Ужинаю с матерью. Давно ей обещал этот ужин, но дела с Алимовым и слияние наших компаний отнимают все время. Сегодня поставил все на паузу. Нужно подумать. Алимов не так прост. Отдавая мне дочь, он надеялся на очень большой калым, но я просто так никому ничего не даю.

— Мам, я не ребенок и сам строю свою жизнь, как считаю нужным, — мягко поясняю ей, когда она пытается на меня повлиять. Мы в ее любимом итальянском ресторане.

— Правильно, ты давно взрослый, состоявшийся мужчина, и я горжусь тобой. Но разве мужчина возьмёт в жены девочку против воли? — строго спрашивает она. Улыбаюсь, вспоминая детство, таким тоном она отчитывала меня за плохое поведение. — И не надо мне тут улыбаться своей ослепительной улыбкой, — отмахивается.

— Мама, я все сделал по традициям. Отец отдал мне Алину, благословил наш брак. Девочка достойная, чистая, воспитанная – все, как ты хотела. В чем претензия?

— Ты так меня и не услышал. Когда ты успел настолько ожесточиться и зачерстветь? Я хотела, чтобы тебя любили. А девочка тебя не любит, и ты ее тоже.

— Мама, — качаю головой, отодвигая от себя тарелку. — Ну какая любовь? Меня не нужно любить, мне достаточно, чтобы меня уважали, и я тоже не обижу Алину. Крепкая семья складывается при других обстоятельствах.

— Согласна, в семье много составляющих и работы, но все должно начинаться с крепкого фундамента, то есть любви, остальное нарастает само собой. А без любви ты делаешь девочку несчастной и себя впоследствии тоже. Без фундамента дом не выдержит. В конце концов, рухнет.

— В твоих словах, определенно, есть здравое зерно, я подумаю, — киваю, соглашаясь, только чтобы ее успокоить. Любовь – это не фундамент. Основа – это уважение и доверие. Мое доверие сегодня пошатнулось, а у Алины его и вовсе не было. Но это не ее вина, и только поэтому сейчас я ее не ломаю и не уничтожаю за предательство.

Пока везу маму домой, мой телефон разрывает от звонков Инги. Не реагирую. Эта женщина никогда не получала права мной манипулировать, и ее беременность – не исключение. У Инги есть все для благополучного вынашивания ребенка. Хорошая клиника, профессиональные врачи, диетологи, тренеры, питание и комфортные условия проживания. Я для этого ей не нужен. Даже если ребенок мой (на что я надеюсь, иначе придушу шалаву), вопреки плану Инги это не привязывает меня к ней и не дает никаких прав. Ни одного мужчину не удержали дети.

Ни одного!

Если он не принимает женщину. У моего ребенка будет все, у его матери тоже, но у них никогда не будет меня. Любовь к ребёнку у мужчин зарождается через любовь к женщине. Цинично? Да? Вот такая жестокая психология.

Прощаюсь с матерью, целую ее в щеку. Еду домой к жене. Хочется посмотреть ей в глаза. Да, я натыкал ее носом в грязь, по-другому иллюзии не разбиваются. Надеюсь, она уже проанализировала и сделала выводы, иначе нас ждет очень тяжёлая притирка. Я не тиран, если женщина принимает мою волю и начинает мыслить здраво, подстраиваясь под предлагаемые обстоятельства. Ломать буду медленно и не слишком болезненно.

Нервно сигналю на повороте нерасторопному водителю. Но раздражает меня не это, а то, что Инга продолжает атаковать мой телефон. Отвечаю, чтобы поставить ее на место.

— Да!

— Мы в ответе за тех, кого приручили, — драматично цитирует мне Экзюпери. — Мне так плохо. Очень плохо… — рыдает в трубку.

— Я вызову скорую, — холодно отзываюсь я. Ну не трогает меня, мать ее! Я приручил, да, подстроил под себя, но никогда ничего ей не обещал. Ее иллюзии – ее проблемы.

— Скорая не поможет. Душа разрывается, я хочу тебя видеть.

— Ты так и не усвоила, что поводок на меня не надеть и дёргать за него не получится. Выпей успокоительное и подумай о ребенке. Ты тоже в ответе за него. Ты решила, что он должен появиться вопреки всему – отвечай за это, — стараюсь говорить ровно, не срываясь на эмоции.

