Снимай частями. Так неподозрительно. Снова киваю, улыбаясь. Во мне снова загорается надежда, и хочется жить, мечтая о будущем. — Времени мало, посиди здесь, я прямо сейчас сниму немного. Я же в магазине, скажу, что что-то купила. Быстро убегаю к банкомату. Руки трясутся от волнения и трепета. У нас все получится. Обязательно. Возвращаюсь, передаю Димке деньги, и он быстро их прячет в карман. — Ты не звони мне. Пиши, я буду отвечать. На днях в университет вернусь, еще денег принесу, — целую его в щеку, отстраняюсь, но он хватает меня за руку и тянет на себя, врезаясь в губы. — Нет, — отталкиваю парня. Нет, я мечтаю о его поцелуях, но сейчас почему-то не могу. Мы все равно на людях. — Сбежим, и ты больше меня не оттолкнёшь, — смеется он и отпускает.