— Если ты сейчас не приедешь – я что-нибудь сделаю с собой и ребенка не будет.

Смеюсь.

Браво, Инга!

Она вышла на новый уровень. От манипуляции к шантажу. Низко.

— Десять минут, — сообщаю ей, скидывая звонок. Нет, я не повелся. Я еду разрушить ее очередную иллюзию, раз и навсегда это пресечь.

— Хорошо, я смирилась с твоим браком, с твоей женой, будь она неладна! — истерит Инга. — Я прошу твоего внимания ко мне и нашему ребенку. Я не могу так жить, когда ты делаешь вид, что меня не существует, — снова рыдает, но ее слезы давно для меня обесценились, их слишком много. Инга падает на диван, закрывая лицо руками. На ней длинный бежевый халат в стиле «Голливуд». Прекрасная актриса. Долго готовилась к этой сцене?

— Да, Инга, ты прекрасно все понимаешь. Тебя не существует в моей жизни. Есть только ребенок, и, если он мой, я его принимаю. Прекрати пытаться мной управлять!

Прохожусь по комнате, отодвигая зеркальную дверцу бара в стенке, наливаю себе коньяка. Чертовски долгий день. Слишком много раздражающих факторов.

Устал.

Близок к точке кипения.

Если не выплесну все, что накопилось, – будет взрыв и выживут не все.

— Нет, это так не работает! — Инга вскидывает голову, смотря на меня с ненавистью. Ее раздражает моя непреклонность.

Ну извини, никогда не падал в ноги женщине и сейчас не собираюсь.

Выросла девочка, ожесточилась, но умнее, к сожалению, не стала.

— Если ты не принимаешь меня, ребенка тоже не будет. Я избавлюсь от него! — заявляет она.

Медленно подхожу к креслу, сажусь, делаю пару глотков коньяка, ловя ее взгляд.

Мне просто интересно, на что она рассчитывает?

Какие умозаключения творятся в ее голове?

Что я должен сейчас сделать?

— Тебя записать на прерывание беременности? Срок маленький, думаю, проблем не возникнет, — вынимаю телефон, открываю записную книжку в поисках номера врача.

— То есть ты готов убить своего ребёнка?! — в голосе паника и недоумение.

— Если его не хочет мать, то лучше ему не появляться на этот свет. На какое время тебя записывать? — вскидываю бровь, поднося телефон к уху. Да, я безжалостен. Никакого милосердия не будет. Инга должна это усвоить и уже прекратить спектакль, если не готова доигрывать до конца.

— Ни на какое! Прекрати! — снова падает на диван, утыкаясь лицом в подушки, начиная рыдать.

Сбрасываю звонок, пряча телефон в кармане. Допиваю коньяк, поднимаясь с места.

— Если ты решила дать жизнь этому ребенку, то возьми себя в руки. Прекрати истерить и выноси его здоровым. Все условия для этого я создал. Хочешь, могу тебя отправить отдохнуть, с разрешения врачей.

— Хочу! — всхлипывает. — Маму можно взять?

— Можно.

— И пополни мою карту, — просит она.

Усмехаюсь.

У всего есть своя цена.

— С этого и надо было начинать.

Вынимаю телефон, переводя ей деньги.

— Направление и путевки выберешь завтра сама, счет пошлёшь мне.

Алина

Мой муж проходит в комнату и, кидая на меня мимолетный взгляд, молча уходит в ванную. Спрыгиваю с подоконника, закрываю окно, снимаю с себя кофту и расправляю нашу кровать. Мне уже не страшно, он все равно возьмет, что хочет. Моя участь – быть его женой, нет смысла сопротивляться. Я смирилась. Там, за границей этого брака, меня никто не ждет. Не все браки свершаются по большой любви. Любовь в наше время – непозволительная роскошь.

С чего я взяла, что я ее достойна?

Мне уже не страшно, не больно, не обидно.

Слез нет, я все выплакала.

Нужно принимать реальность с широко открытыми глазами.

Сажусь на край кровати и жду мужа. Я готова ко всему. У меня нет другого выхода. Иначе можно утонуть, жалея себя.

Эмин выходит минут через пятнадцать. С голым торсом, мокрыми волосами и полотенцем на бедрах. Сглатываю, прикрывая глаза. Бежать некуда и незачем. Нужно принимать мужа.